Вагон метро встретил Илью дребезжанием, про которое он уже успел давно позабыть. Их ветка была одной из немногих, по которой еще не пустили новые поезда. Даже наушники с шумоподавлением и музыкой на всю не могли заглушить эти звуки из ада.
В более тихом вагоне другой ветки Илья увидел девушку в таком же коротком сером пуховике, как у Веры. Он уже направился в ее сторону под недоуменным взглядом Макара, но та повернулась в их сторону. Илья обознался, это была не Вера. Да и с чего он решил, что это обязательно она? Мало, что ли, в Москве девушек с темными волосами, еле достающими до плеч, и в серых пуховиках, еле прикрывающих поясницу?
«Я слишком много думаю о ней…» – решил Громов.
С самого порога института Илье стало не до Веры. У друзей еще было немного времени в запасе, чтобы не опоздать к началу пары, но по каким-то непонятным причинам пропуск Громова перестал работать. Первым делом он подумал, что за этот месяц его успели отчислить. По-тихому, без вызовов в деканат и писем с требованием срочно предоставить объяснительные записки о пропусках. Илья постарался справиться с накатившей паникой: все долги за прошлый семестр были сданы, сессия закрыта, да и последний день ликвидации академической задолженности не скоро. Неужели все-таки его числанули из-за физкультуры? Эта дисциплина, идущая вплоть до конца третьего курса, – головная боль всех студентов вне зависимости от института и факультета. Громов состоял в секции баскетбола и был частью студенческой команды. Его должны были освободить от физкультуры, но за последний месяц он так ни разу и не появился на тренировках, поэтому и не удивился бы возникшему из ниоткуда долгу по физре. Тренер у них был суровым человеком, явно не страдающим от переизбытка чувства юмора. Как оказалось, пропуск просто размагнитился. Но этот факт не принес облегчения – в корпус Илью пускать по-прежнему не хотели. Паспорт охранника не устраивал, а студенческий Громов никак не мог найти. До пары оставались считаные минуты. А еще нужно было раздеться, переобуться и как-то добежать до аудитории в другом крыле здания. Илья снова вспомнил слова Макара, согласно которым преподша по основам нанохимии была лютой и не пускала опоздавших. Вообще. Никак. И неважно, час от семинара ты пропустил или пришел лишь на секунду позже нее. В конце концов Илья смог найти студенческий, и охранник, сделав очень недовольное выражение лица, будто пускал в корпус потенциального преступника, а не нерадивого студента, нажал на кнопку, и Громов смог пройти через турникет.
Скорости, с которой они мчались до учебной аудитории с тысяча каким-то номером, позавидовал бы даже сам Усейн Болт. Кабинет был в конце коридора, и они решили со словами «кто последний, тот лох и моет посуду всю неделю» рвануть наперегонки, как будто снова оказались в начальной школе. Макар вырвался далеко вперед, а Илья и не заметил, как из преподавательской вышла женщина лет сорока. Громов на бегу задел ее плечом, но даже не остановился, чтобы извиниться. За годы игры в баскетбол он привык, что извиняться за подобные столкновения не нужно (если, конечно, судья не уличит тебя в грязной игре). Когда ведешь мяч и пытаешься заработать очки для своей команды, уже не до вежливости. В кабинет Громов забежал после Макара, но все-таки до прихода преподавательницы. Она почему-то опаздывала, хотя, по заверениям Сорокина, приходила обычно минута в минуту. Илья сел за последнюю парту вместе с другом и окинул взглядом аудиторию, где расположились его одногруппники, которые даже и не заметили его возвращения или только делали вид, что не обращают на него внимания. Громов не мог вспомнить, когда ему вдруг стало не все равно на их поведение, однако подобное его задело. Нет, он не ждал салютов и пафосного саундтрека для возвращения, но и невидимкой быть не привык. Сонечка, единственная, кто проявил дружелюбие и поздоровался с Ильей, сидела одна за первой партой, прямо напротив преподавательского стола. Ника вместе с Денисом расположилась в ряду около стены и переговаривалась с подружками, разместившимися на одну парту ближе к доске. Николь вела себя так, будто ничего и не произошло. Как будто ее предыдущие отношения не распались, как неустойчивое соединение, и не улетучились, как какой-то легкий газ. Как будто на месте Дениса не должен был быть Илья. Громов старался не смотреть в ее сторону, чтобы лишний раз не думать о прошлом, но эта чертовка притягивала к себе взгляды как магнит.
