Поскольку, согласно Конту, устройство общества отражает доминирующую философию, оно переходит в те же состояния в ходе тех же последовательных стадий. Так, на теологической стадии доминируют идеи и представления божественного закона, и потому оно находится во власти священников и военачальников. На метафизической стадии на первое место выходят «абстрактные и метафизические представления, обосновывающие первичный общественный договор», и «те права, которые считаются естественными и в равной мере присущими всем людям», обеспечиваются властью юристов и судебной системы. На последней же, «позитивной» стадии, которой только еще предстоит наступить, каждая отрасль науки достигнет позитивной фазы своего развития, на смену абсолютным понятиям придут относительные, люди придут к соглашению в понимании, а общество обретет стабильность, превратившись в республику знаний, управляемую «позитивными философами»66. На позитивной стадии, согласно Конту, знание будет единым, поскольку все науки будут подчиняться одним и тем же методологическим стандартам. Для Конта главная ценность науки заключалась в ее методе. Каждая наука в контовской шестичастной иерархии вносила что-то свое и уникальное в «позитивный метод»: математика привнесла анализ, астрономия – наблюдение и гипотезы, физика – эксперимент, биология – сравнительный метод, а социология – «синтетический» исторический метод (химия составляла исключение, поскольку, согласно Конту, химия не добавила ничего нового к экспериментальному методу физики). Каждая из наук в этом иерархическом ряду развивалась на основе предшествующей науки, проходя через стадии развития – от анализа к наблюдению, эксперименту, сравнению и, наконец, историческому методу. По мере развития метод науки усложнялся. Тем не менее, методы различных дисциплин являлись наиболее стабильным фактором в этом ряду развития и усложнения: в то время как научные доктрины и теории со временем менялись, методы сохранялись, и как раз методы, а не идеи или теории, способствали развитию научного знания. Исторический метод – последний в иерархии Конта – понимался им не только как метод социологии, но и как синтетический метод науки, пронизывающий и объединяющий все науки на позитивной стадии ее развития. Еще при жизни идеи Конта, изложенные в его главном труде жизни, Курсе позитивной философии, стали пользоваться изрядной популярностью67. Хотя Конту так и не удалось получить вожделенное профессорское звание, его лекции и сочинения снискали ему известность не только во Франции, но и за ее пределами. В число английских почитателей Конта входил философ Джон Стюарт Милль, поспособствовавший распространению его учения по другую сторону Ла-Манша. Во Франции учеником и одним из первых сторонников учения Конта стал влиятельный интеллектуал Эмиль Литтре (Littré)68, который не только популяризировал учение Конта, но и учредил специальный фонд, призванный обеспечить материальную поддержку (названную «позитивной субсидией») стареющему учителю в последние годы его жизни. К старости Конт стал, к разочарованию своих последователей-республиканцев, гораздо консервативнее в своих политических взглядах. После революций 1848–1849 годов он приветствовал реставрацию империи и хвалебно отзывался о Наполеоне III. Конт также стал очень критически высказываться о доктрине революции, предлагая в качестве альтернативы свою собственную доктрину позитивной философии, в рамках которой революции противопоставлялся закон «эволюции» – постепенного, или стадийного, общественного развития и прогресса69. Он также начал проповедовать «религию человечества» (заимствовав термин у Сен-Симона и его последователей), представляя позитивную философию как универсальную секулярную систему убеждений, которая должна заменить католическую, или любую другую, религию. Последние годы жизни Конт посвятил разработке этих идей, написав свои наиболее спорные книги – Система позитивной политики, или Социологический трактат, учреждающий Религию Человечества и Позитивистский катехизис70. Эти идеи пришлись по душе некоторым поклонникам Конта в Англии, где группа последователей Конта учредила «церковь человечества» при Лондонском обществе позитивистов71.
