– Сам ты!.. – сорвалась с места Таня, добежала до окна и схватила с подоконника цветок. – Пусти!

Застывший от изумления Терещенко так и сидел, вцепившись в кончик вьюна, отчего получилось, что они с Таней тянули несчастное растение каждый в свою сторону. Класс повскакивал с мест, наблюдая эту странную дуэль. От возмущения Таня не знала, что сказать, а Терещенко просто не понимал, что происходит.

– Ему же больно! – Таня не выдержала, в два шага преодолела разделяющее их расстояние и сильно толкнула одноклассника в плечо.

Терещенко взмахнул руками, растопырил пальцы, выпуская растение, и рухнул на стоящие за ним парты. Весь ряд с грохотом подвинулся, загремели, опрокидываясь, стулья. Кто-то вопил, отпрыгивая в сторону, кто-то, наоборот, рвался вперед, чтобы посмотреть. Началась куча-мала. Среди всеобщего беспорядка невозмутимым айсбергом возвышалась Таня с прижатым к груди отвоеванным вьюном.

Терещенко попробовал подняться, но завалившие его стулья сцепились друг с другом и так просто сбросить себя не давали. Так он и грохал ими какое-то время, пока не выполз на свободу.

– Дура! – выдохнул он, отбрасывая последний стул.

– Сам дурак! – вздернула вверх подбородок Таня.

– Ты его либо угробишь, либо расколдуешь, – прошептала у Тани за плечом Дашка Ходыкина. И тут зазвенел звонок.

– Ну, и какие у нас есть средства облагородить нашего Щелкунчика?

Сонька «Энерджайзер» крутила перед собой оторванную пуговицу. Веселый кругляшок то вертелся на одном месте, то откатывался к горшку с вьюном, с которым Таня пока решила не расставаться, то норовил свалиться в сумку к Дашке «Данон» – Ходыкина накрасила ногти и теперь сидела, растопырив пальцы, ожидая, когда лак высохнет, поэтому не могла закрыть ее.

– Вы это серьезно? – распахнула глаза Дашка. Ходыкина уже три раза подправляла смазавшуюся красоту своих ногтей, поэтому сейчас предпочитала не шевелиться.

Шла перемена перед последним уроком, народ в основном топтался в кабинете, шум стоял сильный, поэтому на трех заговорщиц никто не обращал внимание. А тот, кого этот разговор непосредственно касался, сидел в конце класса, подальше от окна и цветов, и на скуле его набухал свеженький синяк.

– А если поможет? – Сонька так часто оглядывалась на Терещенко, что тот уже начал ерзать на стуле – подобное пристальное внимание ему было непривычно.

– Должно помочь! Другого выхода нет. – Таня придвинула к себе цветочный горшок, показывая этим, что ради своих ненаглядных цветочков она готова на все. – А что будем делать?

– Ну, что вы можете сделать? – дернула плечом Даша «Данон». – Взять его на перевоспитание? – И она повернулась к Веревкиной. Таня тоже вслед за ней посмотрела на Соню.

– Что вы на меня уставились? – вспылила «Энерджайзер». – Решайте, кто пойдет его целовать.

– Чего? – хором переспросили подруги.

– А вы как думали? – развела руками Сонька «Энерджайзер». – Золотой рыбки у нас нет. За щукой к проруби мы не пойдем. Остается – целовать, чтобы он из лягушки превратился в принца.

– Ты собиралась влюбляться, вот и тренируйся, – жестко произнесла Таня, уж очень ей хотелось как-нибудь поддеть подругу.

– Мало ли что я сказала! – легкомысленно махнула рукой Веревкина. – Может, я передумала? Меринова, тебе нужно, ты и целуй.

На Таниных щеках вспыхнул яркий румянец. Во-первых, по фамилии назвали, а она ее жуть как не любила. Во-вторых, послали целоваться с мальчиком. А она, стыдно сказать, последний раз это делала в детском саду все с тем же Мишкой.

– На него ничего не подействует, – вяло стала отпихиваться она от ответственного задания.

– Тогда ты иди, целуй! – весело посмотрела Сонька на Ходыкину.

У Даши от неожиданности дернулась рука, и на парте появился свежий след ярко-красного лака.

– Танька, давай, – мотнула она головой в сторону Тани. – Ты начала все это, тебе и целовать.

