Спустя неделю я решил сказать ей правду; хочу видеть ее.

Я отправился к ее студии и засунул под дворник ее машины розу с запиской; «Я — идиот. Скучаю по тебе». И спрятался неподалеку — хотел посмотреть, как она отреагирует. Я волновался как мальчишка.

Когда увидел, что она идет, сердце заколотилось еще сильнее. Я не видел ее неделю, и она показалась мне намного красивее, чем помнилась.

Сильвия прочитала записку и улыбнулась.

Мне было достаточно. Я ушел довольный, переполненный радостью, и как только сел в трамвай, зазвонил телефон.

— Я тоже скучаю по тебе, — сказала она.

От эйфории сердце мое было готово выскочить из груди, я был счастлив как никогда в жизни, счастливее даже, чем когда мы бывали с ней вместе.

— Ты в офисе? — спросила она.

— В трамвае, возвращаюсь домой.

Двери вагона открылись, и я вышел, чтобы лучше слышать.

— Увидимся? — спросил я.

— Да.

— Когда? Завтра? — Я с нетерпением ждал ответа.

— Завтра смогу только вечером.

Значит, и она хотела меня видеть.

— Прекрасно.

— Ты свободен сейчас? — спросила она.

— Да, гуляю.

— Поболтаешь со мной, пока еду в машине?

Она была сама нежность, даже голос звучал иначе. Не стало ершистости, наверное, она кое-что поняла и изменилась.

Мы попрощались перед тем, как я вошел в лифт. Взглянув на себя в зеркало, я увидел влюбленного человека.

Дома я включил музыку на всю катушку, пел и пританцовывал, такое было у меня чудесное настроение, я чувствовал, что меня переполняют какие-то новые силы. В эту минуту я готов был обнять весь мир. И хотя рабочий день уже закончился, мне захотелось увидеть Луку, и я позвонил ему:

— Не выпить ли нам пивка сегодня вечером? Мариза отпустит?

— Сегодня весь вечер провожу с Оскаром, с нами сотрудник фирмы «Адзолини», ответственный за связи с общественностью. Нужно начинать рекламную кампанию будущего года. Давай присоединяйся к нам, помоги.

Адзолини — крупный производитель колбасы из Венето, который торгует своей продукцией по всему миру. Он хотел по-новому подать свой фирменный продукт — «каччаторино».

В любом другом случае я, ни минуты не колеблясь, ответил бы «нет», но в этот вечер я поступил по-другому:

— Хорошо, вы где?

Помолчав, Лука спросил:

— Ты серьезно? Что-то случилось?

— В кои-то веки следую твоему совету, — усмехнулся я.

— Ты меня осчастливил.

— Лучше скажи, ты уверен, что я тоже могу отправиться с вами?

— Не валяй дурака, Оскар знает, что, когда ты в форме, ты непобедим.

Он дал мне адрес. Ресторан вблизи пинакотеки «Брера»^[13], куда шеф возил важных клиентов. Там готовили рис с потрясающим соусом.

Когда я вошел, все уже сидели за столом. Оскар уже знал, что я тоже приду. Я нервничал, пообещав себе, что буду смеяться его шуткам и не поддамся ни на какую провокацию. Счастье от сознания, что вновь увижу Сильвию, делало меня неуязвимым, подобно супергерою.

Когда я подошел к столу, Оскар поднялся.

— Вот один из наших мастеров экстра-класса. — И похлопал меня по плечу. Он не иронизировал, и я онемел, неужели он в самом деле так думает?

Представитель фирмы «Адзолини» был из Вероны, как и мой отец. Оскар уже создал на встрече неформальную обстановку, не без указаний, которые дал официанту: наполнять каждый бокал, как только увидит его пустым.

Не знаю, из-за вина ли или из-за Сильвии, я принялся рассказывать старые анекдоты, которые слышал в Венето от отца.

К концу вечера ответственный за связи с общественностью попросил меня называть его просто Альдо, я покорил его.

Я заметил, как посмотрел на меня Оскар, он явно гордился мной. И это неожиданно тоже сделало меня счастливым. И хотя мое уважение к нему со временем поубавилось, теперь его одобрение весьма порадовало. Я обнаружил, что его отношение еще много значит для меня.

