– Звучит жестко… Мой тебе совет, Дима: развлекись с ней пару раз если не брезгуешь и бросай! Она та еще шкурка…

Дима/Скелет/Нежить дрался жестока. Кровь и выбитые зубы устилали пол раздевалки. Голубоглазый плачет кровавыми слезами сидя в углу и закрывая свой окровавленный рот дрожащими руками. Смеется познав безумие?

– Как я выгляжу? – спросил Дима. Кожа продавщицы почти вся слезла с его костей.

Пауза.

– Круто) – сказала Клоу и поцеловала его в голые зубы.

Тьма сгущается над городом, мозги зависли. Серебристая луна в небе. Я слышу волчий вой. Крыши домов безлюдны, пусты и мертвы, как Марсиане.

Я сижу под уличным фонарем, зарабатываю геморрой. Мои руки дрожат: т-т-т-тт… Я хотел бы забыть то что произошло, но я никогда этого не забуду. (От поднятого шторма корабль перевернулся на волнах). Я даже сейчас не могу выбросить образы из головы, хотя я невероятно измотан. (В моей душе поселился глист. Я худею духовна)

Я поднимаю голову, шея хрустнула, но мне не больно. Мимо проносится автомобиль. Он так быстро промчался, что я не разглядел марки, что уж говорить о водителе и пассажире. Поток воздуха и огоньки. Удаляются… вжу-ууу-ххи-и…

Я встаю на ноги оперившись о столб уличного фонаря обклеенного рекламой и стикерами. Иду по тротуару держась за ребра. Вероятно они у меня сломаны. Может быть и селезенка лопнула… Отбитые почки: скорее всего.

В какой-то момент мои ноги подкашиваются. Я падаю на холодный асфальт. Тук – жопа. Адская боль пронзает все мое тело. Я переворачиваюсь на спину и начинаю плакать, как школьник у которого отобрали сменку старшики, чтобы из вонючих стелек сварить суп для лабрадора по кличке Борис… Как же хочется умереть. Оставить этот мир и эту боль. Во мне не осталось надежды. Она кончилась. Сосуд опустел. (Корабль идет ко дну. Наш корабль…)

Избавьте меня кто-нибудь от мучений… пожалуйста.

Я переворачиваюсь на живот (земноводная). Уперев кулаки в тротуар приподымаюсь на колени, пупок сейчас пукнет. Ребра как будто бы сейчас отвалятся и все мои внутренности вывалятся наружу. Упадут прямо на этот тротуар. Я что-то подобное видел в переулке за мясной лавкой.

Я слышу скулеж (умг-ууум-ммм-г… ). Ко мне подбегает собака. Она начинает вылизывать мне лицо. Зализывать мои раны. Бродячий пес которого я не знаю(– Надеюсь я смогу оказать тебе первую помощь, человек) . Я пытаюсь убрать его морду от своей морды. Он ласковый и меня это немного успокаивает, но мне надо идти дальше. Я не могу забыть то что произошло и я не могу оставить незаконченным то что начато. Я должен идти дальше. Я должен встать (ВСТАВАЙ!!!).

С треском в каждой жиле, в каждой костяшке я поднимаюсь. С горем пополам, но я снова на ногах. Собака крутится вокруг меня и жалобно скулит. Она белого цвета и пушистая. У меня нет для тебя еды…

Проносится еще одна машина. Ветер, огни… летающий пакет из супермаркета. Я один и мне нужно самому с этим справится. Больше некому. (Дом затрясло от поднявшегося ветра пришедшего с моря. Жалюзи зашумели, запрыгали. Люстра упала с потолка. Уцелевшие стеклянные осколки размером с бисер…).

Серое небо и прохладный ветер.

Возле кирпичной пятиэтажки спят ряды припаркованных автомобилей, за лобовухами которых мигают лампочки сигнализации. Красный, синий; синий, фиолетовый.

Открыл глаз.

Закрыл. Открыл, закрыл.

Дом выглядит неважно. Он давно не крашен и его никто не собирается ремонтировать; про него забыли. Ответственным плевать кто в нем живет и почему.

Мне в принципе тоже…

Единственное, что трогает: голоса и действия; очевидные раздражители – вот что действительно важно.

