— Не хочу, чтобы всякий раз наша встреча непременно завершалась близостью. — И с улыбкой добавила: — Мне нравится знать, что ты хочешь меня, но не можешь иметь.

Она была не похожа на себя, никогда раньше я не видел ее такой самоуверенной.

Когда она вернулась, я спросил:

— Когда увидимся?

— Завтра. На следующей неделе постоянно буду занята, а потом на несколько дней уеду.

— Уедешь на несколько дней?

— Скоро Рождество, если ты этого не заметил. — И она кивнула на большую нарядную елку у входа в книжный магазин.

— Еще один повод ненавидеть этот праздник. С тех пор как умерли мои родители, Рождество всегда напоминало об этом семейном празднике, проводимом вместе, — обед, приготовленный матерью, игра в лото…

В последние годы я навещал в этот день мою тетушку в Лигурии, но все время только и делал, что посматривал на часы: так хотелось поскорее сесть в машину и вернуться домой.

Теперь, если Сильвия уедет, я почувствую себя совсем одиноким. Стану представлять, как ее сын распаковывает подарки, накрытый стол, гирлянды в рождественских яслях.

Я попытался отогнать напавшую на меня хандру. Рождество минует, как и всегда, надо только не слишком задумываться о нем.

ОДИННАДЦАТЬ

В субботу накануне Рождества я ждал ее у себя дома. Она сказала, что придет рано, до десяти утра, а потом отправится за покупками.

Она вошла, сняла пальто, шарф. Нос и щеки у нее раскраснелись от мороза, а руки заледенели. День был очень холодным.

Я взял ее руки в свои и согрел их.

— Забирайся под одеяло, ты же совсем замерзла.

— Сейчас, подожди меня там.

Я уже лежал в постели, когда она появилась в дверях.

— Нравится? — спросила она. На ней были черный лифчик и такого же цвета полупрозрачные трусики. — Я купила их для тебя.

Я удивился.

Она двигалась как-то очень забавно, и я заметил ее смущение. Похоже, ей потребовалось немало смелости, чтобы позволить себе такое. Я с удовольствием смотрел на это представление.

— Иди сюда.

Она подошла и опустилась на край кровати с лицом, светящимся от счастья. Мой поцелуй длился бесконечно.

Наконец оторвавшись от ее губ, я заметил, что щеки у нее пылают, словно от стыда. Я снова поцеловал ее, рукой лаская ноги, они были еще холодные.

— Иди ко мне, тут согреешься.

Она забралась под одеяло прямо в белье.

— Сними все это, хочу почувствовать тебя целиком.

Сильвия и так была очаровательна, а обнаженная просто неотразима. О некоторых женщинах судят по их одежде, о ней надо было судить по ее наготе.

Я крепко обнимал Сильвию, пока не согрел как следует. Уткнулся в шею, от нее исходил какой-то прямо-таки колдовской аромат. Я уже готов был заняться любовью, хотел было спуститься к ее ногам, чтобы зацеловать ее всю, но она оказалась проворнее.

Она осыпала поцелуями мои грудь, живот, бедра и спустя несколько секунд взяла мой набухший член в рот. Я пришел в такое сильное возбуждение, что едва не кончил сразу же.

Она села на меня, и мы занялись любовью.

Мы впервые делали это утром. Все было необычно: дневной свет из окна, какие-то шумы в доме.

Когда закончили, повернулись лицом друг к другу и долго лежали так, не двигаясь. Я не выпускал ее руку.

— Я разбудила тебя сегодня утром?

— Вчера я поздно лег, потому что провел вечер с друзьями. И получил подтверждение, что старею. Когда заказал воду, официант спросил, какой температуры — комнатной?

— А как это понимать?

— Это значит, в его глазах я выглядел стариком. Он никогда прежде не спрашивал об этом, только вчера.

Она рассмеялась:

— Кто придумал такую глупость! Ну хорошо, а у женщин каков признак старения?

— Смотрю на руки или шею. Но это не всегда бывает верно.

— Если хочешь узнать возраст женщины, нужно смотреть на ее колени.

— Почему?

— Не знаю, так сказала Даниела.

Потом с улыбкой на губах она закрыла глаза.

