– А ты не хочешь?

– Да нет. Теперь дело принципа – догнать и перегнать.

Эпилог

Еще через год

– Все! Можешь заходить! – говорит Фома, распахивая дверь нашего дома у меня перед носом.

Толкаю вперед коляску со спящей дочкой. Очень удачно он нас выпроводил погулять. Не сказать, что я успокоилась, но все же как-то смогла немного собраться.

– Давай сюда мою принцессу!

– Тише ты, – шикаю. – Она спит.

– Ну, тогда в саду коляску оставим, да? Пойдем скорее. У меня для тебя сюрприз.

– Это я уже поняла, – бормочу, рассчитывая все же, что главным хедлайнером этого вечера буду я. – Родители когда обещали подъехать?

– К семи. Уже задерживаются, – не глядя на меня, бросает Фома, распахивая двери в гостиную. – Прошу!

Став за спину, Феоктистов прикрывает мне глаза руками и чуть подталкивает вперед. Он и правда думает, что я ничего не знаю. Наивный. Я ведь женщина! Мы гораздо более внимательны к деталям, чем мужчины. И я давно свела концы с концами.

– Ну?! Смотри.

Открываю глаза. И совершенно непритворно ахаю. Потому как одно дело – разгадать тайный план любимого мужчины, а совсем другое – увидеть своими глазами его воплощение.

– Даже знать не хочу, в какую сумму тебе обошлась эта елка.

– Могу себе позволить, – бурчит, притворно нахмурившись. – И когда ты превратилась в такую скрягу? Не нравится?

– Нравится! Очень. Сюрприз удался, – улыбаюсь я во весь рот.

– Я рад.

Фома обхватывает ладонями мои предплечья и, отстранив от себя, проходится по моему лицу непривычно серьезным и внимательным взглядом.

– Что?

– Ты сделала меня очень счастливым, знаешь? Я счастлив каждую секунду жизни. Я… люблю тебя, Жень. Так сильно тебя люблю…

От нежности, что меня охватывает, сладко щемит в груди. Приподнимаюсь на носочки, обхватив раздавшиеся плечи мужа, чтобы ласково потереться носом о его колючую щеку.

– Я тоже, родной. Я тоже…

Стоим, покачиваясь на фоне огромной украшенной к Новому году елки. Но расслабиться до конца все равно не получается. Я прислушиваюсь к звукам, доносящимся в приоткрытую дверь. И знаю, что Фома делает то же самое. Рождение Сонечки неизбежно все изменило. Феоктистов даже как-то обмолвился, что стал гораздо снисходительнее относиться к собственной матери, которая в свое время едва не задушила его любовью, а все потому, что и сам едва мог с ней справиться, однажды прижав к груди нашу дочь.

– Кстати, у меня тоже есть для тебя сюрприз, – растроганно шмыгаю носом.

– М-м-м. И какой же?

– Сейчас! – подбегаю к столу, достаю узкую коробочку из ящика. В такой обычно браслеты дарят. Надеюсь, он не сразу догадается, что внутри. – Вот.

Пока Фома возится с распаковкой, нервно кусаю губы. Нет, гипотетически мы не исключали такой возможности. Скорее даже, напротив, всегда знали, что вряд ли остановимся на одном ребенке, но, блин, я точно не планировала беременеть через два месяца после родов! Чертов… Чертов Феоктистов. Просто озабоченный, блин!

Я сказала, что успокоилась? Что смирилась?! Да где там! Я, черт возьми, в панике, я в дичайшем ужасе, мамочки. Только-только научившись справляться с одним ребенком, я узнаю, что совсем скоро их будет двое! Двое младенцев. Погодков. А-а-а!

– Оу. И когда ты узнала? – вскидывает брови Фома.

Хочется взвизгнуть – «Это все, что тебя волнует?». Но я лишь глубже дышу. Ссориться мы не будем. Потому что Новый год. И вообще… Как-то это неправильно.

– С-сегодня. Думаешь, я бы смогла п-продержаться дольше и ничего т-тебе не сказать?!

– Эй! Ты чего ревешь? Это же… круто!

– Круто? – в надежде широко распахиваю глаза.

– Конечно. А ты так не думаешь?

Трясу головой из стороны в сторону. Фома хмурится, очевидно, совершенно неправильно интерпретировав мою реакцию.

– Я просто… Не знала, как ты отреагируешь. Все так быстро. Я совершенно не ожидала. Ты такой косячник, Феоктистов! – зло топаю ногой.

