Хозяйка кабинета села за стол и предложила гостю присесть на удобный стул-кресло, стоявший перед столом. Достала из ящика стола несколько папок, надела очки в стильной металлической оправе – «Ну вот! И про очки я тоже угадал. Только с оправой слегка промахнулся» – и, улыбнувшись, обратилась к гостю:

– Вы и есть тот самый господин Касмерт, как я понимаю. Приглашённый сыщик, который должен разрешить все наши проблемы. Я постараюсь вам помочь, но не думаю, что мизерная – в силу сложившихся обстоятельств – информация, которой я располагаю, окажется очень уж полезной…

– Да. Тот самый. Только позволю себе одно маленькое уточнение. Я не сыщик. Я не бегаю с лупой, не собираю в целлофановый контейнер старые окурки и не снимаю отпечатки пальцев со стаканов, – с почти незаметной усмешкой в голосе и во взгляде пояснил Касмерт. – А вот на вашу помощь я очень рассчитываю. Думаю, что даже то немногое, чем вы располагаете, будет полезно. Вы как-никак практикующий психолог.

– Теперь я, в свою очередь, позволю себе небольшое уточнение. Я психолог, но почти не практикующий в этом клубе – небольшая частная практика не в счёт, – как ни печально в этом сознаваться. Я не беседую с каждым членом клуба. И у меня нет возможности анализировать состояние того или иного нашего подопечного. В моих консультациях и рекомендациях здесь, как это ни покажется странным, никто не нуждается. Господин Инкет человек очень своеобразный. К работе своего клуба он старается никого не подпускать. Спорить с ним считаю нецелесообразным и бесполезным.

– И тем не менее вы конечно же что-то видите, кое-что слышите, а значит, так или иначе какая-то информация у вас имеется.

– Увы, увы, увы! Должна вас огорчить. Я мало чего здесь слышу, а уж вижу и того меньше. Мои обязанности ограничиваются лишь заполнением анкет вновь прибывших. Как правило, это первый и последний раз, когда их я вижу и общаюсь с ними. Инкет с удовольствием и этого мне не стал бы поручать, но он ненавидит возню с бумагами. За всё то время, что я здесь «отбываю номер» – по-другому мою работу назвать сложно, ну ооочень сложно, – ко мне обратились за консультацией всего семь человек. Все они были женщинами. Женщины ведь более любопытны, чем мужчины – это во-первых. Чаще, чем мужчины, принимают решения, идущие наперекор инструкциям – это во-вторых, а в-третьих, что очень важно, они менее подвержены суицидальным настроениям – о девочках-подростках мы, естественно, сейчас не говорим. Но и этим дамочкам, видимо, Инкет запретил обращаться ко мне. Я, господин Касмерт, очень сильно подозреваю, что всем приходящим сюда в первый раз он сразу объявляет о том, что здешний штатный психолог – дура, каких поискать, и сидит тут только потому, что этого требует закон.

Как видите, этот клуб, конечно, не то место, где молодой специалист мог бы набраться хоть какого-то опыта или чего-то похожего на опыт. Я честно пыталась пару раз получить разрешение поприсутствовать на сеансах господина Инкета, но он был категоричен. С кислой миной бросал мне: «Не думаю, что в этом для вас есть хоть какой-то смысл, а для наших друзей – какая-то польза». Так что, думаю, вы уже поняли – работа в клубе существенного опыта в психологии дать не может, зато такой опыт даёт жизнь в Йэрсалане. Сам город напоминает лабораторию по клонированию самоубийц, ну, то есть как их там… А, вспомнила, – Эвкая даже не пыталась скрыть своего раздражения, – «свершителей». Ведь не случайно здесь происходит много «актов». Господи! Слово-то какое идиотское! Их число растет. Растёт с каждым месяцем. С каждым днём растёт.

– Я всё понял. Не понял только, почему вы всё ещё работаете тут.

– Надеюсь, что надолго не задержусь. Месяца два. Я уже предупредила нашего «гуру». Им ведь нужно замену найти, а то могут и прикрыть конторку. Скорее бы уехать отсюда, эта обстановка может затянуть в депрессию любого. Даже такого «великого» психолога, как я. – Эвкая изобразила что-то вроде поклона. – Надо диссертацию закончить. Вернусь в университет. Думаю, там будет уютнее.

– Я всё понял, – повторил Касмерт. – Слушая вас, можно сделать вывод, что надо лечить весь город. А клуб ни при чем? Ведь то, что из двадцати девяти свершителей в предыдущие три месяца двадцать четыре были членами вашего клуба, факт. Вам это не кажется странным?

