— Что ты мне скажешь, Карась?

— А правда там бойцы говорили, что Вы офицеров разжалуете?

— Правда. А где там Хомяковы?

— А можно мне тогда должность ротмистра, старшего над войском?

— За какие такие заслуги?

— Ну…. У нас тут всё как-то резко поменялось, пара старших внезапно умерла, ещё парочку мы убили… Нечаянно, конечно. А Хомяковых арестовали, дед пытался сбежать. Ну, куда ему бегать, он же старый. А второй орёт, что нас всех убьёт. Обидно.

— И ты типа руководитель этого крестьянского восстания?

— Ну, просто других желающих не было. Там можно мне ротмистром стать? Если мы все Вам присягнём, как третий взвод?

— Заместителем ротмистра. Командир у вас будет поставленный со стороны.

— Меня устраивает. Вы приезжайте, как надумаете, мы ворота откроем. Только четвёртый взвод весь сбёг, испужался. Мы преследовать не стали.

…

Конечно, мы не сильно им доверяли. Но где-то через сорок минут и правда вошли через парадные ворота к построенному (криво-косо, надо сказать) личному составу боевиков, которых больше нельзя называть боевиками Вьюрковского, а скорее боевиками Филинова.

Я принял краткий доклад заместителя ротмистра, майор научил меня, что честь без головного убора отдают вытянувшись, с руками по швам. Так что я принимал этот балаган в качестве нового командира.

Так я вступил в наследство землями и титулом.

Интерлюдия 1

Боевики смотрели на громадное поле, безрадостно и неподвижно, стоя большой толпой на краю этой бесконечности, которая от начала времён не знала плуга.

— Это мы чё, сменили Тобол на притоки Оби?

— Зато нас тут точно никто не достанет, — высказался какой-то оптимистично настроенный раненый боец с прострелянной ногой. Видимо, рад что вообще жив.

— Ну и чем это отличается от каторги при Баронске Саратовской губернии, с которой я сбежал? — выразил свои сомнения бородатый здоровяк.

— Каторга… — философски-многозначительно вздохнул новый заместитель ротмистра Карась, поправляя неизвестно откуда добытый погон. Погон был только один, но ротмистровский, для замов погон не придумали. Быть может, в его системе ценностей, один погон означал половину звания? И неторопливо продолжил:

— Каторга, Санечка, это, во-первых, состояние души. Во-вторых, это несвобода. В-третьих, конкретное место, а уже в-четвёртых — тяжёлый труд.

— Ну и?

— Тут свободы хоть жопой ешь, разве не видно? А вот от каторги остаётся только труд.

Бородатый тяжко вздохнул.

Интерлюдия 2

— Итак, граждане Хомяковы и Полухомяковы, — я привычно делал вежливый и интеллигентный вид, который сейчас немного диссонировал с тем, что меня окружали вооружённые головорезы в форме сотрудников юстиции.

Мы стояли в одном из технических двориков при бюро управления железной дороги, откуда мои парни беспардонно выгнали курившую самокрутки бухгалтерию.

— Ой, гости дорогие! Я провожаю вас всех отсюда и по направлению ко всем херам. Искренне надеюсь, что вам понравилось пребывание в Кустовской республике, её гостеприимство, нрав жителей, виды полей, местные блюда и наши озорные развлечения.

Я сделал паузу, Хомяковы благоразумно её не нарушали. Некоторым из них при задержании намяли бока, кое-кому прострелили навылет ногу, даже «дед», пытаясь дать стрекача от наемников, разбил нос и ему вывихнули руку.

— Итак, ваш Савелий Сергеевич, дедушка, точнее сказать дядя по материнской линии, сделал нотариальный отказ и заверения, что отказывается от любых мыслимых претензий по наследству, отказы от всех поданных жалоб, исков, заявлений и так далее, полное признание наследником меня.

— Как бы он не отказался с пистолетом у пуза? — негромко фыркнула тётка, несмотря на предостерегающий взгляд её супруга.

— Игра забывается, счёт остаётся, — не стал вдаваться в детали я. — Теперь вы дадите клятву, клятву Предком, что не станете прямо или косвенно вредить мне или моим родным на ближайшие пятьдесят лет, в том числе нанимать кого-то ради этого.

