– Ты права… – без особого энтузиазма согласился Леня.

– Кстати о лицах… если можно так сказать… – Таня начала прощупывание противника. – Насколько я помню, Кирилл один подписывал с французами сметы…

– Правильно помнишь, – подтвердил Леня. – Я даже начало съемочного периода пропустил.

– Да, помню, в Аргентину без тебя улетели.

А почему так?

– Тань… ну, несколько проектов мы чуть не завалили… ты не думай, это не к тебе претензия.

– Ну почему не ко мне? – у Тани все-таки обиженно дрогнули губы. – Я же за креатив отвечаю…

– А я – за финансы, – твердо сказал исполнительный директор. – Короче, если б я месяц назад не бросил французов на одного Легейдо, не взялся за новые проекты и не стал нас за волосы из болота тянуть…

– Ясно, – пришла ему на помощь Таня. – Я, в общем, так и думала. Долить тебе еще?

Не дожидаясь ответа, она налила дополнительную порцию благоухающего мелиссой чая в Ленину чашку. Леня едва успел растерянно кивнуть.

– Но к сегодняшней сдаче ролика у тебя вся документация есть? – Таня не оставляла прежней темы.

– Нет, – сокрушенно покачал головой Леня. – Все у Легейдо в директории. Ты, наверное, знаешь, у нас была с ним одна общая, а одна была его, личная.

– И в общей что?

– По французам – ничего. Наверное, все в личной. Но я не знаю пароля. Может, ты знаешь?

При этом он пристально посмотрел на креативного директора. Что означал его взгляд? Подозрение? Или, хуже того, уверенность?

– Что ты! – поспешно открестилась Таня. – Нет! Он меня в финансовые дела никогда не посвящал…

«В самом деле не знает пароля – или прикидывается? Прощупывает меня? Знает, что я заходила в личную папку Кирилла? Надо быть очень осторожной… Пока он сам себя не разоблачит. А это случится совсем скоро…»

В комнату вошел арт-директор, полноватый и бородатый, компенсирующий начальственную солидность облика пристрастием к молодежному жаргону:

– Ребят, на пятьсек отвлеку! Тут вот такое дело… Тань, у тебя тут мой ящик открывается?

Таня кивнула. Арт-директор подошел к компьютеру и открыл почтовую программу. Далее он показал Лене и Тане письмо, пришедшее с адреса [email protected]. В письме оказалась всего одна строка – ссылка на интернет-страницу http://lemurlemur.livejournal.com/51665.html

– И тебе пришло? – не то обрадовался, не то возмутился Леня.

– Это же не письмо, – удивилась Таня.

– Верно мыслишь! – подтвердил арт-директор. – Это круче. Вот, смотрите…

Арт-директор навел курсор на ссылку, нажал на кнопку мыши. Открылась страница в Интернете. Текст с заголовком «Сергей Борисович и Карлсон».

– Сергей Борисович и… – неуверенно озвучил Леня. – Так, кто у нас Сергей Борисович?

– Никто. Персонаж, типа, сетевой литературы. Чувак этот, – толстый арт-директорский палец уперся в экран монитора, – автор то есть, ЛемурЛемур, в Америке живет. Пишет страшилки всякие. Очень классные. И выкладывает их в сети.

– Давно выкладывает? – уточнила Таня.

– Вот эту – год назад выложил. Я тогда Легейдо показал: во, про Карлсона. И он тоже на эти страшилки подсел. Я ЛемурЛемура с института знаю. Дима его звать. Прикольный чувак.

Потрясенная Таня начала читать вслух:

«Жил-был… Как бы назвать его. Сергей Борисович. Дальше он нарисуется сам, под звуки имени. Это старик, похожий на больную птицу или сломанный зонтик. Пижама в рябой коричневый цветочек, красные слезящиеся глаза, большой горбатый нос, как у Гессе, и длинные седые волосы, все желтые от сигаретного дыма.

Но он уже и не помнил, когда курил последний раз. И кем он был до того. И сколько он уже здесь. Днем он видел окно, белую стену, по которой ползла решетчатая тень рамы, и капельницу. Еще он мог видеть свою руку в пижамном рукаве – желтую и высохшую, всю в старческих пятнах. В полдень, когда боль становилась нестерпимой, Сергею Борисовичу кололи лекарство. Через какое-то время боль становилась тупой, но ей на смену приходило то, что он мысленно называл «горками» – чувство обрывающейся тошноты, когда, закрыв глаза, будто летишь вниз, вниз, вниз. А вечером открывали окно и проветривали палату, и Сергей Борисович, открыв глаза, видел, как красное солнце просвечивает капельницу насквозь.

