До возвращения сына оставалось несколько минут, Аркадий Борисович пообедал, отснял программу, загрузил все на «Волдспик» и даже успел вздремнуть под монотонное бурчание телевизионной панели. А когда ровно в восемнадцать входная дверь со скрипом разъехалась и в комнату, сутулясь, вошел усталый Артём, Цап на радостях вскочил с места, но тут же сел обратно. Отводя взгляд, сын снял защитный ингалятор и осипшим голосом прошептал едва различимое: «Па, дай мне пару минут, и пойдем в город!» Расположившись на стуле, он не с первого раза подключил прозрачную маску к сонному модулю – словно деревянные от усталости пальцы не слушались, промахиваясь по клавишам монитора.

– Вот эту нажми, – попросил Артём.

И как только машина заработала, тело мгновенно обмякло, веки задрожали, как и губы, казалось, сын что‑то бормотал сквозь сон, но это лишь напряжение трудного дня уступало место заряду бодрости. Грудная клетка неторопливо задвигалась, наполняя легкие воздушной смесью. Глубокий вдох, потом еще один и еще парочка – и вот уже на щеках появился едва уловимый румянец. Артём открыл глаза. Произошло потрясающее перевоплощение: полный решимости взгляд, добрая улыбка… Куда делась усталость, непонятно, даже не верилось, что организм способен так быстро меняться.

– Выглядишь бодрее, – разглядывая сына, заметил Цап‑старший.

– Прости, не расслышал.

– Говорю, может, ну ее, экскурсию по городу, столько лет не виделись, посидим дома, – с улыбкой предложил отец. – Куда он денется, ваш город, а вот поговорить по душам когда еще доведется?

– Уверен? – расплылся в улыбке Артём

Старик полез в сумку с личными вещами, Приговаривая: «Ну конечно, уверен, и кстати, давно хотел тебе показать кое‑что», он копошился там в поиске чего‑то важного, и наконец из казавшейся бездонной сумки был извлечен ламинированный лист бумаги.

– Как насчет родового имения на спутнике? Целая сотка!

Артём звонко рассмеялся. И было от чего. Как выяснилось, купчая хоть и давала право на владение участком на Луне, но местные законы обязывали собственника облагородить купленную территорию, более того, поддерживать там микроклимат, пригодный для жизни. А если ты не выполнишь требования закона, будь добр вернуть участок государству. Причем даром.

– Так не честно! – возмутился Цап‑старший. – А если я не желаю добывать руду и строить перевалочный модуль, а хочу продать его?

– Пожалуйста, но после создания инфраструктуры, продавать пустой участок запрещено искусственным разумом, – ответил Артём. – Система не проведет сделку.

– Представляю, во сколько обойдется сознание микроклимата и геологическая разведка местности, – пошутил Аркадий Борисович. – На одном найме техники можно разориться, и далеко не факт, что найдем что‑то ценное.

– В точку, – заметил сын, наливая себе воды. – Хотя прецеденты были, некоторые участки Совет колонии выкупил у частных владельцев, но там были и полная инфраструктура, и пригодный для добычи микроклимат.

– И что теперь прикажешь делать с купчей?

– То же, что и все, – развел руками Артём. – Хранить до лучших времен. Сейчас цена на них мизерная, может, потом что‑то изменится?

– А я думал, порадую сына наследством.

– Это, скорей, для внуков подарок, – ответил Артём. – Ну, или надо владеть удачным местом. Построить прозрачный крытый модуль на своей территории и собирать деньги с туристов.

– Погоди, ты хочешь сказать, что площадь Независимости – частная собственность?

– Да, она самая, – ответил сын. – И в этом случае лунные сертификаты оказались шикарным вложением. По статистике, Площадь – самое посещаемое место на спутнике. Туристам нравится вид оттуда на Землю.

– То есть это все‑таки вопрос денег? – улыбнулся Цап‑старший. – Ну, и времени.

– Скорей, удачи. Спутник давно распродан, но на практике только единицы могут реализовать право на собственность. Искусственный разум не обмануть, это тебе не человек, ему взятка не нужна.

– Как не нужна? А если электричеством на годы вперед? Это вы просто давать не умеете, вон наш иногда такое выдаст, что думаешь, а зачем вообще нужна эта железяка?

