Он снова открыл ящик стола, в котором лежала коробочка с леденцами.

– Идти служить в армию в восемнадцать-девятнадцать лет – это немыслимый идиотизм. Ваши, именно ваши законы, – подчеркивая статус собеседника как главы законодательной власти, довольно резко заметил Касмерт, – не разрешают вступать в брак даже в двадцать лет! А вот поручить вчерашнему мальчишке защиту страны – пожалуйста! В этом нет логики. Если восемнадцатилетний юноша не способен взять на себя ответственность за свою семью, как можно, по-вашему, возлагать на него ответственность за родину?

– Да, не спорю, было такое. Мы основывались на социальном заказе общества. Половина всех браков, заключённых в возрасте до двадцати лет, распадалась. Понимаете, что это такое? Вот потому мы и думали, что, чем выше будет возраст тех, кто получит разрешение жениться, тем осознаннее станет их отношение к созданию семьи. Впрочем, сейчас речь не об этом, – постарался смягчить тон беседы председатель парламента. – Я думаю, вас как профессионала должна заинтересовать наша проблема. В конце концов, у меня есть договоренность с вашим начальством, согласно которой вы будете помогать нам, а мы, в свою очередь, представим им доклад о вашем участии в решении вопроса, – многозначительно улыбнулся господин Мурмут. – А что касается кофе и всего остального, так мы просто хотели, чтобы вы чувствовали себя у нас как дома. Кто знает, сколько времени займет это расследование? А нам бы хотелось, чтобы пребывание на земле бывшей родины было приятным и запомнилось надолго…

«Где-то я уже это слышал», – подумал Касмерт, а вслух произнес, тоже желая сгладить наметившийся было конфликт:

– Ну что ж, я постараюсь завершить это дело как можно быстрее. Хотелось бы уложиться в десять, – двенадцать дней, – улыбнувшись, сказал он. – Дочке предстоит первый раз пойти в школу, и она очень просила, чтобы я в такой важный для неё день был рядом. Надеюсь, что двух недель должно хватить.

– И я на это надеюсь, – ответил председатель парламента. Мурмут снова держал в руках коробочку и даже открыл её. – Все необходимые документы и полномочия будут вам предоставлены. Кабинет для работы находится здесь… И последнее. Чтобы как-то уменьшить давление на сознание людей, мы решили не использовать слова «самоубийство» и «самоубийца» в информации, новостях, деловых докладах, стараемся не использовать их и при общении. Вместо этого пользуемся словами «акт» и «свершитель». Прошу принять это во внимание. На основе характеристики, выданной вашим начальством, я уверен, что вы даже в мыслях будете использовать именно эти слова.

«Ну и артисты! – подумал Касмерт. – Суть скрывают под дешевыми нейтральными формулировками. Неудивительно, что одни сигналят внутри своих салонов, а другие никак не могут решиться закинуть леденец в рот или выбросить коробочку».

Но для себя решил, что следовать указанию Мурмута, как человек дисциплинированный и привыкший соблюдать инструкции, он будет.

На следующее утро Касмерт обосновался в комнате рядом с кабинетом председателя парламента. Он был приятно удивлен четкой работой технического отдела. На столе уже лежали все необходимые документы: личные дела «свершителей», результаты предварительных расследований, опросы свидетелей, различные справки, которые могли ему понадобиться, и список телефонных номеров чиновников Йэрсалана. Он мог беспрепятственно контактировать с любым членом правительства. В конце каждого дня, как было обговорено, Касмерт должен был докладывать господину Мурмуту о проделанной работе. Отчитываться можно было как при личной встрече, так и по телефону, даже если председатель парламента находился дома.

Судя по документам, только за последние три месяца было совершено двадцать девять актов. Свершителями в основном были люди молодого и среднего возраста, вполне дееспособные, зачастую имевшие стабильный и солидный доход. Ни у одного не было неизлечимой болезни. Двадцать четыре из них посещали специальный клуб – закрытое сообщество людей, склонных к суициду. Этот факт сразу показался Касмерту заслуживающим внимания.

