– А ты, Бреда, когда соберешься в клуб сыграть партию? Тебя давно не видно.

– Издеваешься? Было бы неплохо, но шансов мало.

– Как он? – Вопрос вроде бы небрежный, но глаза Деклана смотрят с участием. Характер Конора не секрет ни в отеле, ни за его пределами, и Бреда знает, что Деклан все видит и все понимает. Деклан определенно и так отлично знает, как Конор.

– Ну, так и сяк, ты знаешь, ему больно из-за бедра.

Деклан сочувственно кивает.

– Я знаю, это не легко… но не перенапрягайся, Бреда. Тебе самой нужен перерыв, моя мама только недавно это говорила. Хорошо, что Энни возвращается, она сможет снять с тебя часть нагрузки.

Бреде кажется, что он сейчас приобнимет ее, но Деклан отступает. Она благодарна: теплота могла бы разрушить ее самообладание, тогда она рухнула бы, рыдая, на его плечо.

– Ну ладно, – говорит он, – мне лучше поторопиться, у меня урок через двадцать минут. Однако я вернусь к тебе с прекрасной Энни. Увидимся.

Не то чтобы Бреду удивило возвращение Энни домой – особенно учитывая нынешние семейные обстоятельства, – врасплох ее застало то, как долго дочь собирается пробыть дома. Бреда предполагала, что она приедет на выходные, может на несколько дней, максимум на неделю. Энни как-то уклончиво говорила о том, на сколько собирается приехать, но Бреда запомнила слова «творческий отпуск», прозвучавшие в коротком телефонном разговоре, и была так удивлена, что даже не вникла в подробности. Энни – карьеристка, пример истории успеха, она не берет длинных отпусков, пусть и творческих, и, кроме того, когда она в последний раз была дома, такое случилось… Чашки в руках Бреды звякают одна о другую, когда она вспоминает, но она полна решимости сделать все, чтобы приезд дочери прошел без эксцессов. Это шанс Энни снова сблизиться с отцом, и нет худа без добра, может, что и получится. Тучи разойдутся и все такое. Они договорились, что Энни поживет в одном из новых коттеджей, принадлежащих отелю, таким образом, никто никого не стеснит и у Энни будет свое личное пространство. «Все хорошо, – говорит себе Бреда уже в который раз. – Все получится, все притираются, все будет нормально…»

В этот момент Бреда замечает свою внучку: надев поварской колпак, та машет ей рукой из кухни, смешит ее. Старшая дочь Бреды, Ди, не слишком счастлива в браке, но в нем родилась единственная ее внучка Грейси, всеобщая любимица и свет в окошке. Грейси одиннадцать лет, но в колпаке она выглядит как взрослая и манерами неизъяснимо напоминает Бреде покойную мать.

«Странное будет лето», – думает Бреда, помахав в ответ. Неожиданно обе ее дочери опять окажутся дома одновременно. Она даже не может вспомнить, как давно такое было в последний раз, уж точно до того, как Ди вышла замуж.

Будучи родными сестрами, дочери Бреды не похожи ни в чем. Ди порывиста, Энни сдержанна. Ди вечно поглощена эмоциями и переживаниями, Энни спокойна и рассудительна. Ди сосредоточена на себе, Энни внимательна и щедра. Она была бы превосходной хозяйкой отеля, но собралась учиться психологии. Когда Энни объявила о своем решении, Бреда подумала, что такое профильное образование не повредит в отельном бизнесе, и даже воздержалась от намеков, что Энни имела прекрасную возможность изучать человеческую природу без всякого колледжа, просто работая в отеле. Но ни одна из дочерей не захотела продолжать семейное дело. Это стало для Бреды огромным разочарованием, хотя, как ей кажется, ей удалось это успешно скрыть. И не такое случается.

Потом Ди вышла замуж за Джона, и… ну, остальное уже история. У нее изначально были сомнения по поводу этого брака, но Конор отмахнулся, довольный тем, что у него появится любимый зять. Она так и не смогла родить Конору сына, но теперь он надеялся, что нашел замену. Самое смешное, что Конор и Джон были очень похожи внешне. Люди, которые не знали их, обычно предполагали, что они отец и сын. К сожалению, на этом сходство не заканчивалось. Во многом, слишком во многом, чтобы Бреде это нравилось, Ди будто и правда вышла замуж за своего отца. Бреда винит в этом себя.

