– Опять вопросы?

Он уже готов был пожалеть о своих словах, но Анабель снова его удивила. Крестьянка не стала угрожать или острить. Вместо этого она уткнулась щекой ему в плечо и прошептала:

– А как ты думаешь? Не осталось ничего, Шанти. Родители исчезли. Друзья ушли навсегда. – Она помолчала и произнесла шепотом нараспев: – В старом доме у ручья в живых осталась только я.

– А как же Оливер? Вы могли пожениться. Ты могла стать свободной. Разве не этого тебе так хотелось?

– Мы по-разному представляем себе свободу. – Ее голос на мгновение потяжелел. – Давай не будем об этом. Нам нужно отдохнуть.

Она сидела рядом, подобрав ноги, держась за его полное тело, как богачи держатся за подушку. В какой-то момент ему показалось, что она задремала. Он решил проверить и приподнял голову. Два карих глаза были устремлены на завесу дождя. Фергус спал как убитый, храпя на всю пещеру. Он едва мог разговаривать от боли и усталости. Анабель же пригрелась у него на груди, словно генетта, и глаз не сводила с тропы по ту сторону ущелья. Шанти знал, что она утомлена и если захочет, сможет уснуть в любой момент, но сила воли не давала ее сознанию ослабнуть.

– Как ты стала такой… – вырвалось у него, прежде чем он понял, что вопрос прозвучал если не грубо, то уж точно глупо.

– Какой?

– Как ты стала той Анабель, которую мы все знаем? – немного подумав, поправил он. – Я не говорю, что ты стала плохой. Просто ты не такая, как другие девушки…

– Нет. Я дурная, – заверила крестьянка. – Одержимая еретичка. Дырявая падаль. Городские девки меня и Елену как только не называли. Слышал бы ты, какой стишок в прошлом году сочинила про нас Мэйвис.

– Я слышал. Павел мне его спел.

– Вот только Елена дочь землевладельца. Для городских она богатая девочка с причудами, а я просто одержимая сучка из долины. С их слов меня в детстве гоблины отымели, причем в очередь с бандитами и никтами.

Шанти и об этом слышал. В свои неполные девятнадцать, за пределами срединной долины Анабель была изгоем. Дважды ей удавалось побывать в городе вместе с Еленой, и оба раза в ее сторону летели насмешки, а иногда и камни. Все парни и девчонки знали бесноватую подругу хозяйской дочери, но Анабель ведь не всегда была такой. Когда-то у нее были родители, место в общине и, может быть, даже друзья. Во всяком случае, Шанти хотелось верить, что они были. Десять лет назад, когда его окружение было моложе, он часто бывал в долине. Городские дети в те годы собирались в отряды и шли на фермы, колотить крестьянских отпрысков. Он тоже так развлекался, и готов был поклясться, что никакой воинственной девчонки, способной расквасить нос любому мальчишке, в те годы там не было.

– Ты и впрямь не такая как они. Кто тебя научил быть сильной? Ты ведь раньше была другой?

Послышалось недовольное ворчание. Анабель заерзала, подняла голову и пристально посмотрела ему в глаза.

– Почему ты все время болтаешь? Есть в этом мире хоть что-то, что может тебя заткнуть?

Шанти открыл рот, чтобы ответить, но девушка поднесла ладонь к его губам, и заставила их закрыться. В следующий миг она уже сидела сверху, движением бедер сведя его ноги вместе.

– Ты ведь любишь приключения, Шанти? – Она медленно коснулась губами его губ и прошептала ему в лицо. – В Рудных горах живет человек по имени Грэмит. Он носит шляпу с бубенцами и все время шутит. Если найдешь его, расспроси, как он по кусочкам собрал несчастную Анабель.

Его руки обвились вокруг ее талии. Шанти не запомнил и половины из того, что она сказала. Анабель подалась вперед, сбросив кожаный жилет, после чего позволила ему расстегнуть застежки на своем джеркине. Шанти снял с ее худого тела грязную одежду и коснулся губами небольшой груди.

Впервые за пять лет все было так, как он хочет. Шумно вздохнув, Шанти прижался щекой к влажному телу девушки. Она казалась ему волшебным сном, и он боялся проснуться, держась за нее из последних сил.

