– Хорошие вопросы. Хуже то, что влияние этого умелого менталиста ни один из наших магов определить не смог. Получается, то, что на человека воздействовал данный вид магии, мы можем определить лишь после необратимых последствий. Или сделав логичные выводы, глядя на изменения поведения, ранее несвойственные человеку…
Я кивнула. Если вспомнить поведение Ойдохи и Арлиса Фолка, то получалось именно так. Ведь они поначалу невменяемыми не казались. Грубыми, иногда идиотами – да. Но то, что они под влиянием другого человека и имеют определенные установки, мы выяснили уже постфактум, а если бы они погибли, то и не выяснили бы.
– И вывод просится лишь один – на территории королевства действует умелый менталист, чьих мотивов и целей мы определить не можем. Если бы не ваш сын, Амадео, мы бы погибли, так и не доехав до Колыбели. Шанса выжить не было бы ни у кого. Нас усыпили, подсыпали траву, которая блокировала магическую энергию, а затем наслали крыс. И, вероятно, этим бы не ограничилось.
– Если исходить из ваших слов, то менталист не имеет отношения к королевской семье. Ей ваша смерть и смерть наследника невыгодны.
– Получается, что так. Но я все равно думаю, что Ее высочество…
– Не имеет ментального дара. Она, как и все члены королевской семьи – дуал, обладает двумя видами активной магии, что является еще одной строжайшей тайной.
– Два активных дара?
– Верно. У Ее высочества два активных дара: эмпата и творца. Первый – одинаков для всех членов королевской семьи, и он же становится первым активным даром, второй же менее сильный и всегда является одним из трех следующих видов даров: очарования, воина и творца.
– То есть королевская семья тонко чувствует настроение народа? – я мысленно перебрала местную классификацию даров. – И может влиять на эмоции? И чем же это отличается от ментальной магии? Воздействие ровно такое же.
– Спектр иной, – покачал головой Амадео. – Да, королевская семья всегда знает, что чувствуют ее подданные, и может управлять эмоциями. Его величество, например, способен усмирить гнев толпы на дворцовой площади. Однако у его влияния есть ограниченный срок действия, дар эмпатии дан королям не для того, чтобы они в постоянном подчинении держали чувства подданных. Подобного могущества ни у кого не было зафиксировано. Да и невозможно это, объект воздействия должен постоянно видеть короля. Спустя некоторое время после ухода Его величества действие дара прекращается.
Я чуть было не съязвила, мол, мне там, на этой дворцовой площади, бывать не доводилось. Но вовремя прикусила язык. Стейзи все-таки была… И да, если верить ее памяти, то размеры толпы впечатляли…
– Ее высочество еще и творец. А в каком направлении? Случайно не театральном?
– Все творцы в той или иной мере расположены ко всем видам искусства, если, конечно, их дар не связан с ремеслом. Но да, вы правы, Ее высочество тяготеет к музыкальным инструментам и театральным представлениям.
– И все же почему вы настолько уверены, что среди королевской семьи не могло родиться менталиста?
– Уверен, потому что дар активируется рано, и сразу управлять им и контролировать его не может никто.
Я вздохнула. Он прав, с контролем у моих воспитанников все шатко, да и среди взрослых только Аррияш показывает удивительные результаты. Но он военный, дисциплина у него давно в крови.
– Такого не скроешь. А летописи и архивы не хранят информацию о том, чтобы хоть кто-то из рода, даже побочная линия, обладал этим даром.
– Мы возвращаемся к вопросу о том, почему прекратили ментальное воздействие на герцога Дарремского. В том, что он вдруг станет мудрым и правильным, не верю. Вы однажды сами говорили, что это наследственное – герцоги Дарремские никогда не отличались кротким нравом, наоборот, были жестоки, грубы и брали от жизни все, полагаясь на свой высокий титул. Сарвенда получила истинное отношение герцога. Она перестала выглядеть красивой. Беременность, затем роды, и вишенкой на торте – ее склочный характер, который вряд ли добавляет ей привлекательности.
