- Жилье - вот больное наше место! - говорит он.- Во что бы то ни стало надо строить, и не такими шабашниками - право слово, шабашники и есть! - а бригадой на подряде, как были у нас минчане. Настоящие строители нужны. А производственное предприятие пусть только материал достает. Ведь почему я о минчанах все время говорю? Сколько, думаешь, один дом стоит, который нам предприятие строит? До двадцати пяти тысяч! Потому что - из бруса: из кругляка они не могут. А дом из кругляка, который нам нужен, всего в пять-шесть тысяч обходится! И стоит он дольше, потому как не гниет. Минчане - настоящие плотники, они из кругляка все строили, и материал этот нам нигде покупать не надо, свой лес есть. Выгода? Да еще какая - не в пять, а, коли посчитать на долговечность, то в десять раз! Было бы у меня жилье, первым делом бригаду плотников организовал, со стороны пригласил, лишь бы свои были...
Мы идем в цех, осматриваем душевую, где моются по вечерам шабашники. Стрелков озабочен самим цехом - сроки под угрозой срыва. Тут еще делать и делать. Надо устанавливать оборудование, поднимать станки, цементировать чаны, в которых будут выдерживаться в рассоле шкуры тюленей. Насколько я понимаю из его объяснений, самих чанов еще нет, под них только вырыты котлованы в песке, где идет сварка поржавевших железных листов. Не готовы ни ферма, ни гараж, но главное - должен быть цех, без него ничего не будет - ни зверобойки, ни доходов. Вот и водопровод: рассчитали, что вода из озера пойдет самотеком. До цеха она дойдет, но уже гараж, ремонтная мастерская, гостиница и общежитие потребуют дополнительного подпора, они стоят выше.
И все же таким поворотом колхозных дел Стрелков доволен.
- Видишь ли, сельское хозяйство в наших условиях, как его ни поверни, все равно убыточно, пока полной переработки на месте не будет, так я теперь понимаю! Почему мы на ноги сейчас встали? Все наши убытки промразведка взяла на себя. Тонна груза по воз духу в Мурманск - это тысяча рублей накладного расхода. Вот и посчитай. Молоко мы им продаем шестьдесят копеек литр, за корма они нам платят, ферму взяли на свой баланс, с заготовкой сена помогают, их люди косить приезжают...
- Другими словами - полная благотворительность за государственный счет?
- А как ты думал? Если бы самим, так просто ложись и помирай, сам знаешь, как было!
- Ну а полеводство? - спрашиваю я его с равно душным видом.
- Что полеводство?
- Полеводство-то у вас осталось или партнеры то же в аренду взяли? Оно ведь вам прямой убыток, только для фермы и нужно. А так оно у вас руки с весны до осени занимает...
- А ведь и правда! - останавливается Стрелков, и я вижу мелькнувшую в его глазах растерянность и досаду.- Ты подумай, забыли о полеводстве, а оно действительно у нас только для фермы и содержится! Как же мы так? Они у нас еще в аренду двенадцать гектаров заброшенных земель в Пялице взяли, распахали, но не засеяли. Точно! Пусть забирают к едрене фене все полеводство, если ферму на себя отписали! А надо, так пусть наших и нанимают работать, к себе зачисляют полеводов, только не по колхозным расценкам, а по своей зарплате, чтобы с коэффициентом и всем прочим. Слышал я, у вас в средней полосе так делают? Правильно делают, если хозяйство убыточное. В полеводстве, как ни крути, заработки самые низкие, ничем ты их не повысишь, а тут выход прямой. Буду ставить вопрос перед "Севрыбой"...
И сразу, без перехода, начинает рассказывать мне о мелиорации. Оказывается, незадолго до моего приезда в Чапоме побывали землеустроители и выявили больше ста гектаров земель, на которых можно разводить многолетние травы. Правда, вначале землю надо привести в божеский вид: расчистить, раскорчевать, освободить от валунов, кое-где сбросить ненужную воду... Удобных земель за Полярным кругом не встретить, везде надо прикладывать хозяйские руки. Но тут нужны не только руки, нужна и техника. Одному колхозу не справиться, надо на межколхозной основе создавать бригаду мелиораторов, потому что областные загружены заказами выше головы. На колхозные земли они и смотреть не хотят, а здесь опять-таки перспектива, и перспектива хорошая.