В Германии, где работы Конта стали известны в 1850‑х годах, отношение к позитивной философии было сложнее. Немецкие профессора обсуждали идеи Конта в контексте дискуссии об образовании и университетах, развернувшейся в Германии после революций 1848–1849 годов. В рамках этих дебатов идеи позитивной философии Конта оказались сплетены с сетованиями, типичными для немецких гуманитариев того времени, о том, что им представлялось посягательством естественных наук на «историко-философский характер образования» (Bildungsweise) в Германии. Таким образом, немецкие профессора истории старались использовать позитивную философию для отстаивания традиционных форм политического и академического авторитета, при этом указывая на позитивизм как на угрозу как научным исследованиям вообще, так и немецкой национальной общности в частности72. Когда, полвека спустя, участники Венского кружка, работавшие по большей части независимо от Конта и его французских преемников, начали активно претворять в жизнь свою программу под именем «неопозитивизм», они ссылались прежде всего на радикальный статус позитивизма в академическом дискурсе Германии, нежели чем на его интеллектуальное содержание73. Если интеллектуалы и политики в Германии употребляли слово Positivismus в качестве уничижительного ярлыка, то во Франции влияние Конта еще более возросло в первые годы существования Третьей республики, созданной после поражения Франции во Франко-Прусской войне 1870 года, положившим конец Второй империи Наполеона. В историографии Третья республика часто описывается как «позитивистская» по своей идеологии74. И действительно, ведущие политики Третьей республики называли себя учениками Конта и сторонниками позитивной философии. Надеясь заменить авторитет католической церкви в общественной жизни на авторитет «позитивной науки», такие лидеры как Жюль Ферри и Эмиль Литтре переинтерпретировали учение Конта, приспособив его к своей антиклерикальной и образовательной политике75. В частности, Литтре использовал свое политическое положение для продвижения контовского учения как философии культа науки. Входивший в политическую элиту республики – сначала как депутат парламента (1871–1875), а затем как сенатор (1875–1881), – Литтре утверждал, что позитивная философия Конта, связывавшая «незыблемость разума и общества с непоколебимостью науки», представляла собой «лекарство для смутного времени»76. Востребованный политиками и философами-республиканцами, контовский позитивизм стал официальной философией Третьей республики в первые годы ее существования, перевоплотившись в разнообразных программах в самых разных областях жизни – от литературы до рабочего движения77. Привлекательность позитивной философии заключалась не только в ее социополитическом обещании прогресса, но и в пластичности ее содержания, которое позволяло наполнять ее самым разным содержанием. Профессиональная история, которая впервые стала востребованной во Франции с начала Третьей республики, стала одной из тех «лабораторий позитивизма», в которых контовская позитивная философия была политически переупакована и концептуально переработана78. вернутьсяAuguste Comte, Comte: Early Political Writings, ed. H. S. Jones (Cambridge: Cambridge University Press, 1998), 83. Обсуждение разнообразных аспектов работы Конта см.: Bourdeau, Pickering, Schmaus, eds., Love, Order, and Progress. вернутьсяПо крайней мере отчасти этот успех можно объяснить тем, что сочинения Конта принадлежали к зарождающемуся и чрезвычайно популярному жанру научно-популярной литературы. В то время, когда повсеместно шло обсуждение и споры о новом индустриальном мире, управляемом машинами, Конт в доступной форме говорил о значении и месте науки в современной жизни. О роли популярных книг о науке в этот период см.: James A. Secord, Visions of Science: Books and Readers at the Dawn of the Victorian Age (Chicago: University of Chicago Press, 2014). О контовском «синтезе» как литературном жанре см.: Zakariya, A Final Story, esp. 68–72. вернутьсяMichael Singer, The Legacy of Positivism (New York: Palgrave Macmillan, 2005). О раннем этапе карьеры Литтре, когда тот переводил Гиппократа