Я чувствовал, что мы с ним стоим на одном берегу, играем в одной команде и объединились против других.

Иногда бывает, что находишь согласие с человеком, который годами казался тебе враждебным, и когда такое случается, испытываешь особенно сильное удовлетворение, потому что после долгого разрыва вы снова близки.

После ужина я повез Луку домой.

— Взгляни-ка, — предложил он, когда я вел машину. Во время ужина он тайком сделал снимок: Оскар похлопывает меня по плечу, и я улыбаюсь ему. — Если покажу это в офисе, решат, что это фотомонтаж.

— Почему?

— Ты никогда не замечал, что люди стараются уйти из комнаты, когда вы оба там? Все разбегаются.

Я и не знал, что наши напряженные отношения стали достоянием публики. Наверное, Лука прав, это я всегда нападал первым, ну а Оскар, естественно, тоже не отмалчивался.

— Знаешь, в чем все дело? В том, что вы совершенно одинаковы, — сказал Лука, выходя из машины.

Когда я проснулся утром, впечатление от встречи с Оскаром стерлось. Он снова стал шефом, который только мешает жить и никого не пропускает вперед.

Я не сомневался, что, когда приду в офис, все будет по-прежнему и мы продолжим бодаться.

— Габо.

Я поднял взгляд от письменного стола. Оскар заглянул в мой кабинет.

— Ты понравился сотруднику Адзолини. Поедешь со мной на презентацию в Верону. Подготовься и выдай убедительную идею. На кону у нас немалая доля будущего годового бюджета.

Я посмотрел на него и, наверное, походил в этот момент лицом на сову в лунную ночь.

— Я совершенно серьезно. И оставь в покое животных.

— Откуда ты знаешь про животных?

— Я все знаю. — И ушел.

Иногда в жизни случаются приятные ошибки.

ПЯТНАДЦАТЬ

Мы не впервые встречались по вечерам, и обычно я не готовил никакой еды. На этот раз мне захотелось чем-нибудь ее угостить, но ничего сложного: салат, овощи, запеченные со сладким картофелем, и рыба в фольге.

Пока мыл салат, задумался о своей роли в ее жизни. Ясно же, что я — любовник, даже если ей и не нравилось так меня называть. Она говорила, что я — это я.

Сильвия обладала способностью зацепить меня, увлечь за собой, настроить на все, что имело к ней отношение. Мне нравился тот человек, каким я стал, человек, какого она увидела во мне.

Когда она вошла, мы поцеловались, и в нашем объятии ощущалась какая-то сила. Я чувствовал, как колотится мое сердце.

Когда же она увидела накрытый стол, то расплылась в счастливой улыбке.

— Знала бы, принесла бы что-нибудь, хоть бутылку вина.

— Держи, — предложил я, протягивая ей наполненный бокал. — Тебе скоро надо вернуться домой?

— Нет, я ушла с Даниелой. У нас есть время.

Мы сели, и между нами возникла какая-то новая, почти формальная вежливость.

— Я рад, что ты пришла.

— Я тоже.

Я потянулся к ней бокалом, чтобы чокнуться.

— Есть и сладкое. Ореховый торт, гигантская версия нашего печенья.

Она рассмеялась. От ее смеха на душе у меня сделалось тепло.

Мы откровенно беседовали и нередко надолго умолкали, как случалось и прежде.

Она вспоминала, что в детстве ее мать целыми днями курила и, словно одержимая, начищала в доме все что только можно. Девочкой Сильвия всегда ужинала в одиночестве, отец из-за работы вечно находился в отъезде, и мать, подав ей еду, тотчас принималась за уборку. Сильвия видела, как та без конца что-то моет, вытирает, чистит, скребет, словно хочет навести порядок в своей жизни, покончить с несправедливостью, из-за которой вынуждена оставаться дома одна с дочерью. Сильвия же, сидя за столом, ожидала заботливого слова, ласкового жеста.

— Однажды я нашла ее без сознания на полу в ванной. Думала, что она умерла, — рассказала Сильвия.

— Сколько тебе было тогда лет?

— Тринадцать. Я не знала, кого звать, отец был где-то на Ближнем Востоке. Я постучала к соседям, потом приехала скорая. Помню все так, словно это было вчера.

Она выглядела беззащитной и казалась девочкой из своего детства.