Памятником крестоносного коллективного сознания ордена является «Хроника земли Прусской» Петра из Дусбурга, не просто создавшего апологию Тевтонского ордена и завоевания им Пруссии, но использовавшего для этого красноречивые и при этом богословски обоснованные факты, совокупность которых призвана была недвусмысленно свидетельствовать: завоевание Пруссии – это праведная, священная война, которую братья-рыцари ордена ведут во имя христианской веры. Времена св. Адальберта Пражского (Войцеха) (955–997), Бруно Кверфуртского (970/974–1009) и епископа Христиана (ум. 1245) прошли. Мирная миссия во всех случаях закончилась гибелью проповедников. Как пишет Пётр из Дусбурга, поскольку «семя <слова Божьего> упало на скудную почву, то не принесло никакого плода» (II. 1). Настало время Крестового похода, задачей которого была не только война за христианскую веру, но и типичная для войн всех времен экспансионистская задача завоевания новой территории. Тевтонский орден, возникший в Святой земле как госпиталь и вскоре (в 1198 г.) получивший статус духовно-рыцарского ордена, в Пруссии на практике превращается в военный, рыцарский орден.
Поле сражения переместилось с Ближнего Востока в прибалтийские земли Пруссию и Ливонию, но поскольку эти земли были приравнены к Святой земле, то и тевтонские рыцари в своем сознании и в глазах современников оставались крестоносцами. Напоминанием этого служат 78–80-е главы IV части хроники («О событиях»), в которых нашли отражение обстоятельства и причины Первого крестового похода, а затем (кратко) – причины упадка Крестовых походов и, словно кульминация, «Плач о запустении Святой земли» и «Призыв Святой земли к христианам во спасение свое», с затаенной надеждой на несбыточное: возрождение Крестовых походов в Святую землю и ее отвоевание. Спустя триста лет после этого такую же, но не высказываемую откровенно надежду на отвоевание уже навсегда потерянной Пруссии будут питать орденские рыцари.
Крестоносцы появились в Пруссии в начале 30-х гг. XIII в. по приглашению мазовецкого князя Конрада, обратившегося к Тевтонскому ордену с просьбой помочь в отражении разорительных набегов пруссов. Именно в Пруссии появились письменные памятники ордена, прежде всего – его историография и важнейшая среди исторических сочинений «Хроника земли Прусской» Петра из Дусбурга. Завершенная в 1326 г., она отражала историю завоевания орденом Пруссии ретроспективно (хронист предупреждает читателей о том, что хронология описываемых событий зачастую нарушена, а многие события уже забыты). Однако, безошибочно следуя правилам жанра крестоносной хроники, Пётр создает, можно сказать, «программное» сочинение ордена, являющееся одновременно его апологией и своеобразной энциклопедией.
В отличие от Святой земли, на отвоевание которой от инаковерующих мусульман отправлялись христианские крестоносцы, Пруссия была последним островком язычества в Европе. Пруссов скорее можно было бы назвать «неверными» или «неверующими», хотя они обожествляли природу, о чем было известно и Петру из Дусбурга (III. 5); подобный пантеизм не означал для хрониста подлинную религию, и он, называя пруссов идолопоклонниками, пишет, что «пруссы не имели понятия о Боге». Именно поэтому пруссы не только грешники, не раз называемые на страницах хроники «детьми Белиала», но и злейшие враги христиан, несущие ущерб и гибель христианскому миру, а главное – католической Церкви: в Риме их называли «сарацинами Севера» (Düsterwald 1973: 17). Едва начав повествование о вторжении крестоносцев в Пруссию, Пётр из Дусбурга перечисляет злодеяния пруссов: «…двести пятьдесят приходских церквей, не считая… часовен, мужских и женских монастырей, предали они огню. Убивая священников и прочих клириков, …одних за пределами церкви, других – внутри, многих в алтаре, когда они служили телу и крови Господа нашего Иисуса Христа, сами святыни в знак презрения Бога брезгливо бросив на землю, попирали ногами. Унеся чаши, амфоры и прочие церковные сосуды и облачение, предназначенное для богослужения, они обращались с ними кощунственным образом; девушек, посвященных Богу, бесстыдно использовали для своей похоти. …не хватит слов, дабы досконально описать, сколько зла и мерзости содеяли они вере и христианам» (II. 2). В дальнейшем хронист не раз пишет о том, что «церкви, часовни и молельни Божии они сжигали, с церковными святынями кощунственно обращались, церковное