– Давай убежим от злой ведьмы, – обращался он к Первому. – Малыша с собой заберём.

– Нельзя мне бежать, – возражал Первый. – Ты человек городской, вольный. Сам нанялся в услужение, когда твои родители умерли и ты сиротой остался. А меня отец на два года продал. Многие в нашей деревне так поступали. Одного из детей продадут, чтобы остальных прокормить. Если сбегу, отца выставлю обманщиком. Надо терпеть.

– Долго ещё терпеть? – спрашивал Третий. Он очень жалел Второго. Обнимал за плечи, гладил по голове.

– Дни быстро снуют, как челноки в ткацком станке. Год я уже отработал, ещё год – и уйдём.

Но жизнь иначе всё повернула. Накануне Праздника середины осени, когда в полнолуние принято любоваться луной и есть лепёшки со сладкой начинкой, хозяин вернулся хмурый и озабоченный. Всегдашнюю ухмылку словно смыло с его толстых губ. Пока Первый и Третий распрягали мула и вкатывали под навес повозку, Второй прокрался к хозяйскому дому, припал к затянутому бумагой оконцу и слово в слово услышал весь разговор.

– На рынке только о том и болтают, что стражники рыщут по всему уезду. По всем дворам дармоеды ходят, высматривают по приметам мальчишку: лицо круглое, нос прямой, широковатый, глаза чёрные, брови кустиками.

– Ай-я! – вскрикнула в испуге хозяйка. – Да это наш Третий. Не в счастливый день привёл ты мальчишку в дом. Что делать будем? Если найдут, в тюрьму нас потащат. Пыток и казни не избежать. Ничего другого не остаётся, только убить проклятого. Убьём, закопаем, и дело с концом.

– Рассудка лишилась, женщина. Кто закапывает в землю товар, когда за него можно выручить деньги. Отвезу мальчишку в Ваньвань и продам в Персию или Сирию.

Город Ваньвань, где велась торговля рабами, находился не близко, в нескольких днях езды, и хозяйка повеселела:

– Ловко придумал, уважаемый супруг. Первого и Второго также с собой прихвати. Хоть за ворота хода им нет, а спровадим подальше, нам же будет спокойнее.

– Спасибо, что надоумила. Приготовь еду и одежду в дорогу. До света отправлюсь.

– Денег с собой побольше возьми. Говорят, что кожа и мех в Ваньване хорошие. Там по дешёвке купишь, здесь втридорога продашь.

Второй слушать дальше не стал, а бросился к Первому, чтоб сообщить страшную новость.

– Над нами измываются, бьют, держат впроголодь. Теперь и вовсе собрались продать в чужие земли. Неужели на злодея и ведьму не сыщется управы? – такими словами закончил Второй свой рассказ.

Первый смотрел в землю, молчал.

– Простите, что осмеливаюсь давать старшим совет, – проговорил робко Третий. – Но если мы сейчас убежим, то, наверное, встретим стражников, которых послали меня разыскивать. Они отведут нас ко мне домой, и вы там будете жить, как мои старшие братья.

– Всё, – оборвал разговоры Первый. – Вида не подавайте, что знаете. Сейчас разойдёмся, ночью поговорим.

Первый умел так сказать, что в пререкания с ним не вступали. Вечером хозяйка, как обычно, проверила, на месте ли мальчики-слуги, и заперла пристройку.

– Теперь слушайте, – сказал Первый, едва затихли шаркающие шаги. – Мы убежим, но сделаем это в дороге, чтобы верней. Я убегу вместе с вами. Вы – люди свободные, малыша вообще украли злодейски. А я хоть и продан в рабство, но всего на два года, не на всю жизнь. Пэй Син решил поступить нечестно и нарушить условие, заключённое с моим отцом, и у меня больше нет перед хозяином обязательств.

Неизвестный художник. Народная картинка-лубок. «Мальчик». XII век.

– Втроём мы пробьёмся! – воскликнул Второй.

– Погоди, не перебивай. Дело затеяно нами трудное, и подготовиться надо как следует.

Второй извертелся от нетерпения. Но Первый не торопился. Казалось, что каждое слово он проговаривает сначала про себя и только потом произносит вслух.

– Нас трое. Все родились в разных семьях. Я и Второй жили в бедности, Третий рос в богатой семье. Судьба соединила нас вместе и сделала братьями, и я предлагаю, чтобы мы совершили по-настоящему, как положено, весь обряд. Второй, тебе удалось раздобыть свечу?

Вместо ответа Второй молча откинул крышку корзины. На дне в глиняной плошке слабо теплился огарок свечи. Почувствовав воздух, цеплявшийся за фитиль огонёк потянулся вверх и испустил оранжевое с синим сияние.

Три мальчика встали вокруг свечи. Каждый по восемь раз поклонился другому. «Ты мой брат, я твой брат навечно», – произнёс каждый. Когда обряд был исполнен, Первый сказал:

– Мы побратались в беде, и наше братство крепче, чем кровное. Когда окажемся на свободе, мы откроем наши настоящие имена, а пока – мы рабы и обращаться друг к другу будем по-прежнему. Третий брат, ты не раз говорил, что тебя обучали выводить иероглифы чётким и красивым почерком.

– Обучали, – прошептал Третий. – Каллиграфия называется. – Третий не спускал с Первого круглых расширенных глаз, будто тот решал его судьбу.

– У нас нет бумаги и туши. Пусть бумагу заменит бамбук, а тушью послужит сажа. Я соскрёб её с котелков, размешал на воде и добавил клея.

Первый поставил перед Третьим глиняный черпачок с чёрной жижей. Потом взял в руку короткий бамбуковый кругляш, весь в трещинах от старости или от долгого пребывания рядом с огнём, сдавил, и кругляш раскололся на несколько продолговатых дощечек.

– Третий брат, выбери три одинаковых ровных дощечки и выведи на них какой-нибудь знак. Сумеешь?

– Сумею, – прошептал Третий. – Я напишу иероглиф «фэн» – «ветер», чтобы мы стали свободными как ветер и умчались подальше отсюда.

– Только не забудь запереть дыхание, а то заклятие не будет действовать, – быстро проговорил Второй.

– Знаю.

Третий обмакнул палец в сажу, глубоко вобрал воздух и вывел по всем трём дощечкам крупный и чёткий знак. На долю каждой дощечки досталась третья часть иероглифа.

Первый подождал, пока просохнет сажа. Себе взял дощечку с верхними чёрточками. Среднюю дощечку протянул Второму, нижнюю – Третьему.

– Клянусь всегда приходить на помощь своим братьям, если случится с ними беда, – проговорил Первый, держа дощечку перед глазами. – Клянитесь вы также, братья.

– Клянёмся, – отозвались Второй и Третий.

Свеча погасла. Наступила непроглядная чернота. Грязная оконная бумага не пропускала света луны. Не различая друг друга, все снова по восемь раз поклонились. Первый спрятал свою дощечку за подкладку рукава. Третий последовал его примеру. У Второго рубаха так обносилась, что рукава висели лохмотьями. Он отыскал в темноте верёвку, обмотал дощечку крест-накрест и повесил, как талисман, на шею.

На исходе ночи явилась хозяйка. Птицы молчали – верный признак, что солнце ещё не взошло.

– Вставайте, бездельники, поедете с хозяином на рынок в дальний уезд. Да смотрите у меня, если отлучитесь от повозки хоть на один миг, палку об вас обломаю. И не вздумайте вступать с чужими людьми в разговоры. Узнаю, что болтали без смысла, языки оторву. Что копаетесь, ступайте во двор!

Огромная, как поднос, луна висела над домом и заливала всё вокруг холодным голубым светом. Казалось, лежал на земле голубой снег или было раскатано голубое шёлковое покрывало. На луне жили заяц, серебряная жаба и другие лунные жители. Заяц толок для них в ступе лекарство бессмертия.

Пока запрягали мула, Первый успел шепнуть:

– Будем действовать, когда отъедем подальше. Без моего сигнала не вздумайте начинать.

Первый рассчитал каждый шаг. В безлюдном месте, в поле или лесу, они свяжут хозяина и убегут. Дорогу выберут стороной, от посёлка подальше. Прежде всего, отведут Третьего в родительский дом, чтобы отец и мать перестали убиваться о пропавшем сыне. Потом о себе подумают.

И снова всё получилось иначе, не так, как было рассчитано. Едва миновали ближние селения и въехали в лес, как дорогу перегородили солдаты в синих военных куртках.

– Кто такие, куда держите путь? – спросил один из них, очевидно здесь главный – начальник десятки или ещё какой-нибудь малый чин.