– А я тут при чем? – удивилась Лауриэль.

– Арадур силен и умен, но… – улыбнулась Ласселинда. – Я следила за каждым вздохом, каждым шагом Всеволода.

– Эленарана, – поправила его Индилаир.

– Ему больше нравится имя Всеволод. Уступим ему в этой малости. Ну так вот. Я смогла проследить и за тем, что происходило в древнем склепе, откуда эта милашка вывела армию.

– А что там такого произошло? – с испугом спросила Индилаир.

– Она постаралась запустить трансформацию Всеволода в принца Некехары. А это, без всякого сомнения, должно было начать менять его кровь.

– Проклятье! – прорычала Ар’дара. – Дура! Что же ты натворила?!

– Хуже того, – продолжала Ллос. – Арадур поставил на парня кое-какие защиты. Она их задела. И…

– Что? Что?! Не молчи! – воскликнула Индилаир.

– Понятия не имею, что именно произошло. Но какие-то компенсации запустились. А что чешуйчатая морда там поставил – понятия не имею. Он применял закрытые, свернутые печати с неявной активацией. Всеволод ими был утыкан буквально с головы до ног. Даже Шар его не увешивала своими гадостями в таком объеме. Так или иначе, поиск крови ничего не даст. У нас нет его крови, ибо ваше биологическое родство ныне утрачено почти наверняка. И твое, возможно, тоже, – кивнула она Лауриэль. – Так что не торжествуй раньше времени. Кто он… Что он… Мы сейчас толком уже не скажем. Уверена, что при аварийном выбросе он был частично трансформирован, так как избыток силы ускорил все эти процессы на года, может быть, и на века.

– Хорошо, – кивнула Ар’дара. – Что ты предлагаешь?

– Поиск души.

– Не выйдет, – возразила Лауриэль. – Душа у него тоже трансформируется. Мне ведь для создания семьи требуется полноценный брат – по крови и душе. А если там стояли защиты этой чертовой ящерицы, то…

– Ох… – тихо выдохнула Ллос. – Ну ты и дура…

– На себя посмотри! – оскалилась Лауриэль.

– Ты что, совсем не знакома с божественными печатями?

– В мое время боги так не действовали!

– Боже… – ахнула Индилаир, прикрыв рот, а лицо у нее смочилось слезами.

– Спокойно! – рявкнул Аэноран, возрожденный экс-лорд синдар и первичный отец Всеволода. – Что вы тут развели за истерику? Для начала нужно выяснить – жив ли он вообще. Может быть, его душу нужно возрождать. Лауриэль ведь его чувствовала только первые мгновения после переноса. А потом – все. Это может говорить либо о слишком сильной трансформации, либо о гибели.

– А как мы ее позовем? – с некоторым надрывом спросила Индилаир.

– Шепот Фионлара.

– Зачем тревожить Первого?

– Его душа не могла полностью исказиться. Это невозможно. Первичное ядро в нем все равно останется. И если он жив, то услышит зов Первого. А мы сможем понять, жив ли он, ибо Первый чувствует, когда его слышат.

– А потом? – поинтересовалась Ласселинда.

– Первый эльф укажет, в каком из миров наш сын находится, и мы подготовим экспедицию. Бабушка же его прекрасно почувствует даже искаженного и измененного, если окажется в паре тысяч лиг от него. А то и дальше.

– Это верно, – кивнула Ар’дара. – Его приход в этот мир я учуяла с другого континента. А он был немало искажен тобой, милочка, – кивнула она Ласселинде.

– Я была сама не своя. Влияние Шар, – серьезно произнесла Ллос. – Это меня не оправдывает, но…

– Я все понимаю, – так же серьезно ответила Ар’дара.

– А твоя сестра и прочие родичи, они живы? – чуть смягчившись, спросила Индилаир.

– Я их не чувствую. Скорее всего, они мертвы. Они были намного сильнее поражены Шар. Это я много лет только и делала, что боролась с ней. А они… Скорее всего, она поглотила их полностью, а Всеволод, выжигая ее сущность с помощью Драконьих огней, разрушил их души…

– Что тут у вас? – спросил, зевая, начальник вахты жрецов. Его с вечера не стали будить и тревожить, вызвав только после обеда на следующий день. Да и куда спешить? Дело-то обычное.

