Хотя применение концепции любви к различным объектам не вызывает возражений, широко распространено мнение, что любовь к другим – добродетель, а любовь к себе – грех. Предполагается, что в той мере, в какой я люблю себя, я не люблю других, что любовь к себе равнозначна эгоизму. Такой взгляд давно существует в западном мышлении. Кальвин сравнивает любовь к себе с «чумой»[13]. Фрейд описывает любовь к себе в психиатрических терминах, но приходит к тому же выводу что и Кальвин. Для него любовь к себе – болезненное чувство, то же самое, что нарциссизм, обращение либидо на себя. Нарциссизм – самая ранняя стадия развития человека; тот, кто в последующей жизни возвращается к нарциссической стадии, не способен на любовь; в экстремальном случае он безумен. Фрейд полагает, что любовь – это проявление либидо и что либидо в случае обращения на других есть любовь, а в случае обращения на себя – себялюбие. Таким образом, любовь и себялюбие оказываются взаимоисключающими в том смысле, что чем больше одной, тем меньше другой. Если любить себя – это плохо, значит, отсутствие любви к себе – это хорошо.

В связи с этим возникают вопросы: подтверждают ли психологические наблюдения существование принципиального противоречия между любовью к себе и любовью к другим? Равнозначна ли любовь к себе эгоизму, или все не так, и это противоположности? Более того, является ли эгоизм современного человека на самом деле заботой о себе как об индивиде, со всеми его интеллектуальными, эмоциональными и чувственными возможностями? Не стал ли «он» придатком своей социоэкономической роли? Идентичен ли его эгоизм любви к себе или же порожден как раз ее отсутствием?

Прежде чем мы начнем обсуждение психологических аспектов эгоизма и любви к себе, следует подчеркнуть логическую ошибку в утверждении, что любовь к другим и любовь к себе взаимоисключающи. Если любить ближнего как человеческое существо – добродетель, то должна быть добродетелью, а не грехом и любовь к себе, потому что я тоже человеческое существо. Не может существовать концепции человека, которая бы не включала меня самого. Доктрина, утверждающая такое исключение, внутренне противоречива. Идея, выраженная в библейской заповеди «Возлюби ближнего твоего, как самого себя», предполагает уважение к собственной целостности и уникальности, любовь и понимание себя, которые не могут быть отделены от уважения, любви и понимания другого человека. Любовь к собственной личности неразрывно связана с любовью к любому другому существу.

Теперь мы дошли до главной психологической предпосылки, исходя из которой мы делаем свое заключение. В общем виде эта предпосылка выглядит так не только другие, но и мы сами являемся «объектом» наших чувств и установок; установки в отношении других и в отношении себя вовсе не противоречивы; в основе своей они связаны между собой. Применительно к обсуждаемой проблеме это означает, что любовь к другим и любовь к себе не противостоят друг другу. Напротив, установка на любовь к себе может быть обнаружена у каждого, кто способен любить других. Любовь в принципе неделима, это связь между «объектами» любви и любящей личностью. Искренняя любовь несет в себе созидательное начало и предполагает заботу, уважение, ответственность и знание. Она не является «аффектом» в том смысле, что не бывает результатом внешнего воздействия, а является активным желанием сделать счастливым любимого человека благодаря собственной способности любить. Любовь – это актуализация и концентрация этой способности.

Смысл любви заключается в том, что любимый человек становится воплощением и олицетворением основополагающих человеческих качеств. Любовь к одному человеку предполагает любовь к человеку как таковому. Та разновидность «разделения труда», как называет это Уильям Джемс, вследствие которой человек любит свою семью, но равнодушен к «посторонним», есть знак ущербности и неспособности любить. Любовь к людям не является, как это часто считается, абстракцией и следствием любви к тому или иному конкретному человеку, но служит ее предпосылкой, хотя происхождением обязана любви к конкретным индивидам.

Отсюда следует, что моя собственная личность должна быть таким же объектом моей любви, как и другой человек. Наши жизнеспособность, счастье, развитие, свобода зависят от нашей способности любить, основанной на заботе, уважении, ответственности и знании. Если индивид способен к плодотворной любви, он любит также и себя; если он способен любить только других, он не способен любить вообще.

Приняв принцип связи между любовью к себе и любовью к другим, как можно объяснить эгоизм, который явно исключает какую-либо активную заботу о других? Эгоистичный человек интересуется только собой, хочет всего для себя, испытывает удовлетворение, когда берет, а не когда отдает. Внешний мир рассматривается им только с одной точки зрения: что можно от него получить; эгоист не испытывает интереса к потребностям других, не питает уважения к их достоинству и целостности. Он способен видеть только себя; он судит обо всех и обо всем исключительно по той выгоде, которую может извлечь; он в принципе не способен любить. Не доказывает ли это, что забота о других и забота о себе неизбежно оказываются альтернативой? Это было бы так, будь эгоизм и любовь к себе тождественны. Однако такое заключение как раз и является той самой ошибкой, которая ведет к столь многим неверным выводам в отношении рассматриваемой нами проблемы. Эгоизм и любовь к себе не только не идентичны, они на самом деле взаимно противоположны. Эгоистичный человек любит себя слишком слабо, а не слишком сильно. Отсутствие заинтересованности в себе и заботы о себе, явное нежелание что-либо созидать опустошают его и разрушают. Эгоист неизбежно несчастен и отчаянно стремится урвать у жизни удовлетворение, которое сам же не дает себе получить.

Кажется, будто он слишком заботится о себе, но на самом деле это оказывается безуспешной попыткой прикрыть и компенсировать свою неспособность заботиться о собственном Я. Фрейд утверждает, что эгоист нарциссичен, поскольку лишает своей любви других и обращает ее на себя. И хотя верно, что эгоистичный человек не способен любить других, он не способен любить и себя тоже.