«Значит, если в графа Ллойда и впрямь стреляли, звук могли и не услышать», – отметила я про себя.

 Чем дальше, тем оживлённее становилась беседа. Изрядно рискнув, я затронула несколько забавных случаев, имевших место в «Старом гнезде», и меня тут же попытались уверить, что здесь, в клубе, тоже отнюдь не скучно! О благотворительности мы так и не поговорили. Зато я узнала, например, что в прошлом году на кухне был пожар; что дворецкий, мистер Гибсон, носит траурный перстень-печатку с женским профилем; летом один из лакеев был уличён в шпионаже на Алманию, причём раскрыл его лично председатель, сэр Уильям Грэнвилль; что в бесконечных подвалах под особняком обитает безголовый призрак, джентльмен в одеждах времён Маргариты Первой, Королевы-Невесты; что дважды клуб посещала Рыжая Герцогиня; что в галерее за курительной комнатой древних эльдийских скульптур больше, чем в Королевском музее; что среди картин в морской гостиной есть одна с подлинным изображением «Потерянного Корвина», якобы написанная с натуры… Сперва леди Чиртон помогала мне, как могла, но затем поняла, что этого не требуется, и оставшееся время провела за тихим разговором со своей приятельницей, пожилой леди, занятой рукоделием.

 Когда же чаепитие подошло к концу, белокурая леди с чахоточным румянцем – имя у неё точно было марсовийское, и снова оно не задержалось в памяти, хотя и прозвучало по меньшей мере дважды – предложила пройтись по клубу и взглянуть на те места, о которых мы говорили.

 – Быть может, мы даже встретим призрака, – махнула она веером кокетливо, глядя на меня поверх пластин, расписанных павлинами и экзотическими цветами. – Вы не боитесь призраков, леди Виржиния?

 – Напротив, горю желанием увидеть хотя бы одного, – откликнулась я, хотя на самом деле предпочла бы небольшую паузу наедине с тетрадью, чтобы записать всё услышанное и не забыть какую-нибудь важную деталь. – К слову, несколько лет назад на ежегодном приёме в замке у герцогини Дагвортской был спиритический сеанс. И, вообразите, медиум по имени Белая Голова сумела вызвать самого настоящего призрака! Слышали ли вы об этом?

 – Ах, нет! И что же, он и впрямь явился?..

 Беседуя так, мы прогулялись по галерее, рассматривая эльдийские скульптуры, затем направились к морской гостиной – там, к слову, действительно пахло солёной водой, а картина словно бы немного двигалась. Нас сопровождали две горничные, одна из которых несла корзину с собачкой леди Уоррингтон.

 А потом пришло время спуститься в подвалы.

 О, они действительно производили грандиозное впечатление!

 Три подземных этажа, не меньше, а может, и больше – не завидую Эллису, ведь ему надо было обыскать их все в поисках пропавшего графа. Туда, где лежали припасы, мы, конечно, не ходили; но мне хватило и тех залов, где хранились бочки с виски. Один зал, второй по счёту, был совершенно грандиозным! Наверху темнел ряд маленьких окошек, похожих на бойницы; леди Уоррингтон пояснила, что там галерея и потайная лестница для слуг, которых коротким путём посылают вниз, в самый глубокий подвал, за вином в бутылках.

 «Святые Небеса, ещё глубже! – ужаснулась я невольно. – Мы точно спускаемся в склеп».

 В зале царил полумрак, несмотря на модное электрическое освещение – ламп явно не хватало; сильно пахло алкоголем, старым деревом и ещё отчего-то пылью, хотя каменные полы были вымыты так чисто, что сверкали, подобно зеркалам… Звук наших шагов гулко отдавался под сводчатыми потолками и причудливо искажался. Сперва мы продолжали перешучиваться и вспоминать всякие мистические происшествия, как в комнате для чаепития до того, но затем отчего-то стало неловко.

 Я невольно перешла на шёпот, а затем и вовсе умолкла.

 Ряды бочек справа и слева высились прямо до потолка, напоминая надгробия. Тёмное дерево, светлое дерево, плоские крышки, выпуклые бока… Иногда в стенах попадались ниши, в которых прятались небольшие скульптуры, обычно изображающие дев с молитвенно сложенными руками. От этого ощущение, что мы в некоем колоссальном некрополе, усиливалось многократно. Посередине зала стояла огромная бочка – верней, умом я понимала, какая она большая, но на фоне сумрачных пространств размеры как-то скрадывались, преуменьшались. За ней стояла другая бочка, поменьше, уже без помпезного постамента, и ещё, и ещё, а последняя подставка выразительно пустовала.

