Пресловутое планирование от достигнутого способствует припискам. В прошлом году его эскадрилья обработала (сколько приписала?) 400 тысяч гектаров. План на этот год – 420 тысяч. Где их взять, если площади сельскохозяйственных земель не изменились? А им говорят (или намекают) ищите возможности. Для приписок? Вот и появилась практика выталкивания экипажей на так называемую свободную охоту с наказом: летай по всей области и ищи работу. Как её лётчики находят, одному аллаху ведомо. Но планы в итоге выполняются.

Особенно в этом преуспела эскадрилья Глотова. На своих разборах он постоянно напоминает летчикам о недопустимости приписок. Но говорит об этом туманно и витиевато, намекая при этом, что государственный план – это закон. А, потом, это премии, награды, почёт. И ради этого стоит приписывать. Но с умом, с умом. Дурака, известно, заставь богу молиться, так непременно лоб расшибёт.

Лётчики говорили о строгости Глотова в обращении с документами, о подобострастном к ним отношении. Говорили, что если сверху придет бумага «Глотов мудак» – он, не колеблясь, доведёт это до своих подчинённых под расписку, как и полагается. На всякий случай. Хитёр был Глотов. Как сказал его командир звена Долголетов, он из любой директивы стремится свою пользу извлечь. Чтобы и волки были сыты и овцы целы. Под волками подразумевалось начальство, под овцами – собственное благополучие.

– Значит, говоришь, премия тебя волнует? – спросил Бек, вставая.

– Важен конечный результат, – уклончиво ответил Глотов.

– Этот? – Бек сложил пальцы, словно собираясь омахнуть себя крестным знамением, и пошевелил ими.

– И этот тоже, – подтвердил командир первой эскадрильи. – Деньги, они всем нужны.

– Радость не только в деньгах, – почему-то снова мрачнея, сказал Бек.

– Да, радость не в деньгах, – согласился Глотов и улыбнулся. – Радость в их количестве.

А Нурислам Хамзиевич вспомнил, как в прошлом году Глотов делил квартальную премию эскадрильи. Историю эту рассказал ему начальник штаба отряда Чувилов.

В тот год Глотов с супругой, будучи в отпуске, грелся на северном берегу южного моря. Как всегда по выходу с отпуска рабочий день начал с ознакомления с накопившимися бумагами. Как всегда их было много. Перебрав с десяток, он обнаружил приказ Боброва о выделении премий летному составу, где числилась и его эскадрилья. Отодвинув подальше гору документов, он занялся распределением денег пилотам и себе лично. Делить он умел, всегда ощутимо выходило в его пользу, что вызывало недвусмысленные смешки и ропот подчинённых. Но Глотов прикидывался, как говорят в авиации, шлангом и делал вид, что ничего не замечает.

Он взял чистый лист бумаги и вывел первую строчку: Глотов – 100 рублей. Своему заместителю, который в отпуске не был, поставил цифру 80. Командирам звеньев – по 50 рублей. Подумал и исправил на 40. Командирам самолётов, сделавшим ему квартальный план, за что и полагалась премия, поставил цифру 20. Вторым пилотам – 15. Затем всё сложил, перемножил и подвёл итог. Получился остаток 30 рублей. Как его делить на всех? По рублю каждому не получается. Без долгих раздумий приплюсовал цифру к своей фамилии. Переписал на чистовик и снова оглядел свое творение. Оно ему не понравилось несуразностью цифры напротив своей фамилии. Пожалуй, лучше будет выглядеть цифра 150. Он урезал по десятке у командиров звеньев и приплюсовал себе. А, чёрт, у третьего командира звена оказалось на десятку меньше. Обидятся ребята. Куда же её деть? Эта десятка сама просилась к нему, что он и сделал. Снова оглядел творение. Да, заместителю маловато вышло. Но где же взять?

А за что, собственно, столько вторым пилотам? Они же над полем самолётом на пяти метрах не управляют – запрещено. Пилотирует командир. А вторые только мягко держатся за управление, страхуя командира. Урезать у них по пятёрке и добавить командирам звеньев и своему заму. Так и сделал. Добавил по пятёрке звеньевым и двадцатку заму. Ну, вот, справедливость восстановлена. Хотя, нет, забыл про своего помощника – начальника штаба.

