Впереди процессии шли два ряда барабанщиков. Кто бы мог удержаться от возгласов восхищения при виде этого пышного шествия! Поистине,
Под музыку и грохот барабанов
на белой лошади подъехал к дому зять.
Он так красив, изыскан и изящен —
действительно, на удивленье всем.
С великой радостью сменил он туаньтоу
на тестя, что и знатен и богат.
А то, что на реке Цайши случилось,
не счел он важным, чтобы горевать.
В этот вечер в гостиной инспектора по перевозке продовольствия были разостланы войлочные ковры, развешаны свадебные украшения. В ожидании приезда жениха в доме громко трубили фанфары, гремели барабаны. Когда Мо Цзи подъехал к дому невесты и сошел с коня, господин Сюй встретил его в парадной одежде. Чиновники, сопровождавшие жениха, удалились, а Мо Цзи прошел прямо в дом.
Вскоре в сопровождении двух служанок появилась невеста. Лицо ее было закрыто красным покрывалом. Ведающий церемонией возвестил о начале обряда. Молодые люди поклонились небу и земле, свершили земной поклон господину и госпоже Сюй и наконец поклонились друг другу.
Когда церемония была закончена, молодых проводили в брачную комнату. Радость Мо Цзи не поддавалась описанию, он чувствовал себя на девятом небе. В брачную комнату Мо Цзи вошел бодро, с высоко поднятой головой. Но едва он перешагнул через порог, как вдруг из-за дверей выбежали служанки с палками в руках и набросились на него. С него сбили парадную шапку, удары градом сыпались ему на плечи, на спину, его били по голове, били так, что молодой человек вопил не своим голосом. Не зная, куда деваться, он весь съежился, присел и стал звать на помощь тестя и тещу.
И вдруг из глубины комнаты раздался нежный мягкий голос:
– Не бейте больше этого бездушного молодого человека. Пусть подойдет ко мне.
Служанки перестали бить Мо Цзи и, схватив его за уши и за руки, поволокли к своей госпоже. Мо Цзи в это время напоминал будду Амитабу, над которым измывались *шесть злодеев.
– В чем моя вина?! – кричал Мо Цзи, но когда поднял глаза и при свете ярко горящих свечей увидел, что спокойно сидящая перед ним женщина не кто иная, как его прежняя жена Юйну, он от страха чуть не лишился рассудка.
– Нечистая сила! Нечистая сила! – завопил он к общему удовольствию окружающих.
В это время в комнату вошел господин Сюй.
– Не пугайтесь, дорогой зять! – обратился он к Мо Цзи. – Это не нечистая сила, а моя приемная дочь, которую я подобрал на берегу реки Цайши.
Только теперь Мо Цзи пришел в себя. Он тут же стал перед тестем на колени, сложил в мольбе руки на груди и произнес:
– Я признаю себя виновным. Надеюсь, что господин простит меня.
– Все это меня не касается. Лишь бы дочь моя не возражала.
– Бессердечный и негодяй! – набросилась на него Юйну. – Забыл слова *Сун Хуна: «Тех, с кем в бедности дружил, не забывают; ту, с кем отруби делил, не выгоняют»? Ведь пришел в нашу семью с пустыми руками, и, если бы не наши деньги, не быть тебе ученым, не добиться славы, не стать тем, чем ты стал. Я-то надеялась, что разделю почет и славу вместе с мужем. А ты забыл о добром отношении к тебе, изменил долгу, не посчитался с супружеской любовью. Бросив меня в реку, ты отплатил мне злом за добро. Хорошо еще, что небо надо мной сжалилось… Встретились благородные люди, которые спасли меня и удочерили, иначе погибнуть бы мне в утробе рыбы… Как ты только мог поступить так жестоко! Какими глазами будешь теперь смотреть на меня?!
При этих словах Юйну разрыдалась; но и плача, она не переставала бранить мужа.
Мо Цзи, на лице которого были написаны стыд и раскаяние, стоял на коленях и, отбивая поклоны, молча молил о пощаде. Решив, что с зятя довольно, господин Сюй поднял Мо Цзи и стал уговаривать Юйну:
– Дочь моя, прости его. Сегодня мой зять признал свою вину и раскаялся, надеюсь, больше он не посмеет тебя обижать. Хотя прежде вы уже были мужем и женой, считайте, что вы новобрачные. Прошу, уважьте меня и забудьте все старое!
– Вы сами виноваты во всем, – продолжал Сюй, обращаясь к зятю, – так что не сетуйте ни на кого за то, что вам пришлось в эту ночь претерпеть. А сейчас я позову свою жену, чтобы она поговорила с дочерью.
Господин Сюй вышел из комнаты. Вскоре пришла госпожа Сюй, которой долго пришлось убеждать и уговаривать Юйну, чтобы та наконец помирилась с мужем.
На следующий день господин Сюй устроил пир в честь своего зятя.
– Женщина дважды не получает свадебных подарков, – заметил господин Сюй, возвращая зятю все его дары. – Вам уже однажды пришлось делать подношения семье Цзинь, и я не посмею принимать от вас ничего.
Мо Цзи стоял, опустив голову, и молчал, а господин Сюй продолжал:
– Вас раньше так смущало низкое происхождение вашего тестя, что вы из-за этого бросили свою жену и преступили законы нравственности. Я же, ваш новый тесть, всего-навсего инспектор по перевозке продовольствия. Боюсь, что эта должность может показаться вам слишком ничтожной и брак с моей дочерью тоже вас не устроит.
Мо Цзи побагровел. Ему ничего не оставалось, как еще раз просить прощения.
В стихах говорится так:
Всем сердцем только и мечтал
с семьею знатной породниться.
Не знал, что новая невеста
его же прежняя жена.
Был посрамлен он и избит,
и от стыда лицо горело.
Спроси, чего ж добился он?
Лишь тестя нового, и только.
С этих пор Мо Цзи и его жена жили в таком мире и согласии, какого раньше не знали. Супруги Сюй относились к Юйну, как к родной дочери, а к Мо Цзи – как к зятю. Юйну любила господина и госпожу Сюй, как отца и мать.
Тронутый добротой окружающих, Мо Цзи сам стал другим человеком. Он забрал к себе в дом туаньтоу Лаода и заботился о нем до последних дней его жизни. Когда господин Сюй и его жена умерли, Юйну носила трехгодичный траур по своим благодетелям.
Скажу еще, что впоследствии между членами семей Сюй и Мо на протяжении веков были самые дружеские и братские отношения.
В стихах говорится:
Сун Хун остался верен долгу —
прослыл в народе благородным;
*Хуан Юня, что жену оставил,
неверным мужем нарекли.
Взгляните на Мо Цзи: женат был,
а вновь посвататься задумал.
Но брак – предначертанье неба,
и лишь утруждал он зря себя.
6. Шэнь Сяося довелось вновь увидеть доклады Чжугэ Ляна
Как-то в своем кабинете,
рассказы читая наших времен и былых,
На неслыханный случай наткнулся,
меня он задел за живое:
Верный долгу и службе сановник
министру коварному в руки попался.
Оклеветан, загублен герой,
и слезы я лил, скорбя и горюя о нем.
Но нет,
не бросайте казенной печати,
Нет, не бросайте
чиновный убор головной:
Мрак ночи не вечен,
всему свое время приходит,
И небо еще различает,
кто подл, кто честен.