Я почувствовал, как ее рука, которую я держал, постепенно ослабела, и она уснула.

Мне захотелось откинуть одеяло и посмотреть на ее колени, но я не стал этого делать, решив не будить ее.

Сильвия обладала способностью бывать очень разной. Даже теперь, когда я смотрел на нее спящую, она выглядела усталым ребенком.

Мне хотелось, чтобы она провела у меня весь день. Я представлял, как мы вместе позавтракаем, посмотрим какой-нибудь рождественский фильм с множеством лабрадоров, счастливых детишек и нарядных елок.

Я подумал, что мог бы испечь шоколадный пудинг с «Амаретто», какой моя мама всегда пекла в праздники.

— Уснула… — выдохнула Сильвия, открыв через несколько минут глаза.

— Это было самое прекрасное, что происходило с нами.

— Что?

— Видеть тебя спящей. — Я ласково погладил ее по щеке. — Хочешь, посмотрим какой-нибудь фильм?

— Хотела бы, но у меня нет времени.

— Это будет короткий фильм.

Похоже, я заинтриговал ее.

Взяв ноутбук, я нашел на ютьюбе «Судьбу» Сальвадора Дали и Диснея. Этот фильм идет меньше десяти минут.

Он взволновал меня как никогда, наверное, потому, что, пока мы смотрели, голова Сильвии покоилась у меня на груди. Когда фильм окончился, глаза у нее блестели.

— Прекрасный фильм, — заключила она.

— Это верно, хотя я так никогда и не понимал, что он означает.

— Единственное, что тут можно понять, что понимать в нем нечего.

Наверное, она была права.

— А теперь мне и в самом деле пора идти. Угадай, кто меня ждет на площади у собора?

— Папа римский?

— Сильвана, — со вздохом ответила она, вставая и подбирая свои вещи.

— Но если она такая умница весь год, что же случилось на Рождество? Взорвалась?

— Нет, она все такая же. Попросила меня помочь ей выбрать подарок для моего сына, потому что боится ошибиться. Думаю, ей просто не хочется одной идти в магазин.

— Значит, умница сегодня ты!

Она засмеялась, пошла за своей косметичкой, а потом в ванную. Она делала это всегда после наших встреч. Прежде чем она вышла оттуда, я услышал, как застегнулась молния косметички. В ней таился наш секрет.

Однажды я сказал ей:

— В жизни каждого из нас имеется множество таких косметичек, которые тайно закрываются.

— В тебе явно погибает поэт, — усмехнувшись, ласково ответила она.

Вернулась ко мне уже в трусиках и лифчике, потом прошла за своей одеждой в гостиную.

— Почему бы тебе не остаться в постели? — спросила она. — Ты не представляешь, сколько я отдала бы, лишь бы побыть еще немного с тобой.

— А все Сильвана виновата.

Она присела на край кровати, чтобы надеть туфли, и я погладил ее по спине. Она повернулась ко мне, и мы молча посмотрели друг на друга.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я.

Она ответила не сразу:

— Понимаю, что совершаю ошибку, что я — эгоистка, но пока я не в силах отказаться от тебя.

Мы поцеловались, потом она поднялась, и я проводил ее до дверей.

— Теперь увидимся только через две недели.

— Знаю, — с грустью ответил я.

Я подождал, пока она уйдет, и пошел на кухню.

Там, на столе, лежал пакет, перевязанный золотистой ленточкой с бантиком. Разволновавшись и в то же время почувствовав себя идиотом — ведь я ничего не подарил ей, — я набрал ее номер:

— Я чудовище, я не сделал тебе никакого подарка.

— Мне достаточно улыбки на твоем лице, которую вижу каждый раз, когда ухожу от тебя. Ты не представляешь, какой это подарок.

Мы попрощались, и я стал варить себе кофе.

Ожидая, пока он закипит, я смотрел на пакет. Следовало дождаться Рождества, но я не утерпел и тут же открыл его. В пакете оказался путеводитель для путешествия на машине по Западной Америке.

Уже многие годы никто не делал мне на Рождество никакого настоящего подарка — обдуманного, выбранного специально для меня.

Я послал ей сообщение:

«Моя жизнь стала прекраснее с тех пор, как в ней появилась ты».