И что Илья сделал не так? Почему он не смог сохранить отношения? Почему Николь его предала? Лучше уж уехать обратно домой и сидеть там затворником, играть в «Майнкрафт», убиваться по бывшей, чем чувствовать, как рушится весь твой мир снова и снова. И ведь он сам когда-то обрек на подобное Еву. Помнил, как она строила планы на их поездку в Питер, которая уже заведомо была глупым и бессмысленным предприятием. Помнил, как посылала ему кучу сообщений и фотографий мест, которые нужно обязательно посетить, а он их не смотрел, даже мельком, просто переворачивал телефон экраном вниз, убирал на прикроватную тумбочку и отворачивался, чтобы утонуть в объятиях, поцелуях и любви вместе с Никой. Тогда Громова совсем не заботили чувства Евы. Он не отдавал себе отчет за свои поступки и не думал, что они могут положить начало событиям, которые бетонной плитой упадут на них троих: на него самого и двух тесно связанных с ним девушек. Сам того не подозревая, Илья построил любовный треугольник, прочности которого позавидовала бы коренная порода мира «Майнкрафт» и алмазы реального мира. Говорят, именно треугольник самая прочная и устойчивая конструкция. Многотонная Эйфелева башня, состоящая сплошь из треугольников, прочно стоит не один десяток лет в своем Париже. Но это не устраивало Илью. Чем больше он хотел все прекратить, тем сильнее запутывался. Бросить Еву значило признать, каким мудаком он был все это время, растоптать ее сердце, облить бензином и поджечь. А расставаться с Никой он просто не хотел – слишком уж удобно было встречаться со своей старостой. К тому же эта девушка прочно вплелась в его жизнь, и раны от ее ухода до сих пор никак не могли затянуться. Он даже не мог подумать, что эта милая блондинка задержится в его жизни так надолго, что он будет представлять их свадьбу и совместную жизнь. Она опутала серебряными нитями каждую артерию и артериолу его тела, а потом дернула со всей силы. Кровь хлынула сразу отовсюду: остановить невозможно, но и умереть не получится. Где-то вдалеке Ника снова засмеялась от очередной шутки Дениса. Говорят, что пытка водой самая тяжелая. Врут. Они просто ничего не знали о пытке смехом бывшей, уничтожившей отношения, но оставшейся в жизни. Можно подумать, что каждый звук ее когда-то такого родного, но уже чужого смеха был адресован Илье.
Громову хотелось раскаяться, попросить прощения у Евы за ошибки прошлого, написать прямо сейчас. Но его порыву не суждено было сбыться – в аудиторию зашла преподавательница. Та самая женщина, которую он задел перед парой в коридоре, пока бежал как полоумный.
– Ага, вижу новые лица, – начала она. – А вы, наверное, и есть тот самый Илья Громов, игнорирующий меня и мой предмет весь месяц? – ее голос звучал мягко, но все понимали, что ничего хорошего ждать точно не стоит. – Надеюсь, вы соображаете так же быстро, как и бегаете. Вы хотя бы в курсе, на какой предмет пришли? – Она скрестила руки на груди и улыбнулась.
– Ну что вы! – Илья почувствовал, как Макар толкнул его локтем в бок, чтобы привлечь его внимание. Его друг подвинул к Илье свою тетрадь с темой к практическому занятию. На полях было написано имя преподавательницы. – Алла Викторовна, я пришел на основы нанохимии.
– Надо же, и имя мое знаете. Чем же удивите меня дальше? Может, пойдете к доске и тему ответите?
Илье ничего не оставалось, как встать со своего места и пойти отвечать тему, которую он просто полистал перед сном, чего, конечно же, было недостаточно, чтобы быть готовым к паре. Как показывала практика, химии они изучают разные, но кое-что в них общее – стоит пропустить одно занятие, как дальше все сразу ни черта не понятно. А тут он пропустил сразу три темы. Или четыре? Громов никак не мог влиться в учебный ритм.
