– Верю, – сказал Смолин, уловив неприкрытый намек, точнее угрозу.

– А вот объясни ты мне, Вася… – сказал Леший и поднял за ремень над столом наплечную кобуру. – Человек ты вроде битый и огни-воды прошедший, что ж гуляешь с такой игрушкой?

Смолин охотно ответил чистую правду:

– Да понимаешь, Леший, сам я никого убивать как-то не собирался и, соответственно, пули в свой адрес тоже не ждал. А игрушка, согласись, убедительная. Человек с мозгами на нее очертя голову не полезет – а шизика или укуренного и настоящим пулеметом не остановишь…

– Резонно, – кивнул Леший. – Вот сидим мы, мирно беседуем, и чем дальше, тем больше я убеждаюсь, что ты, Вася, человечек с мозгами. Это хорошо. Для всех хорошо… Вот скажи ты мне: отчего ты не спрашиваешь, что нам тут нужно?

– Жду, – сказал Смолин. – Угадать с ходу все равно не получится, я мыслей не читаю. Ты пока что, Леший, себя предъявляешь мне и девочке, понять даешь, какой ты весь из себя чугунный монумент…

– Хамишь?

– Да ничего подобного, ты ж умный, – сказал Смолин. – Просто констатирую факт. Тебе сейчас, как любому, нужно впечатление произвести…

– Ну и как, произвел?

– Произвел, – серьезно сказал Смолин, – чего уж там… Так, может, и к делу помаленьку? Зачем-то ж вы сюда приперлись, уж не за нашими скудными пожитками… Что-то плохо мне верится, что шли вы наугад по тайге, увидели избушку и решили в нее завалить, покуражиться…

– И ты тоже умной, – благосклонно кивнул Леший. – К тому же от страха, по себе знаю, соображение работает острее… Действительно, кому твои пожитки нужны… И кто сюда случайно забредет… Денежек у тебя – кот наплакал…

Смолин усмехнулся про себя. Триста тысяч, тощенький конверт он перед сном предосторожности ради сунул под ржавое ведро, стоявшее в сенях на виду. Никому и в голову не придет его страгивать с места, разве что устроят в избушке скрупулезнейший обыск…

– Ну, давай к делу, – произнес Леший. – Ты уж извини, конечно, за визит, но не мог я упустить такой случай. Водяного брать на расспрос – себе дороже, он еще при развитом социализме таких, как мы, борзых, персональное свое кладбище наложил… А когда оказалось, что Водяной слинял в тайгу, а в его избе обосновались двое явных городских, такого случая, извини, упускать не годилось… Не буду тебя томить, Вася. Что нам в кроссворды играть? Сам все понимаешь. И про что я тебя буду спрашивать, тоже догадываешься. Золотишко, Вася. Энкаведешное золотишко, добрых шестьдесят кило… Водяной – умный мужик, мастерский убивец и все такое прочее – но он, однако ж, не таежник. И определенно не подумал, что рано или поздно окрестные неглупые людишки поймут, что он в наших местах который месяц ищет. Нечего тут искать, Васенька, окромя того золота. Если б он, как многие, потихоньку мыл рассыпное – быстро выяснилось бы. Но он-то не моет… Он ищет. Сталинское золотишко. И дела у него, надо полагать, пошли на лад, иначе зачем бы ты к нему из Шантарска нагрянул, такой весь из себя битый-тертый… Ты, Вася, с ним в доле, дураку ясно. Вот ты мне душевно и расскажешь, где золотишко, куда Водяной ночью подался… И так далее.

Смолина едва-едва не прошиб истерический смех. В столь глупой ситуации он не оказывался давненько – может быть, никогда. Смех застрял у него в глотке исключительно оттого, что он вовремя сообразил: ситуация не только глупая, но и жуткая. Если противник уверен, что ты знаешь тайну, на куски тебя готов порезать, чтобы ее из тебя вытряхнуть, то хоть ты из кожи вон вывернись, но не разубедишь его, не втолкуешь, что не знаешь ничегошеньки. Шестьдесят кило самородного золота. Ради такой ставки эти на все пойдут. И хоть ты им кол на голове теши…

Он все же попытался. Сказал насколько мог убедительнее:

– Леший, ну с чего ты взял…

– Вася… – досадливо поморщился Леший, – ну, что ты… Ты ж умный мужик, я к тебе отношусь со всей серьезностью… Что ж ты мне дитятко невинное строишь… Ты еще скажи, что ты здесь в этой хате, вообще человек случайный. Пошел по грибы, заблудился, забрел в деревню, и Водяной тебя по доброте душевной приютил… Или ты на ходу успел какую-нибудь лабуду придумать? Время у нас вообще-то еще есть, давай, излагай кратенько, интересно будет послушать и мне, и ребятишкам, и Маиче Петровичу, человеку пожившему…

Смолин удрученно молчал. Он прекрасно понимал, что настоящая его история выглядела бы дешевой сказочкой… да пожалуй, и любая другая тоже. Как-никак шестьдесят кило золота. Тут не поверишь ничему, кроме того, что сам себе в лешачью башку втемяшил…

– Ну так как? – полюбопытствовал Леший.