– Опять кого-то нелегкая принесла.

– Живой?

– Живой.

– Смирный?

– Да не шумит пока. Какие-то возмущения наблюдаются внутри контура, но не сильные.

– Ничего, кроме сбоя третичной категории, – заметил другой жрец.

– Мелочи, – отмахнулся начальник смены. – Наверняка опять грязь какая-то налипла, вот и некорректно показывает целостность.

– Дефекация? – повел бровью начальник вахты.

– Сами знаете, бывает, – пожал плечами начальник смены, ехидно улыбаясь.

– Большой сбой?

– Обычный.

– Больше нормы сбоя погрешности, – вновь отметил скептически настроенный жрец. – Он выглядит странно. Словно кто-то не заляпал, а повредил часть стены. Аккуратно так…

– Может, посмотрим, кто у нас там обосрался? – поинтересовался молодой жрец, проигнорировав скептика.

– Не рано ли?

– Гость или гостья сидит очень тихо. Уже больше суток. Сами знаете, Артанос хорошо платит за интересные образцы в своей коллекции.

– Жирный боров! – с раздражением скривился начальник вахты. – Мне иногда хочется его самого посадить в его же клетку. Вы не были у него в гостях и не видели, что он с ними делает! Даже принесение в жертву темным богам – благо по сравнению с его забавами!

– Зато он исправно платит.

– Если узнают… – пискнул один из рядовых жрецов.

– Да все и так знают.

– Но ведь…

– Он просто не поделился с кем нужно. Да и нам…

– Смотрите! – воскликнул тот самый жрец-скептик, перебивая светскую беседу.

И все уставились на дверь.

А с ней творилось что-то странное. Ибо она покрывалась инеем.

– Этого не может быть… – прошептал начальник вахты. – Этого не может быть! Она же выдержит любую магию, направленную на нее!

Всеволод тоже уже это знал. Благо, что призраки успели поведать. Так что он и не направлял на нее магию. Он поступил хитрее.

Навыки его в практической магии отличались крайней скудностью. Не было возможности освоить ничего толком, ведь последний год он провел в бесконечной суете и походах. Однако кое-чему научиться все же получилось.

И тут ему сильно повезло, потому что магия взаимно вытесняла технологическое развитие, из-за чего у магов в их плетениях была очень специфическая структура. Далекая от логически оптимальной. Например, температура того же огненного шара завязывалась на этакий предел осознания того, кто пытается это плетение реализовать, что вело к довольно низким температурам. Лучшие маги выдавали что-то порядка двух, край трех тысяч градусов, и это считалось очень круто, более того – достаточно. Всеволод же мог легко выдать шарик с высокотемпературной плазмой, легко пробивающей отметку в три миллиона градусов и более.

С холодом у него имелось то же преимущество.

Он подобным образом доработал обычное бытовое плетение, используемое для остужения супа или чая, в чудовищную штуку. Маны в парне было много. Каналы все открыты и достаточно толстые, поэтому вливать ее в плетение он мог быстро. Вот и поддал «жару», начав остужать массивную дверь из субстантивного диарита магическим ветерком с температурой, близкой к абсолютному нулю.

В обычных условиях это было бы невозможно, так как все газы, находящиеся в воздухе, при такой температуре замерзали. Но не в этом случае, так как плетение обеспечивало своего рода бомбардировку объекта множеством микроскопических шаров с запасенным внутри холодом. Эти шарики и в обычных-то условиях были крайне нестабильны, разрушаясь от столкновения с более-менее плотной преградой и охлаждая ее. Так что субстантивный диарит не нарушал принципов работы плетения. Скорее напротив – повышал стабильность. Сам же холод не имел никакой магической природы, поэтому материал, разрушая оболочку, высвобождал его и никак не компенсировал.

Судя по всему, какая-то защита от заморозки в этом материале все же присутствовала. Во всяком случае, от обычных температур. Минус двадцать, минус сорок, минус шестьдесят. Тех, с которыми обитатели магических миров обычно сталкивались. Когда на материал начало действовать что-то близкое к абсолютному нулю, всякая защита просто полетела к чертям.