Бек как-то прикинул: за 6 последних лет его эскадрилья обновилась на 85%. Не успеешь из вчерашнего курсанта сделать лётчика, как он уже бежит с рапортом на переучивание. Таких рапортов у него целая папка с резолюциями: отказать в связи с производственной необходимостью. Правда те, у кого есть взыскание, на этот счёт могут быть спокойны. С взысканиями на переучивание путь закрыт. И тогда таких агитируют на должности командиров звеньев. Если согласен – выговор снимают (всё в руках наших), посылают на командные курсы и после окончания дают тренировку на право тренировки своих подчинённых.
И тогда уже не важно, что опыт его подчинённого намного больше, чем опыт новоиспечённого командира. А эти, вновь испечённые, по старинке работать не хотят и ради плана гектары «вымогать» у заказчиков не желают. И не находят контактов с заказчиками.
А некоторые заказчики как рассуждают? Дескать, и без самолёта как-нибудь обойдёмся. Да вот штука какая, хлеб нашей родной партии нужен. Тогда что ж, пусть работает самолёт. Но как хочет. Ведь те два или три центнера с гектара, что якобы даёт применение химикатов, всё равно уйдут в бездонные «закрома государства», которому вечно чего-то не хватает. И глядят многие руководители на самолёт, как на лишнюю обузу. АХР требует у самолёта держать с десяток человек, а где их взять? В период посевной каждый человек на счету. А 15-20 процентов трудоспособного населения не просыхают от пьянства, и на работу их не выгонишь, не сталинские времена теперь, нечего бояться. Они вообще нигде не работают, живут натуральным хозяйством. И наплевать им на директивы партии о повышении урожайности, как наплевать и на саму партию.
И вот вынужден председатель говорить командиру прилетевшего самолёта: работай, как хочешь и делай, что хочешь. Но людей у меня для тебя нет. Я подпишу тебе любые гектары, только выходи из положения и улетай быстрей. Или работай с нарушениями: без охраны, без сигнальщиков, а погрузчик найдём.
А уж во время второго тура, когда начинается работа с ядами, многие заказчики просто просят не травить их поля гербицидами. И так, дескать, всё кругом ядами провоняло, вон коровы от соломы морды воротят – гербицидом пахнет. Да и молоко невозможно пить.
И находчивые командиры предлагают сделку: ты, заказчик, подписываешь мне заявленные с прошлого года гектары, а я тебе оставляю несколько тонн якобы сожжённого бензина. Ведь его всегда не хватало в колхозах. А эту вонючую гадость, называемую аминной солью (гербицид 2-4Д), можешь вылить в ближайший овраг. А лучше всего – в суслячьи норы, как это делают в оренбургской области. Больше пользы будет, чем вреда. Поголовье сусликов резко уменьшается и вот тебе прибавка с гектара такие же два-три центнера. И поля не вонючие, и птички там летают, и лисы с зайчиками и прочая живность не гибнет. А суслики, которые выжили после такой обработки, десять лет в эту нору не полезут.
Другие заказчики идут по другому пути. Они занижают в растворе концентрацию яда и поливают поля практически водой. Но зато и бабочки с мелкими зверушками на полях живы и видимость работы сохранена. А эффект? Да кому он нужен! Ни одна нога проверяющего не ступит на поле, где яды лили.
А то, что пару лишних центнеров хозяйство не получит – не беда. Всё равно скоту бы скормили без видимого результата.
Вот такие заказчики, как правило, ничем экипаж не обеспечивают, кроме какого-нибудь жилья и питания. И простаивают самолёты по нескольку дней. И не с кого спросить. Спрашивают с крайних. А крайние – это командир звена и экипаж.
Как-то пару лет назад Беку доверили возить авторитетную комиссию по проверке оперативных точек из самой Москвы. Приземлились они на точку, где самолет простаивал уже пять дней. Там был и командир звена Долголетов. Это единственный лётчик, который работал на этой должности больше всех. Переучиваться он не хотел, ему нравилось летать на Ан-2. На нём можно сесть где угодно и куда угодно. В каком-то районном центре, выполняя санитарное задание, он садился на лыжах на заснеженный стадион.
