Ей идёт быть чудовищем; отчего-то её вид доставляет мне радость.
– Сразу после заката, – говорю я и отправляюсь дальше.
Здесь тоже холмы, но другие; они не похожи на ловушку, и здесь царит не вечное колдовское лето, а обыкновенная осень.
Где-то играют рожки.
Бежит река.
А над рекой – величественный замок Дэлингридж. Массивные башни, увенчанные тяжёлыми зубцами; стены из позеленевшего гранита, похожего на рыбью чешую; глухое «забрало» кованой решетки на воротах…
Та, кого я ищу, сидит наверху стены, свесив ноги в пустоту, и выглядит она как молодая женщина в старинной одежде. Кажется, такое носили лет двести назад, а может, и все триста.
– Услуга за услугу, – говорю я, появляясь рядом с ней. Женщина не оборачивается ко мне, но кивает. – Я спасла жизнь герцогине Дагвортской; защитила твой род. Время отдать долг.
Мы обе знаем, что Абигейл я помогла, потому что люблю её – она моя драгоценная подруга… И всё же незнакомка в старомодной одежде склоняет голову:
– Услуга за услугу. Я помогу тебе.
…когда она поднимается на ноги, то облачена уже не в парчовое платье с узким корсетом, а в доспех.
Всё-таки Дагворты – рыцарский род, а не праздные вельможи, и так было всегда.
Путь ведёт дальше.
Он опасен и тёмен; есть развилки, на которых всякая дорога – ложная, и нужно вернуться назад. Однажды я чуть не попадаюсь: уже почти шагаю под осыпающуюся арку, когда вдруг одна из гаргулий оборачивается и качает головой.
У неё лицо Абени и жёлтые тоскливые глаза.
Благодарно киваю – и бегу прочь; к счастью, до цели уже недалеко.
Мэтью Рэндалл и впрямь на меня похож – за тем исключением, что лучше всего ему работается ночью, а сейчас, когда солнце клонится к закату, он едва-едва продирает наконец глаза. Увы, мир не может подстроиться под его нужды; ещё с утра пришлось пролистать целую гору документов, выискивая совпадения и пересечения в записях допросов, и сопоставить их с картой, и…
Почуяв чужое присутствие, Мэтью Рэндалл испуганно опускает уши – и поджимает хвост.
– А, – расслабляется он, узнав меня. – Это ты.
– Я, – соглашаюсь. – Нынче ночью будет охота. Пойдёшь со мной?
– А на кого охотимся?
Хвост качается в одну сторону, затем в другую; задумчиво, с азартом.
– На злого колдуна, – честно отвечаю я. – Мне нужна помощь.
– А взамен? – лукаво спрашивает он.
– А взамен, – отвечаю я ему в тон, – мы никому не расскажем про это.
И я прикладываю себе ладони к голове, изображая лисьи уши.
Он смеётся заливисто; шутка ему понравилась. Мэтью Рэндалл вообще любит шутки и игры…
Я знаю, что он придёт.
А время бежит куда быстрее, чем кажется. Вот солнце уже склонилось к горизонту, и оно уже не цвета кипящего металла, а цвета пылающих углей; вот удлинились тени. Но то в настоящем мире, а здесь… а здесь по-прежнему лишь клубящийся туман повсюду, сторожевые ниточки-паутинки, натянутые поперёк тайных троп, крысиные черепа под ногами – наступишь и очутишься в ловушке.
Я осторожна; нельзя спешить, даже если очень хочется.
Эллис и Мэдди – где-то там, в Бромли-который-наяву, в сумрачных переулках Смоки Халлоу. У них опасный путь, пожалуй, даже опаснее чем мой… Вглядываюсь в них так долго, что в какой-то момент мерещится рядом с ними призрачный силуэт девчонки, одетой как уличный мальчишка – драная рубаха, штаны на подтяжках, великоватое кепи. Девчонка кажется смутно знакомой, и, когда я присматриваюсь к ней, она вдруг оборачивается и прикладывает палец к губам.
Похоже, что у Эллиса есть своя надёжная защитница – у него и у Мэдди.
Мой же путь уводит дальше. Туда, где в отдалённой части города за высокой оградой скрывается… нет, не особняк даже, а, скорей, городское поместье. Старый, почернелый сад, где царит уже не осень, а словно бы ранняя бесснежная зима; огромный мрачный дом в глубине. Он весь пропитан ароматом бхаратских благовоний: сандал, жасмин, сухие травы, что-то смутно знакомое, смолистое. Ловушек Валха здесь нет; наверное, благовонный дым ему неприятен… А мне нравится – всегда нравился, с детства.