— А если мы не станем? — упёрла руки в боки упрямая «тётя Марина».

— Тогда сделке конец, и я перехожу к запасной части плана. Кстати, об этом… Был у нас тут министр один, фискальщик, взятки брал, в ус свой хомяковский не дул. А потом его наш прокурор к ногтю прижал, посадил, стало быть. Большое там получилось уголовное дело.

— А мы-то тут причём? — непонятливо проскрипел дед Савелий Сергеевич.

— А притом, что сегодня в середине дня, то есть через час, одиннадцать самых разных информаторов полиции и прокуратуры внезапно захотят сообщить, что знают сведения о преступных связях Хомякова, который бывший министр, о том, что деньги прятать ему помогали родственники.

— Это неправда, он был жмот! Ну, то есть и есть жмот, — поправилась тётя Марина.

— А это не важно. Важно, что они наперебой сообщат полиции ваши и ваших родных имена, адреса, объекты недвижимости.

— Мы всё за кровные купили!

— Ну…. У кустовской полиции руки, конечно, коротки, но они прямо очень захотят с вами поговорить. Будут звонить, писать, в гости звать. Вы, если хотите, приезжайте, путь в нашу республику для вас всегда открыт, как и двадцать две каторги, которые функционируют на её территории. Смертной казни у нас нет, так что милости просим.

— Что-то мы, пожалуй, воздержимся.

— Ну как знаете. Запретить сюда совать нос вашему клану я не могу, зато сделать так, чтобы любой Хомяков был на всякий случай арестован, а потом против него будут предъявлены серьёзные преступления, это я могу. И заранее такие обвинения подготовлю, чего ждать? Но вы, конечно, можете не приезжать… Но, если приедете…

— Мы поняли, поняли, — нервно дернулся тот Хомяков, у которого была прострелена нога. — И что с нами будет, если мы останемся? Хотя Вы обещали…

— Я свои обещания всегда сдерживаю. Но я не обещал за Губачинского, он мужик конкретный, до сих пор миллионы Хомякова ищет. Очень он хочет их получить… Для целей правосудия, конечно.

— Давайте уже клятву давать, а то на поезд опоздаем.

— Не хочу вас пугать, но мы ради вас его задержим, если что. Ну или из списка потенциальных пассажиров исключим, такое тоже возможно. Никто не покупал билет, никто не знает, куда пешком ушли любопытные и многочисленные Хомяковы. Город у нас чудесный, что так же означает, что в нём иной раз происходят чудеса.

Интерлюдия 3

«Желаете открыть постоянный доступ и снять охрану периметра?»

— Да.

«Доступ предоставлен, охрана снята. Добро пожаловать в Ваше владение, спасибо, что пользуетесь системой безопасности Сумеречный цербер».

Силовое поле вокруг особняка, невидимое и не создающее проблем, кроме невозможности попасть (мелочь какая), исчезло.

Мы купили в отряд ещё две служебные машины, на одной из которых я и приехал. Привёз меня единорог с позывным Фальцет, но деликатно из машины не вылез, хотя головой в поисках чужаков — бдительно крутил.

Постояв несколько секунд, я двинулся на некоторое время назад недоступную территорию. Замок был не заперт, так что карабкаться на забор мне не пришлось, прошёл через калитку по дорожке.

Следы проникновения секретной службы исчезли, везде был порядок.

В доме, в зале, в котором я когда-то мило беседовал со своим родственником и будущим наследодателем, скромно сидя на одном из гостевых кресел, дремала немолодая тётка.

Морщины на её лице разгладились, руки беззащитно сложены на книжке с какой-то взволнованной девицей на обложке.

Однако, стоило мне сделать ещё шаг как она всхрапнула и вскочила.

— Ой! Ой! А Вы, наверное, новый барин? Ну, чего я спрашиваю, я же знаю, что система безопасности никого другого не пропустит. А меня Ефросинья зовут.

— Здравствуйте, Ефросинья. А по батюшке?

— Павловна.

— А я Аркадий Ефимович. Ну, показывайте мне, где тут что? И где остальной персонал?