– Я начала? – обняла вьюн Таня. – Давайте я его лучше горшком стукну. Вдруг поможет?

Веревкина посмотрела на подруг негодующим взглядом, но одноклассницы только стыдливо потупились, давая понять, что ни с кем целоваться не будут.

– Так, – тяжело поднялась со своего места Сонька «Энерджайзер». – Учитесь, пока я жива. И не говорите потом, что я вам этого не показывала.

Она подлетела к своей парте, перешагнула через стул и стала тянуть к себе портфель. Зацепившись за ножку стола, портфель держался крепко. Веревкина дергала его и дергала, пока не опрокинулся стул, а парта не подпрыгнула.

Услышав знакомый звук падающей мебели, Терещенко втянул голову в плечи и зажмурился.

– Ну, и чего ты сидишь? – гаркнула у него над ухом Сонька «Энерджайзер». – Помоги достать.

Терещенко приоткрыл один глаз, покосился на одноклассницу и, с облегчением отметив, что опасности нет, вышел в проход.

– Дура, – хрипло выдавил он из себя. – Откуда тянешь?

Терещенко обошел парту, освободил застрявший портфель и ногой подпихнул его к стене, где цепляться было не за что. Он еще толком не успел выпрямиться, когда Веревкина резко приблизилась к нему, беззвучно чмокнула в щеку, прошептала: «Спасибо!» – и с победным видом шагнула к открывшим рот приятельницам.

От поцелуя Терещенко дернулся, словно к нему поднесли оголенный провод, вставленный в розетку, и схватился за щеку. Веревкиной уже давно и след простыл, а он все стоял, с удивлением глядя перед собой.

Народ продолжал бурлить и клокотать, не замечая, что в классе проходит очень важный эксперимент – превращение Терещенко в… Превращение Терещенко… Превращение…

Терещенко какое-то время постоял, чуть покачиваясь и ощупывая место поцелуя, а потом вдруг побрел вон из класса.

– И все? – ахнула Дашка «Данон». – А где же?… – Она повертела перед своим носом пальцами, подбирая слова – они не договорились, в кого конкретно должен был превратиться Терещенко после столь смелого поступка Веревкиной.

Таня стояла растерянная. Она ожидала увидеть как минимум картинку из мультфильма, где после смерти мышиного короля с Щелкунчика сваливалась деревянная оболочка, а под ней оказывался маленький худенький принц. Никакой оболочки с Терещенко не свалилось. Даже фейерверка не было, непременного атрибута всех превращений в кино.

– Не подействовало, – хрипло отозвалась Сонька, с остервенением вытирая губы платком. – Чем там Щелкунчика-то лечили? Орехом?

Досовещаться подруги не успели, потому что прозвенел звонок, и они разошлись по своим местам.

Таня осталась наедине со своими мыслями о том, что на Терещенко, судя по всему, было наложено очень сильное проклятье. Ей так и представлялось, что как только Соня поцелует Терещенко, он сразу же превратится в высокого блондина с голубыми глазами, волевым подбородком, румяными щеками и ростом не меньше, чем у ее двоюродного брата, когда тот вернулся из армии.

Ничего этого не произошло. Терещенко как был тощим уродцем, так им и остался. Было даже обидно, что все так получилось, ведь помимо нелюбви к цветам у Терещенко открылся еще один «талант» – обманывать ожидания.

Утром следующего дня первыми в классе, как всегда, появились хорошисты и отличники. Среди них затесалась пара троечников, всю ночь проспавших с надеждой, что успеют у кого-нибудь списать домашнюю по алгебре.

Сонька «Энерджайзер» влетела в кабинет маленьким ураганом и тут же подошла к недовольно сопящей Дашке «Данон». Та только что в честном бою отвоевала свою тетрадку от посягательств злобного троечника и теперь с подозрением оглядывалась вокруг, ожидая нового нападения.

– Гляди! – Сонька бухнула на парту сжатый кулак, выдержала секундную паузу, полагающуюся в таких случаях, и только потом раскрыла ладонь. По исписанной и исчерканной не одним поколением школьников столешнице покатился невероятно большой в необычайных загогулинках и складочках грецкий орех.

– Вы чего с Танькой, совсем головой поехали? – Даша сунула тетрадку себе под попу и взяла Сонькино приношение. – Вы хотите, чтобы он его разгрыз?