и занимался историей медицины, см.: Roger Rullière, “Les études médicales d’Émile Littré,” Revue de synthese historique 103 (1982): 255–262. О политической карьере Литтре в первые годы существования Третьей республики см.: Sudhir Hazareesingh, Intellectual Founders of the Republic: Five Studies in Nineteenth-Century French Political Thought (New York: Oxford University Press, 2001). вернутьсяСм.: Warren Schmaus, Mary Pickering, Michel Bourdeau, “The Significance of Auguste Comte,” в Bourdeau, Pickering, Schmaus, eds., Love, Order, and Progress. вернутьсяAuguste Comte, Système de Politique positive; ou, Traité de sociologie instituant la religion de l’humanité, 4 vols. (Paris: Carilian Goeury, 1851–1854), английский перевод: System of Positive Polity, trans. by J. H. Bridges (vol. 1), F. Harrison (vol. 2), E. S. Beesly et al. (vol. 3), R. Congreve (vol. 4), H. D. Hutton (”Appendix: Early Essays”) (London: Longmans, Green, 1875–1877); Idem, Catéchisme positiviste; ou, Sommaire exposition de la religion universelle en treize entretiens systématiques entre une femme et un pretre de l’humanité (Paris, 1852), английский перевод: The Catechism of Positive Religion, trans. by Richard Congreve (London: Trubner, 1891). вернутьсяСм.: Andrew Wernick, “The Religion of Humanity and Positive Morality,” в Bourdeau, Pickering, Schmaus, eds., Love, Order, and Progress, 217–249. вернутьсяDenise Phillips, “Trading Epistemological Insults: ‘Positive Knowledge’ and Natural Science in Germany, 1800–1850,” в Feichtinger, Fillafer, Surman, eds., The Worlds of Positivism, 137–154, 148. В своей статье о квантовой механике в период Веймарской республики историк науки Пол Форман настаивал, что именно повсеместное «отрицание позитивистских представлений о природе науки» создало благоприятный климат для формирования новых идей о акаузальности (внепричинности). Paul Forman, “Weimar Culture, causality, and Quantum Theory: Adaptation by German Physics and Matematicians to a Hostile Environment,” Historical Studies in the Physical Sciences 3 (1971): 1–115, 7. вернутьсяЕсли Франц Брентано помог распространить идеи О. Конта в Австрии, то Эрнст Мах, чьи философские работы во многом вдохновили программу Венского кружка, сделал о нем лишь несколько поверхностных и, по большей части, пренебрежительных замечаний. См.: Franz L. Fillafer, Johannes Feichtinger, “Habsburg Positivism: The Politics of Positive Knowledge in Imperial and Post-Imperial Austria, 1804–1938,” в Feichtinger, Fillafer, Surman, eds., The Worlds of Positivism, 191–238. О том, каким образом философия Маха и идеи Венского кружка укоренены в культурной и интеллектуальной истории Вены времен Габсбургской империи, см.: Deborh R. Coen, Vienna in the Age of Uncertainty: Science, Liberalism, and Private Life (Chicago: University of Chicago Press, 2007). вернутьсяСм., например: W. M. Simon, European Positivism in the Nineteenth Century: An Essay in Intellectual History (Ithaca, NY: Cornell University Press, 1963); есть и более современное исследование: Isabel Noronha-DiVanna, Writing History in the Third Republic (Newcastle: Cambridge Scholars, 2010). вернутьсяСм.: Jules Rouvier, L’enseignement a l’Université de Paris (Paris, 1893). О роли, которую наука и образование играли в политике первых лет существования Третьей республики, см.: Robert Fox, The Savant and the State: Science and Cultural Politics in Nineteenth Century France (Baltiore: John Hopkins University Press, 2012). О гендерном аспекте представлений об общественном устройстве в программах Третьей республики см.: Judith Surkis, Sexing the Citizen: Morality and Masculinity in France, 1870–1920 (Ithaca, NY: Cornell University Press, 2006). вернутьсяÉmile Littré, Principles de philosophie positive (Paris, 1868), 75. О Литтре как философе Третьей республики см.: Hazareesingh, Intellectual Founders of the Republic. вернутьсяMary Pickering, “The Legacy of Auguste Comte,” в Bourdeau, Pickering, Schmaus, eds., Love, Order, and Progress, 250–304, 262–264. вернутьсяО разнообразных «лабораториях позитивизма» в разных странах см.: Feichtinger, Fillafer, Surman, eds., The Worlds of Positivism. |