Обращает на себя внимание в «Диалогах» и тема природы. В педагогических трактатах гуманистов XVI в. эта тема более всего присутствует у Эразма Роттердамского [37], который развивает традиции итальянских гуманистов XV в. Однако Вивес (и Эразм Роттердамский в «Разговорах запросто» [38]), в отличие от итальянцев, помещает эту тему в учебную гуманистическую литературу. Ведь диалоги служат своеобразными учебными пособиями. Они учат детей наблюдать за природой и воспринимать ее с чувством радости и удовольствия.
Особенно интересно у Вивеса описание в «Диалогах» наслаждения от созерцания природы, которое проникает во все ощущения человека (диалог XI). Поразительно описание пения соловья, птицы, которую Вивес, видимо, очень любил; этой темы он касается в ряде диалогов. В диалоге XI описывается пение соловья и обучение пению соловьем-наставником молодых соловьев. В диалоге VIII «Болтающие» ребята слушают соловушку и вспоминают басню о соревновании соловья и кукушки. А в диалоге IX «Путешествие и лошадь» при описании красот природы близ Парижа, куда добрались школяры на лошадях, снова встречается упоминание о соловье: «Посмотри, как медленно скользит та речка с совершенно хрустальной водой среди острых золотистых камней, как приятно журчит! Слышишь соловушку и щегла?.. Эта парижская земля восхитительна». Юноши наблюдают и спокойное течение Сены, и луг, одетый удивительной зеленью и полный сладостных ароматов. На описание соловьиного пения повлияли не только авторы, которых читал Вивес, например Плиний, скорее всего, гуманист, сам слушая это пение, в диалогах этому же учил и школяров.
Включение темы природы в учебную литературу обогащало содержание преподаваемого материала, способствовало развитию у учеников интереса к естествознанию, любви к природе.
Вопросы воспитания поставлены Вивесом как отдельная тема только в самом конце работы в двух диалогах – XXIV «Воспитание» и XXV «Наставления по воспитанию». Однако воспитательные моменты присутствуют, как уже отмечалось, и в ряде других диалогов.
В диалоге «Воспитание» три участника: наставник Флексибул, подросток Гримферант из благородной семьи, посланный отцом к наставнику для воспитания, и Горгопас, тоже из благородной семьи, с самого начала поддерживающий Гримферанта. Гримферант воспитан так, как воспитывают детей в дворянских семьях. Он высоко ценит себя как представителя благородного рода и сообщает наставнику некоторые главные моменты воспитательной идеологии дворянства: не отступать от доблести предков, бороться за честь рода, если кто-то ее умаляет, быть щедрым. Подобает также вставать в присутствии других, уступать дорогу, обнажать голову и др., но делать это не из уважения к людям, но чтобы снискать себе их благосклонность. Подобное воспитание, которое Гримферант считает наилучшим, присуще благородным, они воспитываются для всего выдающегося, а неблагородным, воспитанным иначе, говорит он, это не свойственно. Своим воспитанием он вполне удовлетворен и пришел к наставнику по воле отца.
Благородный Горгопас поддерживает подростка и замечает, в частности, что к мальчику надо обращаться, называя его «господин», а не «сын и друг», как это делает Флексибул, и наставник с изрядной долей иронии этому следует.
В диалоге начинается словесное перевоспитание мальчика наставником. Флексибул уводит его от традиционных представлений о благородстве и благородном воспитании и рисует иную картину, где в основу оценки человека кладет человеческие качества (острый ум, тонкое чутье, рассудительность) и этические принципы (справедливость, умеренность, милосердие, великодушие), только они и есть блага человека. Он подводит его (но делает это очень кратко) к новому взгляду на общество, где люди занимаются разными видами деятельности (многоопытные и мудрые старики, ученые, государственные деятели, преподаватели, крестьяне, моряки и др.), и это отличает их друг от друга. Следует жесткий упрек мальчику: «Что из этого ты познал? Чем занимаешься? Что осуществляешь? Вообще ничего, кроме одного: нет никого лучше меня, я рожден в знатном роду». Вникнуть во все сказанное учителем и определить свою значимость – задача Гримферанта. Он только вступает в жизнь, ничего еще не знает, должен понять, что многие люди лучше его и знают больше его. Мальчик соглашается с мнением наставника. В итоге он заявляет, что в ходе разговора стал другим человеком. А в конце диалога вновь появляется обращение Флексибула к мальчику «мой сын».
Во втором диалоге изложены главные положения, принципы воспитания, которые усвоил Гримферант и о которых он рассказывает своему собеседнику.
Главы о воспитании молодого человека относятся к воспитанию благородного юноши, но многие принципы, о которых Вивес говорит в диалогах, касаются воспитания молодого человека вообще, независимо от его социальной принадлежности. А в основе их лежит гуманистическое представление о человеке.
В самом деле, в основе наилучшего воспитания – правильная самооценка человека. Для этого надо усердно трудиться, чтобы совершенствовать душу, украсить ее знанием дел, наукой, добродетельными поступками. Вивес возвращается к этой мысли, когда говорит об особом почтении к людям большого ума и образования, что надо добиваться их дружбы и быть подобным им. Называются и такие качества подростка, как скромность, трудолюбие («праздный человек – камень»), борьба с гневом, честность, уважительное и почтительное отношение к людям (к родителям, магистрам, священнослужителям, магистратам). Подобные этим воспитательные требования можно встретить в педагогических трактатах других гуманистов, например, у итальянского гуманиста Маффео Веджо.
Есть интересные требования к поведению, касающиеся взгляда (глаза – «зеркала души»), языка тела и жестов при разговоре, во время приема пищи. Похожие вещи имеются у тех же Веджо, Эразма Роттердамского [39].
Поскольку два диалога о воспитании относятся к воспитанию благородного человека, они содержат такие нормы и требования, которые редко можно встретить в педагогических трактатах гуманистов, пишущих о воспитании детей горожан. Обращает на себя внимание трактовка самооценки: судить о себе не высокопарно (magnifice), а умеренно; осмысливая себя, молодой человек обесценивает себя и смиряет настолько, что не встретит никого столь презренного и ничтожного, кого пониманием своего ума не поставит впереди себя. Он согласен считать себя не господином, а манципием (рабом, невольником). В чем смысл такого сознательного самоуничижения, крайне низкой самооценки? Может быть, в том, чтобы уравнять благородного с простым человеком? Возможно и влияние на подобные мысли христианских идей, тем более что в конце первого диалога о воспитании говорится как о главной заботе молодого человека – быть приятным бессмертному Богу.
Другое требование состоит в том, чтобы подросток остерегался, в силу недостатка опыта, ума и благоразумия, выносить какие-то решения, оценивать законы, нравы, предоставив это тем, кто способен это делать; со всем этим могли сталкиваться подростки из знатных и влиятельных семей, из придворных кругов. Они могли сталкиваться и с проявлением лести и лжи, распространенной в придворном мире. Не отсюда ли столь резкое выступление в диалогах против лжи? Воспитатель, как видим, учитывает особенности жизни подростка в дворянской семье и соответственно на них реагирует.
Диалог XX о мальчике-принце, казалось бы, должен быть центральным во второй части работы Вивеса. Тем не менее он занимает достаточно скромное место и по объему не столь большой. В нем будущему государю Филиппу наставником внушается мысль, показанная на конкретных примерах, о том, что для управления государством необходимы знание и опыт. А для этого надо учиться, читая книги древних мудрецов, особенно остерегаться лени, «со всем напряжением души стремиться к изучению наук и взращиванию добрых мыслей».