***

Тусклые отблески пламени плясали на стенах пещеры. Со стороны входа доносились раскаты грома. Сбившись в кучу вокруг огненной сферы, наемники грелись у волшебного огня. Перед собой они разложили сапоги, вкупе с запахом вспотевших тел, разносившие под каменным сводом крепкий аромат странствий. Дистенза сидел в доспехах, подобрав ноги, и тихо покашливал. Его внимание было отдано красно-оранжевой субстанции, похожей на лаву. Волшебное пламя ласкало кожу как шелк, но только его кожу, и только у него на руке. Для других оно было смертельно опасным. Как долго продержится волшебство, он не знал, поэтому сидел смирно, надеясь высушить хотя бы связку факелов.

Мэлвин дремал в стороне, оставив на обогрев лишь свои охотничьи доспехи. Вместо огня его согревали волки. Голыш и Галёк лежали по бокам, смердя псиной. Перчинка забралась на колени старому ловчему и тихонько сопела.

Время от времени из темноты доносилось ворчание вожака. Черный волк не одобрял всю эту беготню. Дистенза не раз оборачивался и встречался взглядом с хищником. Зверь редкой породы негодующе посматривал в его сторону, высунув алый язык, и как бы говорил: «Из-за тебя, беловолосый сукин сын, я вынужден бегать по горам с пустым брюхом».

Ничего. Когда они настигнут беглецов, у волков будет много мяса. Дистенза уже все рассчитал. Они дождутся, пока утихнет буря, а затем возобновят погоню. Свидетелей обязательно найдут и обеспечат каждому уход по заслугам. Жирного парня прикончат сразу. Фергуса будут пытать огнем, а крестьянку окружат тесной заботой в лучших традициях «Каменной мачты», после чего разобьют ее голову о камни.

Послышался испуганный возглас. Молодой лучник с длинными как у музыканта пальцами отдернул руку от огня и стал судорожно растирать тыльную сторону ладони.

– Осторожно, Майснер. Волшебное пламя сжигает быстрее, чем греет, – предупредил он лучника, нарушив затянувшееся молчание.

Несколько наемников с безразличием посмотрели на него, потом на юного Майснера, слывшего лучшим стрелком в долине. Двое спали сидя, уронив голову на грудь. Кто-то жевал сухари, запивая их водой. Остальные просто таращились на огонь, обхватив животы руками.

– Когда найдем их, я прикончу верзилу, – отрешенным голосом молвил Брик.

– Если сможешь, – ответил Олаф, подняв на приятеля прищуренный глаз. – В одно рыло ты такого тролля не завалишь. Лучше его оперить из всех луков. Целее будем. Да, капрал?

Дистенза не ответил, продолжая поддерживать огонь.

– Эй! Я ведь его почти прикончил в том ущелье.

– По-моему, это он почти прикончил тебя, – отозвался Квентин, и на его круглом лице появилась ухмылка. Упитанный лучник был единственным наемником, у кого хватило ума перед уходом со двора прихватить перчатки и кожаный капюшон. – Чего ты на него так взъелся, Брик? Подумаешь, выбил тебе пару зубов и всадил болт в плечо…

– Этот ублюдок знает, где живет моя мать!

– Что с того, дружище? – небрежно бросил Олаф. – Половина Миркхолда знает, что она чалится у Тома.

– Болван! – прорычал лысый бородач. – Он обещал найти ее. Я таких угроз не забываю. Сам знаешь, мать и Люсия для меня дороже Нисмасса! Я за них жизнь отдам.

Несколько наемников рассмеялись, но спорить никто не стал. Дистенза в том числе. Для своих Брик был простым и добрым малым, если его не злить, а заодно и полным идиотом. Только идиот мог на равных ценить родную мать и портовую шлюху.

– Интересно, что скажет Орвальд, когда прознает, что лишился пятерых бойцов? – спросил Майснер, опустив обожженную ладонь в песок. – Достойных воинов найти непросто…

– Ты кого назвал воинами? – усмехнулся Тобин, стряхивая капли с длинных черных волос. – Ингора и Эштона что ли? Может, еще Джека вспомнишь? Тоже мне воин, позволил себе руку отсечь.

– Ты прав, Тобин. Ничего Орвальд не скажет, – согласился другой наемник. – Этот сквалыга будет только рад, когда узнает, что сможет сохранить пять лишних кошельков.