Любуясь пятиэтажкой я испытывал смятение. Глыбецк смотрелся Обителью по которой расселились «там», «под» и «в» острые Тени. Они, надломливаются, снуют по твердым и холодным углам; их присутствие ощущается везде даже в тепле уютной квартиры.

На лице Глыбецка так же есть Трещины.

В отличие от Теней – они прячутся. Тени что-то шепчут, а Трещины опасно трещат; и чьи-то острые пальцы с кривыми ногтями тянутся из трещин дрожа от мук и торжественного возбуждения.

– Свободны!.. Мы свободны…

Валялся на диване; курил электронку. Бренд электронной сигареты: LOST MARY. BM 16000. GRAPE CRANBERRY. Виноград клюква. Белый дым с никотином и вкусовыми добавками оставляет приятное морозное ощущение на горле, как от мятной жвачки.

На столике передо мной тарелка с сухарями. У них изюмные родинки. Стоит кружка с фруктовым чаем.

Я отдыхаю после долгой дороги, пью чай и смотрю телевизор. Идет классный фильм. Он расказывает о противостоянии идей.

– Победи страх, – сказал Берталло: его играет сильной сбросивший массу Генри Кавел.

Противоречивый персонаж, этот Берталло. Спойлер: в конце фильма он останется победителем. Последняя сцена данной картины: Берталло стоит в камышах. Вокруг него летает пух. На Берталло плавательные очки. Пластиковые прозрачные линзы заляпаны черными точками неизвестного происхождения…

Фильм называется: Революция себя.

Как только пошли титры: я лег на спину. Уставился в потолок и стал слушать безмолвные мысли. На что я расчитывал приезжая сюда, в Глыбецк? Родной город в котором давно для меня не осталось ничего родного.

Делаю затяжку, выпускаю дым.

– Кто-то должен умереть, Иторо Фараджи… Кто-то должен будет…

Ночь нежна. Самое красивое время суток – Ночь.

Струя мочи разлетелась на две. Корка спермы, образовавшаяся на уретре, спровоцировала данный эффект. Я мастурбировал перед тем как пойти гулять и проигнорировал душ; даже влажные салфетки!

Я отливал за кустами.

Прогулки под звездами рождают размышления, которые я ценю больше игр и чтения книг… Не воспринимай странное поведение людей за проявление неадекватности, понял! Они пытаются измениться; возможно в лучшую сторону, думал я вспоминая своего друга, который перестал со мной общатся, чтобы изменить что-то в себе… Неужели я тебе мешал?

Я не мог пройти мимо палатки японской кухни.

– Рамен с курицей, пожалуйста, – сказал я.

Поваром был пожилой сутулый японец. Кому-то может показаться, что он суетливый. Но на самом деле: дедушка Профи.

Лапша, два яичка; бульон, белое мясо и зелень. Я с наслаждением кушал и вдыхал аромат; тщательно пережевывал и тонко держал фокус на вкусе… Опустошив коричневую и тяжелоую тарелку я поблагодарил повара за достойный ужин.

– Всегда пожалуйста!

Правильное слово. Правильный момент.

Деревья пахнут любовью. Природа благоухает любовью… Благостно.

Я лег на мягкую, слегка сыроватую, траву под высоким, «кагановским» деревом. И закрыл глаза, мечтая, заснуть, а проснутся с концом света. Со взрывом; с ядерной пустошью. С мутантами и голодом, который провоцирует на ужасные вещи. Со смертю, которая подстеригает на каждом шагу.

С простой и понятной целью: Выжить…

Неужели я подвергся воздействию какой-то инфекции?

– … Кто вы?

Мне пришлось уйти быстрым шагом от дерева, под которым я чуть было не заснул. Человек который за мной молча наблюдал (в маске супрематического таракана), какое-то время, кажется остался там неподвижным.

Крик «мне нужно принять» всегда лежит в твоих глазах… Не знаю почему подумал об этом, видимо данные слова что-то значат…

Ноги вели меня домой, вели к безопасности. А разум остался под кагановским деревом наедине с безмолвным незнакомцем… Рассекание; нарушение воли.

На встречу мне шла старушка, в косынке (какого цвета была косынка?) и с тряпичным пакетом в сухой руке, которую прочерчивали синие вены.

– Смерть должна принести пользу людям, – услышал я.

Пришлось проглотить ком вставший поперек горла, дабы сказать: