Небо впереди продолжало неестественно быстро темнеть, листва деревьев на его фоне выделялась еще более величественным зеленым бархатом. Хлесткий ливень рванул в окно, которое Ник не успел заколотить из-за стремительно портившейся погоды. Изюмка устроился напротив единственного просматриваемого стекла, наблюдая за набиравшим обороты летним штормом совсем как домашний кот. С той разницей, что демон не пугался громких раскатов, а с интересом разглядывал небосклон, вспарываемый молниями.

– Эврика!

Хаббл показалась из леса так же внезапно, как грозовая вспышка где-то за деревьями, на мгновение осветившая территорию приюта и отдавшаяся где-то вдали глухим раскатом. Волосы растрепались, лицо перепачкано машинным маслом, на кожаной куртке красуются новые пятна, а перчатки выглядят так, словно она только что разобрала автомобиль и пересобрала стабилизатор. Собственно, именно это она и сделала, судя по ее триумфальным крикам.

– Эврика! – Девушку не смущал ни ливень, ни порывистый ветер, грозно шуршавший в листве. Радостно воздев руки к небу, она подставила лицо ледяным потокам дождя и глубоко вдохнула. Стена дождя тут же превратила ее одежду в тяжелые мокрые кандалы.

– Хабблс! – крикнул Изекиль в слегка приоткрытое окно. – Давай скорее в дом! Еще не хватало, чтобы ты простудилась!

Она громко засмеялась, запрокинув голову и прикрыв глаза. Ее смех прокатился по поляне энергетическим колебанием, своеобразной волной, заставившей единственную горевшую в доме лампочку слабо поморгать.

– Эврика, – уже тише повторила Хаббл, поднимаясь по скользким влажным ступеням крыльца. От нее буквально веяло чем-то невесомым, мощным и теплым. Чем-то пустившим по рукам Джессики мурашки глубокого восхищения.

– Получилось?! – с надеждой спросил Харпер. Бросив готовку, он выскочил из кухни на радостный возглас с полотенцем наперевес. Синие глаза горели от нетерпения. Чтобы не тратить времени зря, парень сразу после первых раскатов грома перебрался на кухню, чтобы приготовить ужин. Он уже минут пять возил по сковороде деревянной лопаткой, смешивая большую порцию бобов со специями и томатной пастой. Пахло восхитительно.

– Получилось. – Девушка остановилась в дверях, ее влажное лицо просияло. – Мы все еще не сможем попасть во внешний мир, границы немного барахлят, но коллапса быть не должно, наш сдвиг полностью стабилен, поэтому…

Ник, все это время стоявший возле входа и ожидавший ее возвращения, наклонился и крепко прижал Хаббл к себе, положив подбородок ей на плечо.

– Я в тебе не сомневался.

Смущенная подобным проявлением чувств, девушка удивленно охнула. Однако потом ее руки легли на широкую спину Дровосека, прикрытую легкой тканью рубашки. Отстранившись, она смущенно улыбнулась, стянула с плеч кожаную куртку и повесила ее на крючок.

– Пойду переоденусь, – сказала она. – В ливень мою лабораторию постоянно топит, а там и без того сыро. Вы будете не против, если я останусь здесь, пока небо не прояснится?

– Хабблс, ты вообще не должна тут ничего спрашивать, ты создала этот приют и можешь делать, что тебе заблагорассудится, – заметил Изекиль.

– Я безумно рад, что нас собрал здесь этот дурацкий ливень. Мы ведь семья, братья по несчастью, а вы с Ником так редко тут появляетесь. – Харпер широко улыбнулся и внезапно переменился в лице. – Черт, бобы горят! Я сейчас!

Джессика рассмеялась. Она сидела на кресле возле камина, стоявшего ближе всех к огню и отогревала замерзшие ладони. Рядом покоился старый диван и еще одно кресло, на котором обычно спал Изюмка. Места здесь действительно хватило бы всем.

Кивнув, Хаббл направилась по лестнице наверх. Через несколько минут из кухни показался Харпер.

– Ужи-и-ин!

Решив, что в гостиной сейчас намного теплее, чем в столовой, они разложили еду по небольшим мискам и устроились перед камином. Уютно потрескивали дрова, мягкое огненное свечение отбрасывало на стены причудливые блики. Присев по-турецки прямо перед камином, Харпер протянул руки к источнику тепла и раслабленно выдохнул.