– Вы мыслите в правильном направлении. Поведение герцога, если судить по донесениям, хотя сейчас слишком мало информации для более точного анализа, возвращается к истокам.
– Иными словами теперь центром его мира будет он сам, а не его любовница, как это стало после вмешательства третьей стороны. Вопрос в том, чем мне это грозит.
– Пока – ничем. Он, конечно, может отправить вам вестника с немедленным требованием вернуться вместе со своим наследником.
– Но ему быстро объяснят, что есть воля Его величества, и я никуда не поеду. Во всяком случае, пока Его величество не решит меня осчастливить воссоединением с мужем и отсутствием Сарвенды. И не раньше весны…
– Ее, может, и не будет, а вот… – Амадео смотрел прямо на меня, пусть и не продолжил собственную мысль.
– Любовницы все равно будут, – я пожала плечами. – Только высот Сарвенды ни одна из них не достигнет. Все же герцог в первую очередь любит только себя. А сам он не поедет по тем же соображениям, что и я – дорога неблизкая, еще и на север… Опять же наши договоренности, которые он не сможет нарушить повторно. Полагаю, на этот раз Его величество глаза не закроет и попросту запрет герцога, еще и соглядатаев приставит.
– Уже приставил. И пока наблюдает за тем, что происходит. С учетом количества женщин, которые оказывают внимание вашему мужу, можно ожидать появление очередного бастарда. Поэтому…
– Поэтому королю невыгодно отправлять герцога на мои земли, ни ко мне, ни за мной. Очередного сына он быстрее сделает в герцогстве. Логично. Пусть делает. Заодно хоть помогут горемычному память восстановить в отношении его жены и ее привилегий. А к весне я определюсь с тем, стоит ли мне явить себя миру как Хозяйку Священной Колыбели или найти подходящий предлог, чтобы не возвращаться ни в столицу, ни в герцогство Дарремское.
Мы помолчали, каждый обдумывал свое. Я выдохнула. Противное чувство тошноты отпускало.
И сама прекрасно знаю, что ничего мне сделать Радан не сможет. Несмотря на то, что земли его пропускают, заставить меня быть ему настоящей женой не получится. Хотелось бы, конечно, брак расторгнуть, но тут пока увы. С другой стороны, к замужней женщине меньше поползновений. Какая-никакая, а защита. Навязывать король пока точно никого не станет.
– Итак, аргерцог, каковы наши дальнейшие планы? Вас, я так понимаю, ждут в столице? Для выполнения прямых обязанностей. Сразу оговорюсь, что послов с вами не отпущу. Им еще выздороветь для такой поездки надо. Что же касается морфа, простите, вашего сына, предлагаю не оттягивать и отправляться за ним, как только вы закончите ответное письмо.
Я оговорилась, но смущения не испытала. Что поделаешь, если мысленно я его именно так называла, имя-то мне тогда еще не было известно.
– Я не собираюсь возвращаться. Пока – точно. Я лишь догадываюсь о состоянии сына, но предполагаю, что его реабилитация займет гораздо больше времени, чем даже мои самые смелые предположения. К тому же мне нужно проанализировать гораздо больше информации, чем я изначально рассчитывал. Хозяйка, я могу получить ваше разрешение на въезд в Колыбель своих людей?
Я вздохнула, прекрасно понимая, зачем аргерцогу ближники. Некоторые приказы лучше отдавать лично. И он явно позовет лишь тех, в ком полностью уверен. Мне бы его уверенность!
– На условиях клятвы, Ваша светлость. И только если вы действительно уверены в верности этих людей.
– Благодарю, Хозяйка. С вашего позволения я напишу ответы на вестники. Это не займет много времени.
– Здесь писать будете?
– Мы же вроде уже выяснили, что мне от вас нечего скрывать, – хмыкнул мужчина, придвигая к себе мои писчие принадлежности и бумагу.
Я рассмеялась, не удивившись, что мой смех подхватил аргерцог.
И пусть смех был несколько нервным, так и ситуация вырисовывалась крайне нервная. Что предстоящий поход за его сыном (он может и не показывал этого внешне, но за Виктрана мужчина очень сильно волновался), что обстановка в столице.