Клуб, как следовало из приложенной справки, когда-то состоял из четырех или пяти членов, плата с которых не взымалась, но вскоре так разросся, что содержать его стало сложно, и пришлось сделать платным. Основателем клуба был Инкет, бывший инженер. Он и сам был подвержен суицидальным настроениям и поэтому был уверен, что обладает достаточным практическим опытом по преодолению душевного кризиса, а значит, в состоянии помочь себе подобным. С помощью личных знакомств он собрал вокруг себя людей с психологическими проблемами и в подвальчике небольшого спортивного комплекса организовывал по вечерам трехчасовые сеансы так называемой психологической помощи. Однако скоро власти наведались в клуб и указали на то, что проводить подобные сеансы имеет право только профессиональный психиатр или психолог. Тогда Инкет пригласил на работу психолога Эвкаю. Но, даже имея специалиста в штате, Инкет считал, что психологической поддержкой членов клуба и организационной работой должен заниматься именно он, человек «с практическим опытом». Чем и продолжал заниматься, считая присутствие психолога чистой формальностью и даже недоразумением.

После привлечения специалиста стало возможным размещать рекламу о деятельности клуба по поддержке людей с психологическими проблемами. Объявления развешивались по всему городу, и даже один из телевизионных каналов присоединился к этой рекламной кампании. Брошюрки и проспекты о деятельности клуба можно было увидеть в детских садах и школах. Некоторые политические деятели всерьез взялись было за запрещение распространения рекламы в таких учреждениях, однако их старания не увенчались успехом. Было принято во внимание, что учителя и воспитатели подвержены психологическим недугам не меньше, чем обладатели других профессий, а объявления о работе клуба предназначены не для воспитанников детских садов или учеников школ, а для взрослых.

Реклама сделала свое дело – количество желающих посещать клуб увеличивалось из месяца в месяц, и потому приходилось проводить в день по несколько сеансов «душевной терапии». А спустя ещё некоторое время клуб уже не мог принять всех желающих. Подвальчик, который за небольшую плату арендовал Инкет, стал тесен. И тогда, очень кстати и вовремя, на помощь пришёл некто Пузатый. Касмерт, читая объяснения Инкета, предоставленные службе расследования, удивился такой странной фамилии, но оказалось, что это было прозвище; так вот, этот Пузатый – один из самых успешных бизнесменов, владелец большой строительной и риелторской компаний – любезно и совершенно бесплатно предоставил в распоряжение клуба целых два этажа в здании небольшого бизнес-центра.

Изучив список имен всех свершителей за последние три месяца, Касмерт решил первым делом встретиться с психологом. И не только потому, что большинство свершителей были членами клуба, в котором она работала. Всё-таки она психолог. А психологи, как правило, люди «замечательные» – в смысле, многое замечают, – и, может быть, от нее удастся узнать хоть что-то конкретное о возможных мотивах этих актов.

Откладывать разговор с Эвкаей он не стал и сразу после обеда отправился в клуб. Дорога от здания парламента до клуба по времени занимала минут пятнадцать. Касмерт шел не торопясь, мысленно рисуя портрет будущей собеседницы. Он часто играл в эту своеобразную игру – «угадайку», и, как правило, многое совпадало. Эвкая представлялась ему этакой высокой, блеклой и чертами лица, и одеждой, совсем невыразительной, зажатой особой. Образ дополняла прическа, вернее, отсутствие таковой – тонкие светлые волосы собраны в тугой пучок. И наверняка у неё тихий, вкрадчивый голос. Да, ещё, может быть, она носит очки. Нет! Она точно носит очки. Несуразные, большие для маленького личика. И оправа старомодная, темного цвета… Он вошёл в кабинет психолога и… И тотчас «похвалил» себя за то, что так всё точно угадал.

У окна вполоборота стояла (у Касмерта была возможность её разглядеть) и поливала цветы из маленькой голубой лейки девушка лет двадцати пяти, чуть ниже среднего женского роста, стройная, но при этом совсем не худая. Темно-серый брючный костюм выгодно подчёркивал ладность фигуры. Правильные черты лица – ровный нос, четко очерченные губы – и большие карие глаза, миндалевидный разрез которых указывал на наличие восточных кровей. И тот же Восток, чтобы сделать её кожу матовой, плеснул немного кофе в молоко. Совсем легкий, едва заметный, макияж лишь подчеркивал изысканную и сдержанную красоту лица. Картину завершали темные, густые, тяжелые волосы, постриженные в длинное, почти до плеч, каре. «С прической я явно «угадал»», – усмехнулся про себя Касмерт.