– Все равно ведь не поверишь, – хмуро сказал Смолин.

– Не поверю, – кивнул Леший, – а потому не унижай ты себя в моих глазах и не пробуй даже втюхать какую-нибудь сказочку… Ну проиграл – так проиграл. Давай уж, рассказывай, где вы золотишко отыскали, где оно сейчас заховано, куда Водяной подался. И все такое прочее. Давай, не серди меня сверх меры, вам же лучше…

– Да с чего ты взял…

– Да вот с того, милый… – сказал Леший о усмешечкой, поднимая над столом за рукав смолинскую гимнастерку со звякнувшими друг о друга орденом и знаком. – Врать не буду – о чем ты с бабкой толковал, мы не слышали, поздно нагрянули… но видеть видели вашу душевную беседу. Я так понимаю, ты в виде привидения ей объявился? Как в детской сказочке про медведя? «Старуха, отдай мою лапу!» Умно, Вася, умно, ах, как я тебе аплодирую, а заодно бью себя кулаком по дурацкой голове – ну почему не я до привидения додумался!? Ты, конечно, не знаешь, но лет десять назад один придурок с приятелями бабку взялись раскаленной кочергой упрашивать. Идиоты форменные… Она ж, во-первых, сумасшедшая напрочь, во-вторых, верующая со страшной силой, ее хоть на костре жги, как ту французскую девицу… Короче, пара шрамов у бабки наверняка осталась, но ничегошеньки они не узнали, а один вдобавок еще и от бабки какой-то железной и острой домашней утварью в рожу получил – улучила момент божья старушенция, от души вмазала… Ну вот, а ты, значит, придумал подходец… Умно. Уважаю и завидую… Что сказала бабуля?

– Да сущую ерунду, – сказал Смолин. – Назад в могилку гнала, вот и все.

– Врет, – сказал Маича бесстрастно. – Рожа у него, когда уходил от бабки, от радости светилась, как прожектор…

– Да и я в бинокль видел, Вася, как ты сиял, словно новенький полтинник, – сказал Леший. – Так что придется уж со всей откровенностью…

– Дядя Савва… – нерешительно протянул один из молодцов, черт его ведает, Пашенька или Петенька, тот, что с наганом. – А может, с девки начнем? Она, точно тебе говорю, не такая упертая будет…

– Цыц, молодежь, – без всякого раздражения сказал Леший. – Ишь, заколыхалось в штанах на городскую… Петенька, пора бы соображать… Ну какой серьезный человек наподобие Васи девочку будет посвящать в такие секреты? У нее, подозреваю, в Васиной жизни совершенно другая функция… А впрочем… Идея неправильная, но общий ход мыслей, в общем, верный… – он еще раз встряхнул гимнастерку, присмотрелся к наградам в тусклом свете керосиновой лампы. – Вась, а Вась… Что-то эти цацки выглядят так, словно черт-те сколько в земле пролежали… Хотя сама гимнастерочка определенно в сундуке хранилась… Сокол ясный, уж не нашел ли ты заодно с кладом и могилку? Очень похоже…

– А какая разница? – пожал плечами Смолин.

– И действительно, какая? Давай лучше про золото… Где золотишко-то?

– Не знаю.

– Ох, Вася… – поморщился Леший, – ну кончай ты ломаться… А то вон Пашенька с Петенькой, которым невтерпеж, с девочкой баловать начнут незамысловато…

Смолин усмехнулся:

– А если я бесчувственный?

– Вполне возможно, – серьезно кивнул Леший. – Когда на кону аж четыре пудика золота, людишкам вроде нас с тобой на таких вот девочек наплевать… Ну, а в отношении себя самого ты тоже насквозь бесчувственный? Ты ж не упертая бабка Нюра, ты небедный городской житель, тебе пожить охота… Маича Петрович, объясни ты ему душевно, до чего может дойти фантазия представителя коренных народов Севера…