Так или иначе, обе дочери побудут с ней дома, но в результате очень разных обстоятельств: одна теперь успешная бизнес-леди, а у второй разваливается неудачный брак. Ох, ей потребуется проявить и такт, и чуткость. Нелегко будет, конечно, но что поделаешь. Она справится. Они все справятся. По крайней мере, она старается себя в этом убедить.

Бреда занимает место за стойкой регистрации, чтобы отпустить на обед дежурящую там девочку. Она только начинает просматривать список броней на следующую неделю, как какой-то мужчина входит в холл и направляется к ней. Бреда сразу догадалась, что это тот самый американец, который снял на все лето Кейбл-Лодж. Джоан Коуди, мама Деклана, рассказывала о жильцах, которые только что въехали, и этот мужчина подходил под описание идеально. Бреда разглядывает незнакомца, пока он пересекает лобби. Симпатичный, одет в синие джинсы, джинсовую рубашку и толстовку. У него легкий упругий шаг. Мужчина очень вежливо представляется, однако держится отчужденно, выражение лица замкнутое. Бреде интересно, что он за человек. Он рассказывает, что собирается снять документальный фильм и ему нужен доступ в здание старой телеграфной станции. Бреда решает отправить его к Батти Шеннону, потому что Батти именно тот человек, с которым следует об этом говорить. Гость благодарит, а затем спрашивает про доступ в интернет и заказывает кофе, так что она отправляет его в одну из гостиных.

Она раздумывает, женат ли он. Хотя обручального кольца на руке нет… Весело иногда пытаться угадать семейное положение и жизненные обстоятельства гостей. А Кейбл-Лодж – такой романтический особняк, прекрасное место для второго медового месяца, даже если взять с собой детей. Она еще немного наблюдает за гостем, потом вытряхивает эти праздные мысли из головы. «Стареешь, Бреда», – говорит она себе, и ищет, куда положила очки, и трет побаливающие колени. Полгода назад ей исполнилось шестьдесят пять. Делать ей больше нечего, как гадать о личных жизнях гостей. Она смотрит на часы. Почти три. Самолет Энни вот-вот сядет. Это напоминает ей (как будто нужно напоминать), что в ее семье достаточно своих насущных проблем.

Маленький турбовинтовой самолет подкатывает к месту стоянки и замирает. Энни немедленно включает телефон. Пропущенных вызовов нет, только парочка имейлов, но они могут подождать, пока она доберется. На трапе она приостанавливается, чтобы забросить сумку с ноутбуком на плечо, и полной грудью вдыхает здешний воздух. Ее окутывает запах прибоя и воспоминаний, торфяников и надежд, у нее почти кружится голова.

Когда она была маленькой, отец говорил ей и ее сестре Ди, что воздух графства Керри волшебный. Что-то внутри нее до сих пор в это верит. Они заслушивались историями про спящих великанов, которые днем притворялись горами, и про ледяные реки, из которых по ночам выходят рыбы и танцуют с русалками.

– Зачем горам оживать? – спрашивала Ди.

– А зачем рыбе вылезать на берег и танцевать? – удивлялась Энни.

– Да для того, чтобы дышать, девочки, вот зачем! Дышать сладким воздухом Керри, впитывать его, становиться счастливыми… одурманиваться.

– Что значит «одурманиваться», папочка?

– Это значит чувствовать головокружение, радость, витать в облаках…

– Но рыбы вообще не умеют летать, папа!

– Энни! – восклицал он с потрясенным видом. – У тебя нет воображения! Что же нам с тобой делать? – И его звонкий смех наполнял комнату. – А теперь спать, мои принцессы, и видеть чудесные сны. – Потом он останавливался в дверях и легонько грозил пальцем. – Обязательно запомните их, я утром проверю.

Ди принимала все за чистую монету и записывала свои все более красочные сны в тетрадку, которую хранила специально для этого под кроватью, чтобы прочитать папе на следующий день. Они соперничали с тех пор, как Энни себя помнила, Ди всегда воспринимала младшую сестренку как главную соперницу за отцовское внимание и любовь, которых она хотела, требовала и чаще всего получала. Обычно Энни была не против. Уже тогда она как-то понимала, что Ди это нужно больше, чем ей самой.