Одевшись, я тихонько вышел из номера и пошел по коридору. Какой-то грузный мужчина почти пробежал мимо навстречу, и я услышал за спиной:

– Милая! Открой своему муженьку, я уже вернулся.

Оглянувшись, я увидел, что он стучался как раз в ту дверь, из которой я меньше минуты назад вышел. «Я никогда не изменяла мужу», – вспомнилось мне. Со вспотевшим лбом я продолжил движение в сторону лифта.

– Меня зовут Тайя. У меня здесь в груди затвердело и болит, – она показала мне пальчиком в сторону крупной груди, которая практически не умещалась в маленькие чашечки (я бы даже сказал лепестки) ее лифчика, подвешенные за тонкие веревочки-тесемки.

Узковатые глаза, несколько выступающие скулы, узкие губы и волосы несколько ниже плеч. (Taiyō – японский, как мне потом перевели ее имя, что означает Солнце) Я как-то подумал в тот момент, из какой же части Азии приехала эта раскосая худощавая самка, если она так хорошо говорит на нашем языке.

– Мне надо осмотреть подробно груди. Где я могу помыть руки?

Когда я вернулся, Тайя поднялась с кровати, где она продолжала сидеть под одеялом, и когда одеяло осталось на постели, то оказалось, что она сидит только в одном лифчике без трусов.

– Говорите потише. У меня в соседней комнате спит ребенок.

– Ребенок с мужем или сам спит? – спросил я, памятуя прошлое посещение ребенка.

– Муж остался у себя на работе. Он посол. Он не может приезжать к нам часто. Ребенок лежит в кроватке, я его еле-еле успокоила. Потому говорите, пожалуйста потише.

Уже стоя передо мной во весь свой небольшой рост, она сняла лифчик и показала тоненьким пальчиком, где болит. Груди были довольно большие для такого маленького женского тела, как у нее. Но ничего не поделаешь, – в период кормления груди иногда вырастают многократно на это время. Как положено, я захватил обе груди в свои руки и начал их ощупывать пальцами и ладонями симметрично, чтобы иметь точно представление о процессах внутри них.

Пальцами, кончиками пальцев я медленно массировал и перебирал миллиметр за миллиметром ее груди, прощупывая как бы проникая своими ощущениями глубоко внутрь. Ее широкие ореолы лежали у меня в ладони, упершись и почти распластавшись в них, – мягкие и практически пустые.

– Вы хорошо потом сцеживаетесь после кормления?

– Почти всегда хорошо сцеживаюсь. Но позавчера мы были с мужем на одном официальном приеме, и я не могла цедиться вовремя. Когда пришла домой, то они обе были твердые и очень болели. Я долго массировала и старалась убрать всё молоко из них. Боюсь, что я была сильно уставшая в тот день, и эту грудь обрабатывала последней и недостаточно хорошо.

– Да, похоже, что вот здесь, – я прижал в одном месте пальцем, и она ойкнула. – Да, здесь есть уплотнение. Но не ильное. И его можно было бы попытаться с помощью массажа и некоторых других манипуляций вернуть в норму.

– Вы могли бы сделать мне соответствующий массаж и манипуляции?

– Массаж могу, а вот манипуляции… – я начал ей массажировать специальными приемами дольки молочной железы. – …А вот манипуляции, думаю, нет.

– Что не дает делать манипуляции? – Тайя морщилась, иногда ойкала при особенно глубоких моих надавливаниях. – Надо что-то привезти из оборудования? Какой-то аппарат?

– Знаете, если Вы имеете в виду молокоотсос, то я ни раз не видел и не читал из них стопроцентно действующие и помогающие. Если бы могли вызвать сюда мужа, то я бы рассказал ему, что надо делать.

– Мой муж в настоящее время летит в двенадцати часах полета от нас. Если он даже развернет самолет, – а это невозможно, – то прилетит и приедет почти через сутки. Я же помру от такой боли за сутки, – и она расплакалась. – А фактически без разворота самолета он сможет приехать только через несколько суток. Если бросит все свои дела. Что надо сделать, чтобы мне стало легче? Может быть, я сама смогу?

