Ковш. Москва. 1624

Ковш. Москва. XVI в.

Ценным памятником русского искусства первой трети XV столетия служит евангелие в золотом окладе, лицевая доска которого покрыта сложным сканым орнаментом. Посреди него укреплены драгоценные камни и возвышаются рельефные изображения святых, в которых с исключительной силой проявилась одаренность неизвестного мастера.

Текст этого евангелия написан на пергаменте. Его украшают цветные миниатюры, заставки и многочисленные инициалы, созданные художниками, принадлежавшими к кругу великого живописца Андрея Рублева.

Высокого расцвета в XV столетии достигает техника скани. В это время мастера покрывают свои изделия густой сетью кружевного сканого узора, который вызывает изумление исключительной тонкостью исполнения. Интересно, что многие серебряные изделия воспроизводят по форме архитектурные детали старинных храмов. Так, например, Большой сион, вложенный князем Иваном III в кремлевский Успенский собор в 1486 г., выглядит как одноглавый храм. Серебряное кадило (1469 г.) похоже на древнерусский собор с шатровым перекрытием и двускатными гранями.

Исключительно тонкой работой выделяются серебряные двустворчатые панагии – нагрудные иконы духовенства (XV в.). Для них характерен литой ажурный орнамент и обилие фигур в композициях.

К концу XV столетия исключительно важное место в искусстве заняла мелкая пластика – миниатюрная резьба по дереву, кости и перламутру. Лучшим образцом такого искусства является складень в серебряной золоченой сканой оправе, внутри которого находятся деревянные резные иконы. Большой интерес представляет также резная по кости икона 1479 г., изображающая митрополита Петра.

Любопытны изделия византийских мастеров X–XV вв., которые подтверждают давние политические и культурные связи, существовавшие между Русью и Византией. Эти работы демонстрируют не только различные виды византийского художественного ремесла, но и показывают все основные этапы его развития.

Очень ценным памятником является византийский кувшин, который исследователи датируют концом IV – началом V столетия. Он исполнен из серебра, а поверхность украшена чеканкой, изображающей девять муз. Этот предмет был обнаружен в числе прочих при раскопках Судженского клада в 1918 г.

Камнерезное искусство Византии представлено прекрасными камеями на агате и ляпис-лазури (XI–XII вв.). Тонкостью исполнения отличается вырезанная на камне икона с изображением Димитрия Солунского на коне. Представление о перегородчатых эмалях Византии можно составить, глядя на овальный золотой образок «Распятие».

Сканое мастерство византийцев проявилось в золотом окладе иконы «Богоматерь Владимирская» (начало XV в.). Рама оклада украшена орнаментом, посреди которого размещены чеканные изображения основных праздников. В нижней части оклада находится монограмма митрополита Фотия. Вероятно, именно для него предназначалась эта вещь.

До начала XVI столетия московские мастера продолжали новгородские традиции и только в украшения привносили присущий московскому искусству стиль, отличающийся особой пышностью. В подобном духе исполнен ковш кравчего молодого Ивана IV, князя Ивана Курбского. Его рукоять и отгиб украшает прорезной позолоченный орнамент, состоящий из мелких вьющихся цветов, посреди которых происходит сражение между барсом и грифоном. На дне ковша обозначена плоская позолоченная мишень, как в древности назывался кружок размером с крупную монету. На этой мишени красуется российский герб – двуглавый орел. От мишени расходятся ложки, обозначенные контуром. По венцу ковша сделана надпись, подтверждающая принадлежность ковша и год его изготовления – 1535. В надпись вкраплены четыре медальона, изображающие фантастических животных.

В середине XVI столетия московские мастера уже сформировали собственную оригинальную форму ковша. Это низкая овальная посуда с плоским широким дном. Типичным образцом служит единственный сохранившийся позолоченный ковш Ивана Грозного. Украшением этого сосуда служит выгравированный вязью царский титул.

Прикладное искусство XVI столетия отличается особым изяществом форм и спокойными ритмами орнамента, его графичностью и утонченностью. По-иному выглядят изделия XVII в.: их пышность кажется чрезмерно перегруженной, украшения – нарочитыми, орнаменты – чересчур сложными и многокрасочными. В это время в государственной жизни России и общественном устройстве происходили значительные изменения, что не могло не сказаться на изменении вкусов и пристрастий. М. В. Алпатов замечает: «Никогда еще на Руси декоративное искусство не занимало такого большого места среди других видов искусства… В этом отчасти проявилась потребность приблизить искусство к повседневной жизни, направить внимание мастеров на украшение предметов, которые окружают человека… Вместе с тем любовь к драгоценным металлам и тканям объясняется нередким в то время взглядом на искусство как на предмет роскоши, как на привилегию двора и знати». Так выглядят, например, ковш царя Михаила Федоровича (1618 г.), ковш 1624 г., изготовленный мастером Третьяком Пестриковым, а также ковш работы Ивана Попова.

Чаша. Москва. 1653

Чаша. Москва. 1694

Рукоять и носик этих изделий покрывали пластины с черневым узором, составленным из вьющихся стеблей растений с длинными и тонкими листиками. По краю эти пластины обрамлял жемчуг, а дно украшал приподнятый круг с изображением двуглавого орла, на груди которого красовался драгоценный камень. На рукояти, носике и боках ковшей укрепили сапфиры, изумруды и рубины. Весь декор создает непередаваемо прекрасную игру цветовых бликов и пятен на благородном тусклом фоне золота. Такие ковши применялись во время царских пиров до второй половины XVII в. Позже их вытеснили другие формы питьевой посуды, а ковши превратились в почетную награду за заслуги. В это же время у ковшей появились поддоны и ножки-шарики.

Однако во время пиршеств все чаще использовались братины, чарки и стаканы. М. М. Постникова пишет: «С древнейших времен в России существовал обычай провозглашения за столом заздравной чаши… В глубокой древности в XI столетии в монастырях после трапезы… пили три чаши: во славу Бога, в честь Богородицы, за здоровье князя. Этот обычай существовал также при великокняжеском, а позднее при царском дворе, нося название «чин чаши». Для этого «чина чаши» как нельзя лучше подходили шарообразные сосуды-братины. Их употребляли с поддоном и иногда делали с крышкой. В Оружейной палате собрана обширная коллекция братин, разнообразных по используемому материалу, технике и размерам. Три из них кажутся практически одинаковыми.

На гладкой поверхности сделаны четыре рельефных медальона с драгоценными камнями и украшениями из цветной эмали. По венцу первой чаши под титулом царя Алексея Михайловича выведена орнаментальная надпись: «Повелением великого государя в сию братину наливается Богородицына чаша», на второй: «Повелением великого государя… в сию братину наливается святейшего патриарха чаша», третья, царская, чаша украшена лишь титулом Алексея Михайловича. Очень красива чаша, подаренная в 1618 г. женой думного дьяка Петра Третьякова царю Михаилу Федоровичу. Таким образом супруга просила государя помиловать ее мужа, обвиненного в измене. На этом сосуде шесть маленьких человеческих фигурок с поднятыми руками поддерживают кольцо из жгута, на котором и расположен несколько приплюснутый шар братины. По серебру переплетаются рельефные травы и цветы. На четырех позолоченных щитках, расположенных по сторонам света, написано имя владельца: «Братина Петра Алексеевича Третьякова». Эти щитки держат лев и единорог, две птицы, две рыбы и двое юношей. По зачерненному венцу тонкой гравировкой выполнена надпись. Крышка братины увенчана букетом цветов на толстом стебле.