Вернувшаяся Хаббл с удовольствием приняла миску и наконец-то спокойно поужинала. Убрав посуду и закрыв кухню, с которой шел адский сквозняк, они снова вернулись в гостиную. Джессика с ногами устроилась на кресле, укутавшись в плед, Изюмка дремал в точно таком же напротив, а Ник и Хаббл расположились на диване. Харпер занял место на полу напротив камина, усевшись на небольшой пушистый ковер.

– Может, сыграешь что-нибудь? – предложил Ник.

– Что, например? – улыбнулся парень.

– Сегодняшний день.

Джессика непонимающе глянула на Харпера. Тот, заметив ее недоумение, улыбнулся так искренне-очаровательно и бережно извлек из кармана небольшую флейту пана.

– Я принадлежу к роду лесных дриад, – пояснил Харпер, слегка постукивая себя по кончикам ушей, словно объясняя их происхождение. – Наша музыка – это наша магия. Она помогает расти деревьям, цвести бутонам, дарует спокойствие и поддерживает мир в душах каждого, услышавшего ее.

– Я только вижу эту штуку, мне уже спокойней, – сонно пробормотала Хаббл, кутаясь в безразмерный свитер, найденный на чердаке.

Харпер задумчиво поглядел в камин, его лицо на мгновение отразило нечеловеческую первозданность природы, в синих глазах заискрилась красота летнего неба. Осторожно поднеся флейту к губам, он сделал глубокий вдох, и Джессика в эту же секунду ощутила, как от простого инструмента, сделанного из тростника, исходит энергия древней мощной магии.

Плавная мелодия полилась едва касаясь воздуха, словно была соткана из солнечных лучей, прогонявших дождливую мглу. В переливах флейты слышались пение птиц, рождающийся день, шепот травы, прикасавшийся к щекам летний ветер.

Джессика видела Сумеречный приют, который рисовался в воображении, словно мелодия была кистью художника. Она наблюдала лесную опушку, видела лучи солнца, отражавшиеся от пруда. Мелодия убыстрялась и замедлялась, каждая нота словно пронизывала своим гармоничным спокойствием и любовью ко всему живому, что окружало их приют. Джессика слышала капли дождя, любовалась радугой. До нее доносился звонкий смех Харпера, резонные замечания Изекиля, мерный баритон Николаса, живое трепещущее сердце Хаббл, запускавшее механизмы их приюта. На каком-то подсознательном уровне она улавливала совершенно эвфемерное, но потрясающее чувство единства всех, кто здесь обитал. Осторожно выдохнув в инструмент последний перелив ночной свежести и теплого уютного вечера возле камина, Харпер опустил флейту и улыбнулся.

Воспетый день остался в душе мягким свежим отпечатком, пахшим цветами, свободой и безопасным ощущением того, что здесь тебя примут таким, какой ты есть.

– Потрясающе! – воскликнула Джессика.

– Тс-с-с. – Ник и осторожно кивнул на Хаббл. Вымотанная ремонтом, девушка, сама того не заметив, задремала, прислонившись к плечу железного голема и бессознательно сжимая пальцами его запястье. Улыбнувшись, он осторожно прижался щекой к ее макушке. В серебристых глазах цвета грозы танцевали отблески каминного пламени.

– Надо же, – прошептал Изюмка, поднимая голову. – Юркнет туда, юркнет сюда со своим гаечным ключом, а тут пригрелась.

– Она устала, – тихо ответил Ник. – Вы не представляете, какого труда стоит запустить механизм, который требует внутренней энергии вместо топлива.

– Как ты их тогда назвал, Изюмка? – спросил Харпер.

– Огонек и железка. – Изекиль спрятал нос в лапах и устроился поудобнее, готовясь снова заснуть. – Спокойная сталь рядом с физикой резкой, а вместе они – огонек и железка.

После ужина Джессика и Харпер поднялись наверх. Парень показал девушке одну из пустовавших комнат приюта. Несмотря на необитаемость, здесь было чисто – аккуратная кровать стояла напротив окна, в углу покоился книжный шкаф. Еще поднимаясь, парень объяснил Джессике, что он не выносит пыль, поэтому часто протирает здесь все, до чего дотягивается.

– Тут уютно. – Джессика присела на край кровати, выглядывая в темное окно. – Спасибо, Харпер.