Примерно через час они уже подъезжали к большому селению, раскинувшемуся по двум берегам реки Воронеж. Строения возле дороги были, в основном, двухэтажные, кирпичные, с ухоженной территорией. Где-то изредка встречались и деревянные дома с резными наличниками на окнах. Тут и там возились в траве куры, ревниво охраняемые петухами; важно разгуливали и гоготали, вытягивая шеи, крупные гуси. На скамейках возле ворот сидели немногочисленные старики, даже в жару тепло одетые.

Тамара продолжала наблюдать за мальчиком, который, сидя в кресле, находился вровень с окном. Машина ехала медленно, Арай осторожничал в незнакомом месте, боялся задавить какую-нибудь живность. Он смотрел исключительно на дорогу и не видел, что его сынишка заинтересованно разглядывает сельских обитателей. Шура беззвучно шевелил губами, чуть кивал самому себе и пальчиком дотрагивался до стекла. Но как только услышал голос отца, тут же вернулся в своё обычное состояние, словно улитка, спрятался в панцирь-раковину.

— Тамрико, этот дом?

— Да-да, — ответила она, отвлекаясь от мальчика, — там, где кот спит на скамейке.

— Опять кот, — проворчал Арай, усмехнувшись, — удивительно, что не белый.

Из ворот, за которыми находился большой кирпичный дом, показался крепкий на вид мужчина возрастом за шестьдесят, одетый в рабочие брюки цвета хаки и старую футболку неопределённого серо-зелёного оттенка. Седую голову укрывала старая фуражка военного образца. Он пристально наблюдал за автомобилем, остановившимся напротив, и ждал, кто же подъехал к их дому. Рядом с ним появилась пожилая женщина небольшого роста, которая тоже смотрела на машину в ожидании. Она что-то сказала мужу и вдруг всплеснула руками, увидев в салоне дочь, которая помахала им рукой.

Для Арая всё происходящее было за гранью привычной жизни. Он чувствовал себя так, словно находился внутри какого-то фильма, сюжет которого ему абсолютно неведом. Не знал, как себя вести, что говорить, улыбаться или нет. Находясь вне работы, казалось, стал похож на рыбу, выброшенную на берег. Даже стал поругивать себя за то, что ввязался в сомнительное предприятие, но взгляд, брошенный на сына, заставил его забыть все сомнения. Шура сидел, вытянув шею, и во все глаза смотрел на улицу. Арай открыл дверь, освободил его от ремней детского кресла и поставил на землю. Потом быстро обошёл машину и, подав Тамаре костыли, помог ей выйти.

— Батюшки святы! — прошептала пожилая женщина. — Это кто же к нам пожаловал? Смотри-ка, отец, какой хороший мальчик!

— Ты про которого из них? — негромко спросил её муж. — Про большого или про маленького?

— Ну, ты скажешь тоже!

Она засеменила к гостям, на ходу поправляя светлые пряди, выбившиеся из собранных в толстую косу волос.

— Здравствуйте, гости дорогие! Доченька, представь-ка нас.

— Привет, мам, — поцеловав женщину в щёку, сказала с улыбкой Тамара. — Этот добрый человек помог мне сегодня и с больницей, и с поездкой к вам. Я не просила ни о чём, правда-правда! Он сам настоял. Арай Александрович, это моя мама Зинаида Петровна. А мальчика зовут Сандро, ой, прошу прощения, Шура.

К ним медленно подошёл пожилой мужчина и протянул руку Араю, пристально глядя в глаза.

— Николай Палыч, отец Тамары. Будем знакомы.

— Добрый день, — кивнул всем гость и погладил по голове мальчика, прижавшегося к нему. — Это мой сын Александр. А меня можно просто по имени, без отчества. Вы извините, что мы так нагрянули, без приглашения.

— Да что вы! — воскликнула Зинаида Петровна. — Очень приятно познакомиться с новыми людьми. Проходите в дом, обед уже готов. Мы гостям рады, Тамара нас ими не балует. Да и видимся редко в последнее время.

Она обняла дочь, незаметно смахнув слезинку.

— Отставить мокроту, — грозно сказал Николай Палыч и чуть кашлянул, чтобы скрыть першение в горле. — На первый-второй рассчитайсь и ать-два к дому.