 «Наверное, именно эта бочка и лопнула», – подумалось вдруг.

 Леди Уоррингтон начала было рассказывать о том, что, согласно уставу клуба, виски выдерживается не менее тридцати пяти лет, и как раз через четыре года должен подойти срок, но тут проснулась в корзине прелестная малютка Друмми и опять залаяла, заполошно, подвывая даже, до хрипа.

 – Бедняжка и впрямь совсем не выносит запаха виски, – расстроенно покачала головой леди Уоррингтон.

 И, ко всеобщему облегчению, мы завершили нашу небольшую прогулку по подвалам и стали подниматься.

 Наверху дышалось ощутимо легче. Отчего-то я ежесекундно ожидала встретить Эллиса и даже в красках представляла наш диалог, а потому невольно заглядывала во все приоткрытые двери. К моему удивлению, многие помещения напоминали не то кабинеты для работы, не то небольшие библиотеки; кое-где висели памятные таблички – там, где трудился очередной премьер-министр. Или не трудился, а наоборот, отдыхал, неспешно раскуривая трубку…

 А потом в одной из комнат я увидела человека, совершенно обыкновенного, в старомодном костюме коричневого цвета. Это был мужчина, весьма уже немолодой, сухощавый, невысокий, с пышными бакенбардами и отчётливыми залысинами; он стоял у стены совершенно неподвижно, чуть склонив голову к плечу, и то прижимал руку к груди, то опускал. Подумалось даже, не стало ли ему дурно и не стоит ли обратить внимание горничной на этого мужчину…

 И вдруг я осознала.

 «У него нет глаз».

 От виска и до виска словно бы проходила тёмная полоса; не чёрная, а словно бы сероватая, дрожащая, как если бы он был картиной, и в том месте как раз смазалась краска. Взгляд соскальзывал, никак не мог задержаться на лице, хотя выхватывал всё новые и новые детали облачения: скомканный платок в руке, несколько перстней на узловатых пальцах, явно старинных и дорогих…

 – Граф Ллойд, – выдохнула я еле слышно, ощущая, как покрывается мурашками кожа.

 Всё было неправильно; всё происходило прямо сейчас, наяву, а не во сне. Во сне я хотя бы имела некоторую власть – и не боялась мертвецов.

 Или почти не боялась.

 Здесь же…

 …А он обернулся ко мне, порывисто, всем корпусом разом, и гулким, чрезвычайно низким произнёс:

 – Это я! Да, это я! Кто спрашивает? Я тут!

 – Леди Виржиния? – позвала меня, кажется, леди Уоррингтон; собачка опять залаяла.

 Я же могла думать только об одном:

 «Значит, вот тут его и убили».

 Воображение против моей воли дорисовало и брызги крови, и ржавый, кисловатый запах. Но наяву всё осталось неизменным. Поскуливала в корзине очаровательная маленькая собачка с большими печальными глазами, а леди Уоррингтон ворковала над ней, как над младенцем. Жеманная особа с марсовийским именем, никак не желающим закрепиться в памяти, умудрилась обогнать всех и теперь стояла у лестницы, нетерпеливо постукивая веером по перилам. Прочие леди рассеялись между нею и мной; многие выглядели растерянными, словно и не знали, идти дальше вперёд или всё же подождать, тем более что негласная их предводительница также замешкалась у корзинки с собакой… Я замерла, не смея двинуться с места; граф Ллойд оставался рядом, шагни только – и притронешься, такой же настоящий, как и всё прочее вокруг… как и все прочие.

 Вот только с ним нельзя было заговорить, не привлекая внимания леди Уоррингтон и её подруг.

 Значит, надо было вернуться позже.

 Во сне.

 – Мне почудилось, что телефон издал какой-то звук. Это ведь телефон вон там? – громко произнесла я, оправдывая заминку. – И поглядите только, какое прелестное убранство! У книг очаровательные корешки, а эти зелёные стены! Немного похоже на кабинет моей бабушки, леди Милдред.