Начальница начала:

– Я вас собрала, уважаемые коллеги, для того, чтобы разобрать вчерашнюю ситуацию.

Юрий, я хочу сказать, просто вам напомнить, что первое слово в названии нашего учереждения – это слово «государственный». Это значит, что государство рассчитывает на наше участие в опросах, выборах и так далее. Государство не диктует вам за кого голосовать, это ваше гражданское право. Но если мы вас записываем, Юрий, на такие вещи, то вы должны хотя бы за несколько дней предупредить руководителя, что у вас какие-то обстоятельства. Вы предупредили меня слишком поздно, во вторник, переложили на меня ответственность, а я даже не знала, что делать с этим и где замену вам искать. Я считаю, что вы – безответственный человек, Юрий.

– Вы меня не знаете.

– Возможно. Я сужу людей по их поступкам. Вы один раз уже прокатили мою просьбу с участием в концерте ко дню пожилого человека. Я к вам тогда не стала подходить, но так не делается! Вы должны понимать, что мои просьбы – это не просто просьбы. Это то, что вы должны делать!

– Изначально я согласился на ваше предложение, потому что я люблю петь.

– Мне не нравится, как вы сидите, ножечку опустите пожалуйста, Юрий.

– Вам неприятно?

– Сядьте, пожалуйста, как все люди сидят!

– А я, значит, не человек, раз я так сижу?

– Сядьте прямо, прошу вас.

– Если вам станет от этого легче, я это сделаю (я опустил ногу).

Итак, я люблю петь. Я был согласен петь то, что мне нравится, но, когда вы говорите «это не подойдет» и «это не подойдет», я оказываюсь в сложной ситуации, ведь на подготовку – 2 дня. А за такое время материал не учится. Также я хочу вам напомнить, что днём я работаю у вас психологом, а ночью – сплю, и, к сожалению, у меня нет столько досуга, чтобы готовить песни. Что касается ситуации по голосованию – ошибка состоит здесь в том, что я предупредил не того человека.

– Когда это было?

– В понедельник.

– Хорошо, я поняла, Юрий.

(произошла минутная пауза)

– Я правильно понимаю, Юрий, что если вас предупредить заранее, вы согласитесь принять участие в празднике?

– Да

– Ну, тогда готовьтесь к роли деда мороза через 2 месяца.

– Уже сейчас?

– Нет. Когда начинать, я вам скажу. Вы свободны.

Я пожал плечами и вышел из кабинета. Мимо пролетела руководитель отдела, прощебетав: «ну ты даёшь, *б твою мать!» и пулей исчезнув за поворотом. Я же прошёлся не спеша по пустому коридору. Да, похоже, скоро мне придётся валить отсюда. Вдруг из-за поворота возникла мужская фигура, лысый мужчина среднего роста в очках.

-Юрий?

-Да?

– Есть к тебе разговор.

– Вы про колонку будете спрашивать?

– Да. Ну-ка, вспомни.

– Всё время я был трезвый.  На корпоративе я пил безалкогольное пиво. Поэтому отлично помню, как вынес колонку из домика (по просьбе Ираиды Геннадиевны). А потом кто-взял её у меня из рук. В моих руках остались только шампуры.

– А кто её взял? Кто-то из наших сотрудников?

– Очевидно, что да. А кто конкретно – не помню.

Опять возникла минута молчания, и лысый мужчина в очках отправился восвояси.

Я вышел на улицу и достал из пачки сигарету. Навстречу попалась высокая женщина средних лет. Весь её вид говорил о важности, ведь она – бухгалтер, и выдаёт всем зарплаты. Она уже было хотела заходить, но, заметив пробегающего меня, развернулась.

– Здравствуйте.

– Юрий! Ну где же наш музыкальный центр?

– Он остался там, где его оставил человек, который его нёс. Это всё, о чем вы хотели меня спросить?

Женщина ничего не ответила. Я воткнул сигарету в рот и вышел за калитку.

Итак. Тот самый мужчина в очках, Сергей Геннадиевич, вряд ли поверит в то что кто-то из сотрудников допустил ошибку, ведь он их уже 100 лет знает. А я работаю здесь 3 месяца – и поэтому мне никто не верит… Главное – свалить до нового года, хотя бы потому, что я психолог, а не дед мороз, крошены крашены камушки!

Покурив, я вернулся в здание нашего ЦСПСиД “Отрада" и поднялся на второй этаж. Почти вставив ключ в замочную скважину своего кабинета, я подумал: а не зайти ли мне к Насте? И я зашёл в её большой кабинет. В нём имелись: прозрачный шкаф с настольными играми, два кресла на фоне окна, между ними – диван и круглый стол. На диване грустил большой плюшевый медведь. В другом углу за компьютером сидела девушка, на вид – обычная ботаничка.

– Привет, Настя! По печенюхе?

– Привет, Юра. Давай! Как прошло твоё утро?

– Как-как… Третий педофил на неделе!

– И что было? Опять ругался? (Настя разливает чай по чашкам)

– Я? Ну разумеется. Представь: в коттедже частного детского сада спят детки. И единственный, **ть его, воспитатель на время сончаса уходит из здания!

– Тааак.

– И в этот момент в детскую спускается её пятнадцатилетний сын. Дальше догадайся сама.

– Это девочка Маша, 4 года?

– Да. Следователь гнул линию, что это всё – выдумки. Говорит: «вот вы, мама, занимаетесь ЭТИМ при ребёнке, а ребенок потом сочиняет». Хотя Маша рассказала всё очень хорошо и подробно. К гадалке не ходи, изнасилование было – это факт. И много раз! За окошечком были и жёлтые листики, и снег был, и потом он растаял… А всё это продолжалось снова и снова.

– И как ты уделал следователя?

– Ну, сначала я спросил: «Вы понимаете, как работает память ребенка? Как врут дети?»

А она мне:

– А вы считаете, что это не выдумки?

А я ей:

– А давайте проверим!

Я нагнулся к ребёнку на корточки и спросил: «Маша, как ты думаешь, зачем Влад делал это?

– Не знаю (девочка развела руками)

– А ты видела когда-нибудь, чтобы взрослые делали что-то подобное?

– Нет

Тогда я сел обратно и сказал:

– Вот видите, ваша теория мертва.