– Че косячник сразу? – набычивается.

– А кто? Скорострел?

– Скорострел – это тот, кто кончает, не доведя свою женщину до оргазма. Что-то я не припомню ни одного такого случая в нашей богатой практике. Так что и это мимо, Женьк. Еще давай варианты.

– Тебе смешно, что ли? – подпираю кулачками бока. К счастью, не сильно раздавшиеся во время беременности. Думаю, если бы мне пришлось вести борьбу с лишним весом, новость о новой беременности ударила бы по мне гораздо сильнее.

– Ага. Ты бы себя видела. Нахохлилась, как дикобраз. Давай, уж рассказывай.

– О чем? – шмыгаю носом.

– Что за страхи поселились в твоей красивенькой головке?

– А то непонятно! Как я с ними справляться буду?

– Ну, во-первых, мы… Да?

– Точно.

– Ну вот. Уже проще. Во-вторых, нянь и помощниц по дому никто не отменял. Не вижу никаких причин надрываться, если мы можем позволить себе оплатить их услуги.

– Тебя послушать – так все очень просто!

– А зачем усложнять?

Что на это ответить? Не знаю. Эти слова кажутся такими логичными и естественными, что все мои страхи стихают, будто кто-то просто вырубил тумблер. С всхлипом бросаюсь мужу на шею. Подумать только… Кто бы мне еще два года назад сказал, как все будет на самом деле? Обхватив щеки ладошками, покрываю лицо Фомы звонкими поцелуями. Феоктистов ржет… И тут со стороны сада доносится Сонькин плач. И одновременно с ним басовитый рев моего брата, который ни с чем не спутаешь.

– Родители явились! – комментирую я ровно в тот момент, когда папа без стука и звонка вваливается в гостиную.

– С наступающим! Хо-хо-хо.

Отец вырядился в костюм Санты. И даже приволок с собой мешок.

– Что смотришь, зятек? Поди, этот костюмчик тебе нравится больше, чем тот, в котором я встретил вас в прошлом году?

– Стас! – рычит Алла Витольдовна. Но папе не страшно, папа лишь сильнее веселится, глядя на жену. И заражает своим весельем нас всех.

– Не обращайте на него внимания, – машу рукой и увожу свекровь, и по совместительству мачеху, в кухню.

– Я приготовила оливье. Не знаю, правда, съедобный ли, – замечает она, выкладывая на барную стойку контейнеры из пакета.

– А мы с Фомой запекли гуся с гречкой.

– С гречкой?!

– Да. Здесь за углом магазин. Можно что угодно купить. Даже творог и сгущенку.

Как и всякий понаехавший, Алла Витольдовна очень страдает по отсутствию привычной еды. Мы с Фомой приспособились – готовим сами. Но у Аллы Витольдовны с готовкой дела обстоят не очень. Я это точно знаю, потому что папка тайком от жены регулярно бегает к нам поесть.

С опаской кошусь на контейнер с салатом. Перекладываю в красивую посуду. И застываю рядом со свекровью, с умилением глядящей на наших мужчин. А посмотреть есть на что. Такие красавцы! Им обоим определенно к лицу отцовство. И справляются они хорошо. В их руках малышня, зачарованно раскрыв рты, косится на яркие шары… Матвей, как старший, требовательно тянет ручки. Сонечка, как может, повторяет за… племянником. Обалдеть, ага, я в курсе. Семейка у нас еще та. Но другой я не то что не хочу, даже не представляю. Да и Фома, хоть и бурчит, не может нарадоваться тому, как меняется Алла Витольдовна, наконец, найдя свое женское счастье. И оставив, наконец, попытки осчастливить сына.

– Ну, что, девочки, давайте за уходящий!

– Я воздержусь.

– Да ладно, Жень, один глоток Сонькину кормежку не испортит, – искушает свекровь. Мы с Фомой переглядываемся. Он вздергивает бровь, мол, ну че, сдаемся, или потом? Вздыхаю в ответ – сдаемся. Чего тянуть?

– Да мы второго ждем.

– Че-е-е? – давится игристым папа.

– Ага. Один – два, Станислав Георгиевич.

– Фома… Сынок, поздравляю…

– Чего это один? – сощуривается отец, не желая, видимо, мириться с проигрышем. – У нас с Аллой на двоих – детей трое. А у вас второй только… будет.

Фома сглатывает. Открывает и… захлопывает рот. А потом так задумчиво на меня косится.