– Почему не работаете? – приступил к нему председатель комиссии. – Упускаете лучшие агротехнические сроки! Когда вся страна в гигантском напряжении по выполнению продовольственной программы, вы бездельничаете. Или здесь санаторий?
– Не работаем потому, что нет организации работ со стороны заказчика.
– Так почему вы, командир звена, не организуете работу? Это ваша обязанность. Кто этим за вас будет заниматься?
– А с нашей стороны всё готово,– вежливо ответил Долголегов, – мы хоть сейчас готовы взлететь.
– У вас нет противопожарных средств, нет обслуживающего персонала, а вы собираетесь в воздух?
– Я не говорил – собираюсь, я сказал – готовы. Если обеспечит всё необходимое заказчик.
Но высокий чин командира звена уже не слушал. Вероятно, он был недоволен, что его из уютного кабинета ради галочки в плане работ послали в эту тьмутаракань, в пыль и вонь химических аэродромов, которые он видел первый раз в жизни. И поэтому воспринимал происходящее неадекватно. К тому же в самолёте, на котором их возил Бек, не было кондиционера. А температура в июне была за тридцать. Естественно, что в подобную жаркую погоду всегда присутствовала болтанка. Его ещё и укачивало.
– Да какой же вы командир после этою? – бушевал он, почти перейдя на крик. – Вас немедленно нужно снять с… как это называется? – повернулся он к начинающему чернеть Беку, обведя окрестности пальцем.
– Оперативная точка, – пробурчал Бек.
– Вот, вот, вас немедленно нужно снять с оперативной точки.
Григорий Долголетов уже два месяца мотался по грязным и пыльным, пахнущим полынной горечью перепревших химикатов, аэродромам. В районе радиусом 250 километров работали шесть самолётов его звена, и каждый требовал контроля. Случалось, что завтракал он в одном хозяйстве, обедал всухомятку где-нибудь на обочине дороги, перебираясь на полуразвалившейся колхозной машине к другому экипажу, а ужинал за добрые двести вёрст от того места, где завтракал.
Григорий дождался, когда наговорится проверяющий, и, глядя на него, как на ребёнка, сказал:
– Вы на меня не кричите, не надо. Если вы проверяющий и знаете свои обязанности, вот и помогите мне. В должностных инструкциях проверяющих чёрным по белому написано так: «Оказывать помощь экипажам». Вот и оказывайте. Вот оперативная машина, – ткнул пальцем на трёхколёсный мотороллер, – съездите к председателю, поговорите с ним. Возможно, он вас послушает. Меня не хочет. Только учтите: ваша белая рубашка через несколько минут станет чёрной, дорога очень пыльная. И ещё. Почему я должен выколачивать то, что предусмотрено договором? Почему мы свои обязанности выполняем, а заказчик не хочет? И почему вы спрашиваете организацию работ с меня, а не с заказчика? И объясните, в чём моя вина? Ну и последнее: если вы хотите снять меня с точки – снимайте. Я вам ещё спасибо скажу, потому что два месяца дома не был. А у меня тоже вообще-то семья.
– Так почему же нет противопожарных средств? – круто сбавил тон проверяющий.
– Потому, что их вообще нет в колхозе. Есть в школе. Но я не могу отобрать их у детей. Да и толку от них! Они десять лет не проверялись.
– А оперативная машина? Что же, лучше этого драндулета ничего не нашлось?
– В колхозе всего десять машин на ходу. И, как сказал председатель, три машины на аэродроме он не может держать.
– Почему три?
– Одна – под бензин, вторая, чтобы воду для ядов возить, ну а третья вот, – кивнул на мотороллер, – оперативная. Экипаж возить, сигнальщиков и прочее.
– Ну и какие же меры принимались для наведения порядка?
– Говорил с председателем – бесполезно. Звонил второму секретарю райкома, тот помочь обещал, но оказался, простите, болтуном. Просил разрешения у базы перелететь на другую точку, но получил отказ. Вот и сидим тут…
Бек-то понимал, что ещё несколько дней самолёт на точке простоит, а потом председатель подпишет документы, так лучше и мороки меньше. И лети тогда Долголетов на все четыре стороны. Но об этом не догадывался высокий чин, ему и в голову не могло такое прийти.