Дальше, быстрей – сквозь анфилады тёмных комнат, по извилистым галереям, похожим на лабиринт.
Рэйвен, маркиз Рокпорт, конечно, работает.
Он в кабинете. Окно выходит на сад, на переплетение чёрных ветвей. На столе горы бумаг; в одной из стопок замечаю те самые «книги», которые искал Ллойд… Маркиз перечитывает письмо – наверное, в последний раз перед тем как отправить. Уже готовы сургуч и печать. Когда я появляюсь, он вскидывает голову, точно услышав шум, оглядывает кабинет – сперва в очках с зелёными стёклами, затем поверх оправы, но меня не видит.
– Рада встрече – всегда, – улыбаюсь. – Но сейчас я пришла не к тебе.
…вокруг него, как обычно, тени; их очень много.
Даже странно, что раньше я этого не замечала; возможно, что просто и не хотела. Но теперь они нужны мне, его незримые спутники, те, кто следует за ним по пятам, потому что он может их увидеть… может выслушать даже, наверное.
Начинаю вглядываться – и тени обретают лица.
Женщина в коричневом капоре; старик, похожий на бродягу-оборванца; скучный молодой человек, светловолосый, с совершенно незапоминающимися чертами… Их много, этих теней. У меня есть план. Никогда не делала ничего подобного, но теперь всё кажется довольно очевидным. Так чувствуешь издали жар и понимаешь, что раскалённая плита обжигает; так ищешь укрытия, когда попадаешь под дождь.
– Вижу вас очень ясно, – говорю вслух, и тени, нет, мертвецы оборачиваются ко мне. – Как вас зовут?
И они отвечают – все разом, сбивчиво:
– …Барнабас Пайн, не успел, опоздал…
– …Камилла Хармон, предана, предана…
– …Оливер Стюарт, промолчал, промолчал.
У всех есть сожаления, которые держат их здесь. Я могу помочь, облегчить ношу – уже хотя бы тем, что слушаю и смотрю.
– …Джон Уилл Томпсон…
– …Элиза Перкинс…
– …Ховард О’Дрисколл…
Вздрагиваю, услышав знакомую фамилию, и затем понимаю, что он правда похож на Клару О’Дрисколл, бессменную экономку маркиза, самую верную его помощницу. Только он старше, и лицо у него злое… И всё же сожалеет даже он.
– Дитя, – говорит он и пытается ухватить меня за край одежды. С Ллойдом, в самый первый раз, было страшно; сейчас нет. – Нерождённое дитя… Моя вина, кровь на моих руках, о, Клара, Клара…
Он рассказывает свою историю – как и другие. Речь сбивчивая; часть не понять вовсе, если не знать, что случилось на самом деле. Однако я слушаю. А когда – спустя бесконечность – они умолкают, говорю:
– Пойдёмте со мной; помогите мне.
И они идут.
…в большом холле внизу встречаю Клару О’Дрисколл; к юбке у неё жмётся тень, такая маленькая, что её можно принять за кошку, если не приглядываться.
Я не приглядываюсь.
Теперь я не одна – у меня свита; так, кажется, и положено на охоте.
А между тем край солнца уже касается горизонта. Эллис и Мэдди – у лестницы, и собор святой Люсии нависает над ними сияющей громадой. На верхней ступени – старая монахиня с подсолнухом в руке, и она манит их рукой, указывая путь. Главное сейчас – чтобы их не заметил Валх, а значит, я должна привлечь всё внимание к себе.
Любым способом.
Наверное, мне полагается испугаться, оцепенеть. Но я ощущаю только странную лёгкость, нет, облегчение: ну наконец-то, сколько можно было ждать.
Впереди – туман, беспрестанно движущиеся серые клубы. К дому ведёт тропа, петляющая среди ловушек, и, пожалуй, я смогла бы пройти по ней незаметно, ускользнуть от Валха, как делала прежде. Да, могла бы… Но не стану.
Время страшиться, убегать и прятаться миновало.
В прошлый раз я попалась, потому что сама явилась прямиком в его западню, попала в место, которое подготовил он… но теперь мы в моём сне.
– Это всего лишь сон, – говорю я отчётливо и ясно.
И – сдёргиваю с города покров тумана одним резким движением, как скатерть со стола.