– Согласна. Факт. И тем не менее, по-моему, клуб не имеет к этому отношения. Те, кто свел счёты с жизнью, сделали бы то же самое, даже не являясь его членами. Вопрос не в том, совершит ли тот или иной житель города самоубийство, – Эвкая сделала ударение на последнем слове, – член ли он какого-либо клуба – любителей орхидей, например, – или нет, а в том, когда он его совершит. Но ведь вы, как следователь, рассматриваете совершение актов прежде всего на предмет наличия состава преступления. В этом я не могу вам помочь. И хотя не могу полностью исключить криминальной подоплеки актов, но уверена, причина их совершения не в работе клуба. Честно говоря, клуб вряд ли способен отодвинуть планы потенциальных свершителей на более поздний или ранний срок. Вы понимаете, о чем я?

– Не совсем, – коротко ответил Касмерт.

– Вы ведь уже знаете, что клубом фактически руководит Инкет – сам из числа потенциальных самоубийц. У него нет ни должных теоретических знаний, ни практики. Нельзя сказать, что он помогает другим ради прибыли – работая инженером, он бы заработал больше. Но, даже если вместо меня здесь был бы психолог с большим опытом, Инкет все равно навязал бы ему свою волю. Весь клуб держится на нем, а в отличие от других потенциальных суицидников, у него явно выражено стремление любой ценой избавиться от этой мании. И делает это он пока довольно успешно, наблюдая за другими и изучая их опыт. Кажется, он подчинил себе и членов клуба, но не думаю, что это он подталкивает их к последнему шагу. Единственная его цель – выжить, что и объясняет его желание собрать в клубе себе подобных, хотя он в этом никогда не признается. Думаю, даже самому себе. Однако все его старания выжить, по моему мнению, тщетны. Он лишь оттягивает свое время. Во-первых, не подпускает к себе как к больному, страдающему манией, профессионального психолога, думая, что обладает достаточными знаниями, чтобы справиться самому. А во-вторых, в лечении, я думаю, нуждаются очень многие, а не только те, у кого проявляются уже явные признаки болезни.

– У меня ещё один – последний на сегодня – вопрос. Эвкая, почему вы с таким упорством не используете принятые определения: «свершители» и «акты»?

– Не использую. Считаю, что никакими нейтральными словечками прикрыть истинное значение того, что происходит, невозможно. Гибнут люди, а не свершители актов. Что они свершают? Какие такие акты? Вам не кажется, что это не что иное, как лицемерие и ханжество, а не желание соблюсти приличия? Они считают, что сделали наше общество лучше и правильнее. А как по мне, так просто закрасили фасад аварийной халупы… А впрочем… Ладно. Думаю, что вы простите психологу излишнюю и, наверное, непозволительную эмоциональность. Мне очень жаль, что ничем не смогла вам помочь…

– Нет, Эвкая! Вы мне очень помогли. Очень. Спасибо, и надеюсь, что мы ещё увидимся, если вы не возражаете.

Касмерт встал и пошел к двери.

– Господин Касмерт! Я ещё вот на что обратила внимание. Почти никто из ушедших не оставил предсмертных записок. Странно, не правда ли?

Касмерт остановился и, привычным для всех в этом мире жестом вскинув левую руку, взглянул на часы:

– Тут у меня появилась, на мой взгляд, очень неплохая идея. Ваш рабочий день, как я понимаю, практически завершён. Мой тоже. Думаю, что не случится ничего страшного, если вы уйдёте на десять минут раньше. И если вы, конечно, не будете против, мы посидим в каком-нибудь уютном кафе или ресторанчике, и вы мне расскажете, на что ещё вы обратили внимание. А после при условии, что вы не будете против, я провожу вас домой.

– Ваша идея мне показалась вполне осуществимой…

Касмерт вернулся в гостиницу. Позвонил Мурмуту и рассказал о том, что успел сделать за день, потом сварил кофе. Сидя на террасе, он думал о том, что Эвкая – девушка умная и правильная. Дерзкая, но это одна из главных черт, присущих молодости. Эта дерзость поможет ей многого добиться и в жизни, и в профессии. Он вновь и вновь возвращался в мыслях к её словам о том, что сам город может сделать суицидальным маньяком любого. Возможно, согласившись на это расследование, он совершил ошибку. Он пока не мог сделать никаких предварительных выводов. Как опытный следователь, он, конечно, понимал: фактов в его распоряжении ещё очень мало, – но чувствовал, что распутать этот клубок так быстро, как хотелось бы, не получится и отнимет это много времени и сил. Единственный вывод, который был очевиден: проблема прежде всего заключена в местном обществе. Впрочем, то же самое можно сказать о всех проблемах любого общества.