облачение и сосуды использовали непозволительным образом, священников и прочих служителей церкви беспощадно убивали» (III. 90). Во время восстаний (их Пётр из Дусбурга насчитывает пять), пруссы нанесли «большой ущерб образам святых, церковному облачению и прочему, предназначенному к служению Богу, и церковным святыням» (III. 148). Подобным обвинениям на страницах, повествующих о литовской войне, подвергаются и литовцы, вторгшиеся во главе с кастеляном Гарты (Гродно) Давидом в Ревель, землю короля Дании, и убившие там «многих священников, приходских и монастырских», оскверняя при этом «святыни, церкви, облачение и алтарные сосуды и все, относящееся к богослужению» (III. 343); великий князь Литовский Витень (1293/1295–1316) привел в Польшу воинов, и они убили собравшихся на службу в церкви людей, а саму церковь сожгли дотла (III. 250). В другом походе войско Давида вошло в Мазовию, где разгромило «огнем и мечом» «тридцать приходских церквей и часовен со многими молельнями, посвященных во славу Божью… Кощунственно обращаясь с церковными святынями, облачением и сосудами, они уничтожили монастырских и приходских священников и свыше четырех тысяч прочих людей обоего пола» (III. 357). И, словно подводя итог всему сказанному, хронист пишет: «Ни один нормальный человек не может без слез подумать о том, сколько зла и какое великое побоище народа Божьего содеяло и сколько ущерба причинило это войско <язычников> святыням церкви и ее служителям» (III. 192). Подобные описания (как бы растянутый на всю «Хронику» обвинительный акт против пруссов и литовцев) легитимизируют поход крестоносцев в Пруссию, уподобляя его Крестовым походам в Святую землю. Исторические сочинения Тевтонского ордена в Пруссии были разновидностью «литературы Крестовых походов, а его земля (т. е. Пруссия. – В. М.) стала местом войны, колонизации и миссии» (Jungbluth 1969: 36).
Завоевание Пруссии получает богословское оправдание, и хронист усматривает его на высочайшем уровне, неоднократно напоминая, что «Бог на стороне братьев» (III. 21), что «Господь сражается за братьев» (III. 75), и потому крестоносцы ведут войну с пруссами, не теряя надежды, что «Господь охранит и поможет» (III. 193). Хронист создает прочную духовную основу, соединяющую Бога и крестоносцев (Trupinda 1999: 174). Многочисленные случаи чудесного спасения рыцарей ордена объясняются Петром из Дусбурга именно божественным участием, равно как к чудесам относятся и успехи в обращении пруссов в христианство, а это, несомненно, свидетельствует, что крестоносцы ведут праведную, священную, войну.
Оправданием действий Тевтонского ордена в Пруссии служит и агиография. У ордена было три «официальных» святых покровителя: Дева Мария, исполнявшая роль посредницы между орденом и Господом; святой Георгий, служивший образцом в войнах с язычниками, и святая Елизавета, известная своим служением ближнему. Они представляли разные ипостаси ордена (Wüst 2013: 31).
В ордене, в само название которого входило имя Пресвятой Марии, несомненно имелись все предпосылки к созданию ее культа. Верховный магистр ордена Дитрих фон Альтенбург (1335–1341) назвал Деву Марию «госпожой и защитницей» (howbtfrowe und beschirmerinne) ордена (Rosenberg 1967: 322; Arnold 1999: 270). Тевтонский орден стал инициатором Крестовых походов в Пруссию и Ливонию, земли, объявленные принадлежащими Деве Марии (и в этом тоже усматривают аналогию Святой земле, мыслившейся землей Иисуса Христа). «Рыцари Марии» (Marienrittere) вели войну с язычниками во имя своей покровительницы (Arnold 1999: 270–271), и нередко походы, совершаемые в XIV в. западноевропейской знатью на Литву, начинались в праздники, посвященные Деве Марии: Очищение (Purificatio), или Сретение Господне (2 февраля), Вознесение (Успение) Марии (15 августа), Рождество Марии (8 сентября). Однако в отличие от Святой земли, где культ Иисуса носил вполне религиозный характер, в Пруссии культ Девы Марии все больше политизировался, вписываясь в систему политических взглядов руководства ордена и выражая устремления ордена как территориального князя. Одновременно ее культ феодализировался и стал служить упрочению политических позиций ордена и его владычества в Пруссии, при этом Дева Мария в глазах крестоносцев превращалась в сюзерена (под ее стягом тевтонские рыцари шли в бой), госпожу завоеванных земель, а орден – в ее вассала (Dygo 1989: 63–64).