Но этим вечером солнца не было, свет кто-то загородил.

Сергей Борисович открыл глаза и увидел, что в окне сидит большой карлсон.

Карлсон сидел и смотрел на улицу, Сергей Борисович видел его коническую голову, прямой затылок, весь заросший рыжей звериной шерстью, и торчащий из грязной брезентовой спины ржавый винт с погнутыми лопастями. Мощными четырехпалыми лапами карлсон упирался в подоконник; короткие пальцы с квадратными ногтями были все перемазаны мазутом. От карлсона пахло кабаном, соляркой и сапожной ваксой.

– Карлсон», – сказал Сергей Борисович и сам удивился – его голос прозвучал как тихий свист. – Карлсон, когда я умру?»…

– Похоже, – хмыкнул Леня, – тут Карлсон – вроде ангела смерти.

– Заметьте, не Карлсон, а карлсон – везде с маленькой буквы. То есть что-то вроде того, что их, карлсонов, много? – не могла не удивиться Таня.

– Ага, это такой биологический вид сверхъестественных существ. Новейшей генерации. Раньше чаще встречались, типа, домовые, водяные, лешие, инкубы и суккубы там всякие, а в наше время, здрасьте я ваша тетя, карлсоны развелись! Киборги, блин, смесь Пантагрюэля с вертолетом, – арт-директор, по обыкновению, прикалывался, но голос его звучал неподходяще для веселых шуток. – Так, что тут у нас дальше? «Карлсон, оставась неподвижным, медленно повернул голову – голова у него вращалась, как у совы или куклы – и посмотрел на Сергея Борисовича безо всякого выражения. Глазки у карлсона были маленькими и мутными – роговица отслаивалась. Редкие железные зубы торчали из полуоткрытого рта.

«Хр» – сказал карлсон. «Хр. Хр. Х-ррррррр ».

И с его отвисшей нижней губы потекла слюна».

«Карлсон перевалился через подоконник в комнату, – нарочно пропустив несколько строк с особенно мрачными описаниями навестившего больничную палату персонажа, подхватила Таня, – но не упал, а завис в воздухе. Потом карлсон подлетел к Сергею Борисовичу, схватил его за волосы, сдернул с кровати, протащил вдоль комнаты, повалив ненужную уже стойку с капельницей, и прыгнул за окно, в апрель.

Сергея Борисовича обдало теплым воздухом и вечерним мотоциклетным дымом, они все падали и падали вниз, и Сергей Борисович подумал – «Горка». Они почти касались верхушек деревьев, когда падение замедлилось. Высохший Сергей Борисович был легок как мумия, и карлсон полетел, понес его над верхушками больничных тополей»… Не могу я больше это читать!

Отвернувшись от коллег, она вскочила и быстро вышла из комнаты. Недопитая чашка чая с мелиссой осталась на столе.

– Что Кирюха этим сказать мне хотел? – развел пухлыми руками арт-директор. – Не пойму я…

Студия изобразительных искусств, которую посещал пропавший мальчик, размещалась на другой стороне обширного, чуть ли не в целый квартал, двора, в полуподвале кирпичного дома. Найти это место оказалось легко: входное отверстие, предварявшее ведущую вниз короткую лесенку, было оформлено, точно ворота сказочного дворца. Башенка, увенчанная многолучевой синей звездочкой, слева и справа – окна, откуда выглядывают люди в старинных одеждах, из земли поднимаются гигантские тюльпаны, фиалки и ромашки на толстых стеблях… Все это выполнено в красках, которые применяются для граффити. Празднично, колоритно, броско. Особенно эта роспись должна радовать глаз посреди безнадежной длинной московской зимы, когда вокруг все так тускло и уныло…

«Если это сделали ученики студии, – подумал Филипп Кузьмич, – не зря они тут занимаются».

Железная дверь несла на себе роспись на темы «Буратино»: сверху – очаг с желто-красными языками пламени, откуда торчат черные поленья, внизу – сам деревянный человечек с золотым ключиком. Посередине – табличка: студия… часы работы… Не приглядываясь, Агеев подергал ручку. Дверь не открылась.