– Ха‑ха, – рассмеялся Артём. – Сравнил, у вас все через корысть, а у нас система независимая, на спутнике всё по‑другому, главная ценность колонии – люди. Ни богатства, ни роскошь, ни умные машины и даже знания ничего не стоят без человека.

– Не будь наивным, сын, людей никто и никогда не ценил, – возразил Цап‑старший. – Как только задеваешь человека за живое, он в миг предает общество, которому клялся в верности, и это не искоренить в человеке.

– Па, правда, здесь все по‑другому, ты идешь на работу на поверхность и не знаешь, вернешься домой или нет, ни одна умная система не даст тебе гарантии безопасности, и знаешь, как это сбивает спесь тщеславия с каждого колониста?!

– Ну разве что так.

– И еще, – не успокаивался сын, – Тут работают все, даже очень богатые люди.

– Работать – это правильно, но цель ваша в чем? – спросил отец.

– Будущее, светлое чистое будущее!

– Ох, как приторно это звучит, и что‑то напоминает из прошлого, – съязвил Цап‑старший.

– Ты не понимаешь, это другое, – стоял на своем Артём. – Мы верим в человека! В его разум, его волю и силу мысли. Человек на спутнике подобен творцу, в его руках всё! Он создатель!

– Только человек? А как же Бог? – грустно вздохнув, спросил Цап‑старший. – Разве ты забыл, что люди без Бога в сердце – животные.

– Ну вот ты лично веришь в Бога? Ты же врач.

– Верю, и убежден, в космосе вера должна быть сильнее, – почесал в затылке Аркадий Борисович. – Всё же ближе к создателю.

– Хм, – усмехнулся сын и налил отцу воды. – А по мне, космос – это безжалостный убийца, которому плевать, во что ты веришь: во вселенскую мудрость Бога, в интеллект машин, да во что угодно, даже в счастливую монетку в кармане. Космос отнимет жизни, не задумываясь, а значит, Бога тут нет.

– Плохо искали, – с нотками обиды ответил Цап‑старший.

– Некогда искать, здесь не получится свою ношу переложить на плечи соседа и праздно искать смысл бытия, космос не прощает такого. И может, поэтому в цене человеческая жизнь, а все остальное…

– Так‑то оно так, сынок, – сделал глоток воды отец. – Но спроси себя, зачем? Зачем терпеть лишения, мучиться, когда по соседству пригодная для жизни планета?

– Потому что у вас ценят вещи, а не людей, – категорично ответил сын.

– И всё? Только ради этого терпеть лишения?

– Какие лишения? – не успокаивался Артём. – Да, сейчас трудно, но со временем и у нас появится комфорт, сначала всегда сложно, надо просто привыкнуть.

– «Привыкнуть»… Удобное слово, – ответил Цап‑старший и на мгновение задумался. Ему не нравился этот спор, было понятно, что сына не переубедить и он насквозь пропитан духом первопроходцев, жаждой доказать собратьям, что человек может невозможное, хорошо это или плохо – время покажет, но что однозначно получилось, так это построить целый город в недрах непригодного для жизни спутника. И сделал это человек.

– А знаешь, к чему невозможно привыкнуть? – Аркадий Борисович покосился на шкаф с едой. – Ты жидкий корм видел?

– Попробовал все‑таки, – рассмеялся Артём.

– Изучал, – с умным видом ответил Цап‑старший. – И знаешь, сынок, питаться сублиматами долго нельзя, начнешь мяукать или гавкать.

– Не усложняй, и тут придумают решение, – с улыбкой ответил сын. – Все меняется, и это тоже изменят, просто привыкай, на спутнике все так. Сначала тяжко, но потом втягиваешься.

– О, «втянутся»! Могу поспорить, это второе по популярности слово в колонии, – подойдя к шкафу с едой, съязвил отец.

– Так, хватит придираться к мелочам! – ответил сын.

– Кто придирается? – возмутился Цап‑старший. – Кстати, что на ужин?

– Есть одна фишка, – оживился сын. – Если смешать два вида сублимата, то получатся тосты с крем‑пастой, но тут главное – правильный вкус…