– Не-ет, сами Вы не справитесь. После такого массажа, как я делаю, надо было бы отсосать застоявшееся молоко, потом опять массаж и опять отсасывание. До боли в сосках, в груди, в губах мужа.

Японка некоторое время, – только стонала и морщилась, а потом решилась:

– Делайте эту манипуляцию сами. Вы знаете и умеете лучше, чем муж. А он еще и может не согласиться. Да и вернется не скоро. Потому я прошу, делайте сами. Я заплачу так и столько, сколько скажете. К тому же мне надо будет кормить ребенка.

Я сидел в глубоком мягком кресле во время проводимого массажа. Но уже даже к этому времени у меня устали и руки, и спина.

– Знаете, Тайя, мне тогда надо как-то изменить наше взаимное положение. У меня очень устали руки.

– У Вас устали руки? Простите, я не подумала об этом. Да и надо приблизиться грудью к Вашим губам, я поняла. Давайте я сяду к Вам на колени. Мой рост таков, что груди в таком случае будут как раз перед губами.

– Но сесть придется мне на колени верхом лицом ко мне. И мне не хотелось бы пачкать брюки.

Японка внимательно посмотрела на меня.

– Снимайте брюки.

Я помялся некоторое – очень небольшое – время и снял брюки. Когда Тайя уселась мне на колени верхом, то она, видимо, поняла, что меня смущало в этой процедуре. Уже на стадии массажа молочных желез и от ее беззастенчиво голого тела член торчал как специально притаившийся в засаде хищник. Теперь он уперся ей в лобок совершенно определенно давая знать, чего хочет.

– Кажется, кто-то требует уже сейчас части оплаты за массаж? – улыбнулась дама, на что я промолчал с занятым ртом.

Тайя улыбнулась и подставила мне свою больную грудь. Я начал ее массировать руками и глубоко засосал сосок. Сила отсасывания ограничивалась только тем, чтобы не повредить сосок и молочные дольки железы. Однако соски на обеих грудях стали твердыми и шершавыми. Я попеременно сильно старался отсасывать из них молоко, а они всё грубели и росли.

Неожиданно я почувствовал, как мамашка сделала какие-то движения тазом, и член стал упираться уже не в лобок, а ей в промежность. МОКРУЮ!!! промежность. И вслед за этим последовала серия толчков с ее стороны, пропускающих член в ее влагалище.

Я с облегчением откинулся на спинку кресла, а Тайя последовала следом за тем, что я не выпускал ее грудь и сосок изо рта, и тоже легла на меня всем телом, продолжая делать толчки тазом на члене. Погружение органа в орган были как-то естественны и взаимно приятны.

Так мы и оказывали друг другу помощь: я отсасывал ей молоко из молочной железы губами, а она влагалищем доила член внутри себя.

Первый оргазм сотряс нас обоих одновременно или с таким незначительным секундным разрывом, что лично я не замети даже, кто начал первым. Изливаться внутрь кормящей матери практически безопасно в плане незапланированной беременности, потому я кончил без задних и тревожных мыслей. Тайя, похоже, тоже получила удовольствие.

– Продолжаем лечение? – с улыбкой спросила японка, не вынимая органа из органа, на что я согласился.

И она скакала на мне верхом до утра, – лежа на мне и затыкая мне рот своей молочной железой, время от времени сотрясаясь от оргазма. Я лежал под ней положив уставшие руки на подлокотники кресла, и не старающийся ей сопротивляться. Сменить позу мы фактически не могли, но нам и эта поза была приемлема.

На рассвете в соседней комнате заплакал ребенок, и Тайя принесла его и, сев опять на член верхом, стала его кормить здоровой грудь.

– А ты знаешь. Боли уже нет. Есть некоторый дискомфорт, но такое ощущение, как после обычного массажа любой части тела.

Она свободной рукой потрогала ту часть груди, где вечером были боли.

– Нет не только боли, но и уплотнения не нахожу. Ты гений! – на этом возгласе она снова ввела в себя член и стала укачивать малыша, равномерно покачиваясь на мне в ее всенощной верховой езде, что-то напевая и улыбаясь мне.