И она засмеялась так, как будто всегда это знала. Хотя я стоял рядом, когда дядя Тони впервые нам об этом сказал.

– Не каждому это известно, – запротестовал я. – Тётя Флора, например, этого не знает. Один раз я спросил у неё, откуда берутся дети. И она покраснела до ушей, потому что не знала. А потом сказала, что их продают в магазине.

– Правда?

– Честное слово!

– Не может быть.

– Давай у неё спросим.

В этот момент в дверь позвонили. Это пришла наша домработница тётя Флора. Она сразу принялась за дело и отправилась в ванную, чтобы там убраться. Но мы с моей сестрой Кларой потихоньку пошли за ней.

– Тётя Флора, – начала Клара, – тётя Флора, мы хотим у тебя кое-что спросить.

– В чём дело? – спросила тётя Флора. – Идите в свою комнату, мне нужно работать!

– Тётя Флора, откуда берутся дети?

– Бе-бе-берутся де-дети? – повторила она запинаясь. – А других вопросов у вас нет?

– Нет, – сказала Клара. – Мы только хотим узнать, откуда берутся дети.

– Некогда мне болтать. Вот придёт ваша мама и захочет узнать, почему я не успела закончить уборку! – рассердилась тётя Флора и покраснела ещё сильнее. – Я ей тогда скажу, что вы задаёте много вопросов, вот я ничего и не успеваю!

– Я ей говорил, – сказал я и показал на Клару, – что детей продают в магазине. А она мне не верит.

– Да, так и есть! – Тётя Флора энергично закивала. – Это чистая правда. Детей продают в магазине. Они там лежат на полках, и любой человек, которому хочется иметь ребёнка, может себе его купить.

Тут Клара сделала своё самое невинное лицо и сказала:

– И вовсе это не так. Я слышала, что детей приносят аисты.

– Только некоторых! Кого-то приносят аисты, а кого-то покупают в магазине, – ответила тётя Флора.

Она уже вспотела.

– Но ведь есть и такие, – продолжала хитрая Клара, – которых находят в капусте!

– Такое тоже бывает, – смущённо проговорила тётя Флора и оперлась рукой на край ванны. – Совершенно верно. Бывает. Некоторые растут в огороде, как капуста.

Клара посмотрела на тётю Флору так, как кошка нашей бабушки смотрит на птичку, которую собирается сцапать.

– А вот и не бывает! Не бывает! – внезапно выкрикнула она. – Если ты не знаешь, откуда берутся дети, тётя Флора, то я тебе расскажу. Они растут не в огороде, а в животе у своей мамы. Как ребёнок дяди Тони. У его жены сегодня появилась маленькая дочурка. Весит четыре с половиной килограмма!

Клара побежала в гостиную и приволокла пакет с бутылками, куклой Хайди, картошкой и морковкой к тёте Флоре в ванную.

– Вот сколько весит ребёнок. Четыре с половиной килограмма! Классно, правда?

После этого мы оставили тётю Флору в ванной одну, чтобы она пришла в себя.

– Наверное, ей сейчас нелегко, – сказала Клара, – в пятьдесят лет вдруг взять да и узнать всю правду. Тут нужно время, чтобы привыкнуть.

Через неделю жена дяди Тони вернулась домой. Теперь она была очень стройной, такой, какой мы всегда хотели её видеть. А дядя Тони гордо шагал по лестнице с ребёнком на руках, как будто этот ребёнок вырос в животе не у его жены, а у него самого.

Папа принёс домой собаку. Таксу с короткой шерстью и длинными ушами, которая непрерывно виляет хвостом и обнюхивает всё вокруг.

Мы с Кларой сразу стали звать её Шнуффи, и ей это очень понравилось. Стоило нам крикнуть «Шнуффи!», как она мчалась к нам со скоростью ракеты.

Папа сказал, что Шнуффи очень породистая собака. Поэтому она такая длинная и у неё такие короткие лапы.

– У Шнуффи есть родословное дерево, – объяснил нам папа и показал какую-то бумагу.

Мы с Кларой уставились на неё, чтобы рассмотреть, какое такое дерево есть у нашей Шнуффи. Но на бумаге не было никакого дерева.

– А где дерево? – спросил я.

– Это не обычное дерево, – сказал папа, – а родословное. И это очень важная бумага. Такая бывает только у породистых животных и у королей.

Дальше папа нам рассказал, что отец Шнуффи был знаменитой собакой, а её дедушка ещё знаменитее и что её мама, бабушка и прабабушка происходили из очень благородной собачьей семьи. Все они когда-то получили множество призов.

Услышав это, мы с Кларой положили Шнуффи себе на колени и гладили её целый час. Мы сидели на диване рядышком, и передняя половина Шнуффи лежала на коленях у Клары, а её задняя половина – на моих. Клара гладила её голову, а я её хвост. Шнуффи лизала руку Кларе и выглядела очень счастливой.

– Знаешь, – сказал я Кларе, – мне очень нравится Шнуффи. По-моему, это ужасно милая такса. Но, если бы она была чёрной, она нравилась бы мне ещё больше.

– Я тоже считаю, что цвет у неё некрасивый, – сказала Клара. – Мне кажется, что светлый пошёл бы ей больше.

Мы погладили Шнуффи ещё немножко, а потом Клара сказала:

– Мы можем поделить Шнуффи. Если ты не против, то голова и передние лапы будут моими, а хвост и задние лапы твоими. И пусть каждый заботится о своей половине.

Мне показалось, что это хорошая идея. Я был не против получить заднюю часть нашей Шнуффи, потому что её хвост всегда так задорно виляет.

– Ладно, – сказал я, – только поделить её надо честно.

– Мы её измерим, – успокоила меня Клара, – и у каждого будет ровно половина.

Она принесла измерительную ленту, и точно в том месте, которое оказалось посередине Шнуффи, мы положили ей на спину монетку. Потом мы взяли ножницы и аккуратно выстригли вокруг монетки шерсть. Теперь было ясно видно, где у Шнуффи середина.

– С этого момента каждый заботится только о своей половине, – объявила Клара. – Я буду её кормить, а ты будешь выводить её гулять, когда ей потребуется, – ведь это твоя половина.

И мы начали заботиться каждый о своей половине Шнуффи. Каждый гладил и расчёсывал только свою часть. Клара кормила, а я выгуливал.

Однажды вечером папа и мама ушли в театр. Не успели они закрыть за собой дверь, как Клара сказала:

– Ну всё, решено. Я перекрашу Шнуффи в светло-золотистый цвет.

– Нет, – запротестовал я, – я не разрешаю!

– Но ведь так она будет выглядеть гораздо лучше, – стала убеждать меня Клара, – и светлое идёт к моим волосам.

Когда Клара что-то говорит, она тут же это и делает. И минуты не прошло, а она уже принесла из ванной мамину краску для волос.

Я крепко обнял Шнуффи и сказал:

– Ты можешь покрасить только свою половину. А мою – нет! Я не разрешаю!

– Хорошо, я покрашу только свою половину.

И она действительно осветлила переднюю половину Шнуффи. Меня это очень рассердило, потому что мне не нравятся собаки со светло-золотистой шерстью.

– Тогда я покрашу свою половину в чёрный, – заявил я.

– Что ж, это даже неплохо, – решила Клара. – Каждый будет любоваться своей половиной.

Я принёс чёрный спрей для обуви и принялся за работу.

И вскоре наша Шнуффи стала выглядеть так, будто её собрали из двух частей. Одна половина светлая, другая чёрная. Наверное, она очень удивилась, когда увидела себя в зеркале. Потому что пять минут лаяла на своё отражение.