Так все парами и направились к воротам: впереди Тамара с матерью, за ними гости, державшиеся за руки, и замыкал шествие хозяин дома, с удивлением рассматривавший всю процессию. У скамейки Шура отпустил отца и подошёл к пушистому, мирно спавшему, серо-полосатому коту. Мальчик просто стоял поблизости, не пытаясь потрогать зверя. Арай притормозил поодаль и наблюдал за сыном, открывая для себя что-то новое в нём. То, что ребёнок стал реагировать на окружающий мир, поражало его, ведь бывшая супруга постоянно говорила о его замкнутости и даже неадекватности.

— Ты чего замер? — тихо спросил Николай Палыч, сразу переходя на «ты». — Кот у нас добрый, спокойный, не обидит мальчишку. Или что-то не так?

— Да я и сам не знаю, — негромко ответил Арай. — Я его очень редко вижу, бывшая жена не позволяет.

— Ну и дура она. Как можно ребёнка без отца оставлять? Не понимаю. Ты иди в дом, я за ним присмотрю. Не сомневайся. Моему старшему сорок пять уже, в Североморске служит. Я батя со стажем.

— И в звании?

— Да, подполковник в отставке. Так что говорю всё прямо, без обиняков. Ступай, парень, мы тут разберёмся с Шуркой.

Арай не стал возражать, медленно направился в дом, через шаг оглядываясь на сына, но тот и не заметил, что отца рядом нет, до того был увлечён изучением кота. Пожилой мужчина не мешал мальчику, лишь хмурился иногда да покачивал головой. А ребёнок, наконец, осмелился и аккуратно погладил мягкую, пушистую шерсть спящего зверя. Кот приоткрыл глаза, чуть ударил хвостом по скамейке и снова расслабился. Шура так и замер с протянутой рукой.

— Не бойся, погладь ещё, — тихо предложил ему Николай Палыч, — он у нас ленивый, ласковый.

Внимательный взгляд взрослого человека выхватил дрожание пальцев, голову, вжавшуюся в плечи, и… шаг назад, от скамейки. Он вздохнул, догадавшись, что ребёнок не вполне здоров, но отступать не хотел. Николай подошёл и сел рядом с котом, который сразу проснулся, встал, потянулся, выгнул спину и пристроился возле хозяина. Чёрные глаза Шуры восхищённо наблюдали за плавными движениями животного, прерывистый вздох мальчика вырвался неожиданно для него самого. Мужчине показалось, что этот звук напугал его.

— Чего ты боишься, Шурка? — негромко спросил он и похлопал рядом с собой, приглашая его присесть. — Тебя здесь никто не обидит. Садись к Ваське, он только рад будет потереться о тебя. Садись-садись.

Вернувшийся за ними Арай застыл в изумлении, наблюдая из ворот, как его молчаливый, никого ранее не замечавший сын, спокойно поглаживает здоровенного кота, а тот с готовностью принимает детскую ласку. Николай что-то рассказывал ребёнку о соседском петухе-драчуне, который гонял даже гусей. Говорил о маленьком бычке, гулявшем недалеко на привязи, и о том, что у него уже есть рожки. Арай зажал себе горло широкой ладонью, чтобы не вырвался ни один звук, способный помешать общению его сына и человека, годящегося мальчику в деды.

И совершенно некстати в кармане зазвонил телефон, разрывая идиллию.

— Да, Лариса, — отходя вглубь двора, произнёс Арай, — у нас всё нормально.

— Я тебя не спрашивала ни о чём. Главное забыла сказать: у него в рюкзаке таблетки, которые надо давать по часам. Схему я тоже положила. Не забывай, иначе он устроит концерт в любом месте.

— Какие таблетки? Зачем? — удивился он. — Ему их прописали?

— Да! Не задавай идиотских вопросов! Всё.

Арай направился к машине, обратив внимание, как мгновенно изменилось поведение ребёнка: он снова опустил голову, сжал руки в кулачки и сидел неподвижно. Николай Палыч медленно потирал щетину и, прищурившись, смотрел на отца, взявшего рюкзак. Арай изучал содержимое, читал записку и качал головой.

«Я не разбираюсь в лекарствах, но инструкции настораживают. Транквилизаторы? Тут сказано, что «это группа психотропных успокоительных веществ полностью синтетического происхождения. Препараты влияют на эмоциональный фон человека, и/или на его мышление. Необходимостью приёма таких препаратов является неспособность нервной системы к самовосстановлению. Перегруженность психики приводит к разным проявлениям: эмоциональные перепады (смены настроения); нарушения сна; тревожность; нервозность и агрессивность; нежелание контактировать с людьми; панические атаки и подобные симптомы… Продажа без рецепта запрещена». Неужели это можно принимать семилетнему ребёнку? Но врач не стал бы…»