А за что, собственно, ему? Он же не участвует в производственном процессе. После долгих раздумий – даже вспотел – поставил напротив фамилии начальника штаба цифру 30. В результате последних делёжек остались «не оприходованными» 25 рублей. Вот чёрт, куда же их? Да чего ломать голову, пятёркой больше, пятёркой меньше…

И он приплюсовал их себе. Получилось 195 рубликов. Ни туда, ни сюда. И он записал себе 200, начальнику штаба 25. Вот, теперь, кажется, нормально, без остатка.

Все эти процедуры деления, умножения, вычитания и сложения заняли с полчаса времени. В этот момент к нему вошёл Чувилов, которому понадобился какой-то приказ, взятый Глотовым для изучения. Он увидел на столе несколько листков с цифрами и фамилиями и сразу понял, какие муки творчества сотрясают душу командира эскадрильи. Рядом уже лежал чистовик для приказа.

– Ну, ты и развёл математику! – сказал Глотову.

– Да вот без командира и премию поделить некому, – ответил Глотов, прикрыв листок рукой.

– Ты приказы-то все изучил? – спросил с лукавой улыбкой Чувилов.

– Ещё нет. Тут на пол – дня ещё хватит.

– Тогда изучай. Тут и о премиях приказ есть. Его уже Бобров подписал.

Чувилов вышел из кабинета Глотова, но дверь оставил приоткрытой и видел, как Глотов начал лихорадочно перетряхивать бумаги, отыскивая нужный документ. Ага, вот он! В приказе напротив его фамилии стояла цифра 80. У командиров самолётов и вторых пилотов соответственно 40 и 35. Его заместитель, тихий и спокойный парень, собрав командиров звеньев и посоветовавшись, разделил премию. Себе он поставил тоже цифру 80. Но он работал все три месяца и в отпуске не был. Глотов, увидев его на следующий день утром, хмуро похвалил:

– Молодец, премию правильно поделил. Не ожидал…

От разговора с Глотовым у Бека испортилось настроение. Оно и так-то было не вполне рабочим после расхолаживающего климата УТО. Но покорный дисциплине он снова взялся за бумаги. Как их не ругай – от этого они не убавятся. Необходимо просмотреть график предстоящей тренировки командиров звеньев в низкополётной зоне. Тридцать минут каждый должен отлетать с ним на пяти метрах после длительного перерыва в таких полётах. А уже потом они будут тренировать своих лётчиков. Так положено. Но вот есть во всём этом один парадокс. Половина его командиров звеньев моложе и беднее опытом, чем некоторые командиры самолётов. И на практике выходит, что не командир звена будет тренировать своего подчинённого, а наоборот. Ибо когда-то этот командир звена летал вторым пилотом у этого командира самолёта.

А теперь, в силу занимаемой должности, должен учить своего учителя. Анекдот. Но таковы правила. Вот все документы требуют усилить работу среднего командного звена. Но как? Опытные командиры, проработав на этой должности пару лет и вкусив должностного счастья, уходят на другую технику или пишут рапорта с просьбой перевести в рядовые командиры самолётов. Не хотят работать – тяжело. С марта по октябрь не поживи дома – поймёшь, что это такое. И так каждый год. Один неустроенный захолустный быт чего стоит: клопы и тараканы полуразвалившихся колхозных гостиниц, пыль и грязь полевых аэродромов, Вечные переезды из одного хозяйства в другое. Бывает, живут в кошарах, в сельских полуразрушенных клубах, В каких-то так называемых красных уголках, где ни воды нет, ни прочих условий.

И поэтому больше трёх лет мало кто задерживается на таких должностях. Пишут рапорта на переучивание, бегают за Байкаловым: подпиши. Тот не подписывает, потому что лётчиков в отряде вечно не хватает. Каждый год приходит молодёжь из училищ, но её недостаточно. Ещё больше уходят на тяжёлую технику, которой в ОАО становится всё больше и больше. С больших самолётов ведь тоже люди списываются по здоровью и старости. Кем-то надо их заменять. И поэтому иногда Байкалова не спрашивают, есть ли у него лишние лётчики. Просто приказывают подготовить на переучивание столько-то человек и всё.