Тут же на ходу мы прикидываем выгоды от мелиорации. Многолетние травы - это та надежная основа, на которой только и может существовать в этих краях животноводство. Сейчас за "грубыми зелеными кормами", как называют сено, приходится отправлять чуть ли не специальные экспедиции. И всякий раз такое мероприятие оборачивается кошмаром и для косцов, и для колхозного руководства. Косить идут за сорок - пятьдесят километров по берегу или вверх по реке. Все, что лежит ближе десяти километров, за покос не считают: берут "семейным подрядом", мобилизуя в погожий день всех от мала до велика, захватывая гостей, отпускников, родственников и командированных.
Дальние покосы сложнее. Туда надо запасаться не только косами, брусками, палатками, одеждой и спальными принадлежностями. Нужна мазь от комара, нужно большое количество продуктов, в первую очередь сухари, потому как свежий хлеб за два дня сырости забусеет и зацветет; надо запасаться консервами, посудой и всем тем, без чего невозможно прожить две-три недели в лесу.
С многолетними травами совсем иное дело: посеять, скосить, убрать и сберечь корм на зиму - дело одной лишь техники...
Здесь Стрелков на сто процентов прав, и я с удовольствием отмечаю, как за эти годы изменился кругозор председателя. Он словно бы расправил плечи, поднял голову, постоянно примеривается и приценивается к возможностям, о которых раньше и не подумал бы. Прошло время, когда я пенял ему, что не догадались в колхозе поставить собственную маслобойку, чтобы перерабатывать молоко и сливки на масло, как то давно делают на Онежском берегу. Теперь он считает, что в условиях бездорожья и при наличии кормовой базы крупное стадо держать гораздо выгоднее, чем маленькое,- правда, если вывозить не сырье, как сейчас, и не полуфабрикат в виде сливок и творога, а такой готовый продукт, как масло и сыр.
Мысль о том, что в Чапоме можно делать сыр, поражает Стрелкова своей очевидностью и в то же время фантастичностью. Остановившись, он тотчас же начинает подсчитывать и соображать. Сливки идут на масло. Сейчас его вывозят в Мурманск и продают рабочим и служащим промразведки. Но так будет недолго, Стрелков это понимает. Как только государственные хозяйства под Мурманском окрепнут, в областном центре будет свое масло, и накидывать рубль на килограмм за его перевозку никто не станет. А вот при наличии стабильной кормовой базы колхозы Терского берега могли бы обеспечить снабжение маслом своего района, здесь затраты на перевозку будут куда меньше. Сейчас в колхозе остается обрат, из которого делается творог. Его много, не всегда удается продать в селе, а перевозка явно невыгодна. Если же творога будет много и из него делать сыр, то продукт этот вполне окупит воздушную транспортировку, не говоря уже о том, что и здесь его будут брать нарасхват - сыра в продаже практически не бывает...
- Это в ближайшее время проконсультировать надо,- говорит мне в заключение Стрелков.- Мы строим сейчас новую молочно-товарную ферму, и к ней уже предусмотрена специальная пристройка - цех обработки молочных продуктов. Вот если бы рядом еще и сырный цех сделать, тогда в этом направлении перспектива была бы полностью ясна: сколько будет, когда, при каких условиях и - никаких отходов! Просто безотходное производство!
За разговором о планах и перспективах мы доходим до конторы.
Стрелков лучше меня понимает, что планы планами, но до тех пор, когда их удастся воплотить, еще много воды утечет. Но он видит их реальность, он видит, за что биться, на что нацеливать людей, за что получать выговоры по партийной и прочим линиям, потому что без реальных, пусть даже труднодоступных целей жизнь теряет смысл, вращаясь в колесе повседневности. Так и бывало раньше. Мелкие ежедневные заботы, о которых ежеминутно напоминали сверху и письменно и устно, не давали поднять головы, лишали перспективы, и вся хозяйственная деятельность моделировалась известным Тришкой с его злополучным кафтаном, который между тем ветшал и сокращался.
