Он бросил на девушку вопрошающий взгляд, в котором сквозила тревога. Она едва заметно покачала головой, и тогда он, успокоенный, смог заняться всем.

52.

классом. Единую форму одежды придумал Альберт: раз уж по соображениям секретности они не могут состоять в молодежной организации, пусть хотя бы своим внешним видом покажут, что поддерживают ее принципы. Истинную причину староста утаил: мешковатые рубашки массового пошива создавали впечатление, будто физические изъяны есть у всех поголовно.

В целом Влк остался удовлетворен внешним видом ребят, а вот шансы на их успех были весьма сомнительны. Результаты контрольных работ, которые они писали в субботу, обходя по кругу уже опустевшие здания специализированных училищ, где их поджидали «нинсоты», резко отличались. К примеру, оценку «отлично» по всем четырем предметам получил только Альберт. Табель «середнячков» выглядел пестро:

Ученик Анатомия Психология Литература Ин. яз.

Казик Франт 5 4 3 2.

Краль Павел 2 3 4 5.

Краль Петр 2 3 4 5.

Тахеци Лиз. 3 3 3 3.

Шимон Гус схватил три пары, а «нинсот» из МУЧИЛа вообще отказался его аттестовать. Хотя Гус знает, писалось в характеристике, все органы тела, но использует для их обозначения выражения, больше подходящие для живодера или палача; «нинсот» определил это как вульгарные манеры. Влк, естественно, мог сегодня поддержать Шимона, ведь все решала отметка по профилирующему предмету. Однако верх взяли чувство справедливости и трезвое соображение, что училищу куда меньше вреда принесет ученик, который провалится на выпускных экзаменах, чем ученик, который после его окончания провалит все дело, а вообще пусть решают судьба и комиссия.

Казик, предполагал он, выедет на своей сообразительности. Отметки близнецов свидетельствовали о том, что они использовали старый трюк, при помощи которого, очевидно, одолели и девятилетку: он догадывался, что три наилучших результата принадлежат Павлу — или Петру? В любом случае он знал, что один из них соображает получше — а вот отметку по анатомии, в которой хромали оба, получил второй из них. Но поскольку им все равно предстояло работать в паре, сегодня он был бы даже рад, если экзамен за обоих сдаст тот, кто потолковее; однако, заметив, что проборы у них на разные стороны, Влк терялся в догадках, как им удастся все провернуть. Но это были мелочи. По-настоящему серьезно он беспокоился за Лизинку.

Если не смотреть на нее глазами любовника — ему открывались в ней новые и новые достоинства — и отогнать воспоминания об их «склещенных» телах, все больше и больше распалявшие его мечты и желания, то следовало признать, что как ученица она далеко не безупречна. Робость мешала ей проявлять интеллект, который чувствовался и в ее утонченных чертах, и в грациозных манерах, и даже в самых что ни на есть прозаических действиях, таких как зевок или сморкание… Ей бы смекалку Казика, вздыхал Влк, и стала бы доктором наук! Вообще-то он подозревал, что за коллекцией троек скрывается некое благоволение «нинсотов» — это его раздражало больше всего, — которые, видимо, не прочь были попробовать ее на зубок, хотя во рту давно носили протезы, а дома имели дочерей такого же возраста.

Все воскресенье он боролся с искушением пойти против правил и заранее дать ей вопросы. Лицемер! — кричал внутри него любовник на педагога. Семя-то ты ей давать можешь?! Педагога же останавливало, что тогда придется отказаться от традиции вытягивать билеты. А ведь хотелось бы продемонстрировать училище во всем блеске! В конце концов выход — благодаря Доктору — был найден. Поэтому теперь, когда к нему вернулся былой оптимизм, он подмигнул своей возлюбленной, желая подбодрить ее, а всем им от души пожелал: — Чтоб вам шею сломать!

Зазвенели ключи, заскрежетала решетка. Влк вышел в коридор — все шло точно по расписанию — встретить начальника тюрьмы, сопровождавшего обоих членов комиссии. Доктор не стал пожимать протянутую руку, вежливо указав Влку на шествующего рядом с ним мужчину средних лет с густыми курчавыми волосами черного цвета. Он выглядел так, словно только что вышел от первоклассного портного и парикмахера. Впечатление портили только покрасневшее, как при высокой температуре, лицо да черная ленточка в нагрудном кармане поверх щегольского носового платочка.

— Влк, — недоумевая, представился Влк.

— Да ведь мы знакомы, Бедя, — сказал гость.

— Да, конечно… — сказал Влк, как всегда в таких случаях; он не понимал только, почему не может припомнить обладателя столь впечатляющей гривы.

— Тебе могу сказать, — засмеялся тот. — Парик! Тут Влк уловил запах духов.

— Ольда, — оторопел он. — А я думал…

— Режимы, — сказал бывший прокурор, — приходят и уходят, а палач пребывает вовеки. Ты мне руки должен целовать — останься учителем, махал бы сейчас лопатой третий срок!

Влк был изумлен, что бывший прокурор — а кто он сейчас? Ведь ему на пенсию давно пора! — выглядит гораздо лучше, чем тогда в трамвае — судья.

— Я недавно встретил… — сказал он, еще не придя в себя от удивления, но тут же поправился: — Встретил года три назад…

— Вилика! — договорил за него бывший прокурор. — Он едва не лопнул от смеха, когда рассказывал в лицах, как ты чуть было не дал ему на сигареты!

Влк укоризненно посмотрел на Доктора, который лишь виновато улыбнулся.

— Да, — признался он, — знаю, знаю. Но я ведь не заставлял вас заключать пари. Я только хотел укрепить вашу веру в будущее, не разглашая государственную тайну.

— Точно так! — сказал прокурор. — Будущее уже пришло, и мы вместе с ним. A propos: Вилик просил передать свои извинения. Как назло, сегодня он обслуживает этих, ну, борцов за права человека, так что ему надо успеть получить инструкции, сколько и чего им выдать: хорошо, если только галстук, это еще цвето… Ладно, потом как-нибудь поговорим!

— А что Мирда? — спросил Влк.

Такой реакции он не ожидал: у бывшего прокурора тотчас побежали по щекам слезы, оставляя тоненькие бороздки; румянец оказался не следствием высокой температуры, а обычным макияжем; из-под пудры стали видны следы пластических операций.

— Коллега адвокат умер, — вполголоса пояснил Доктор.

Влк понял значение черной ленточки. За облезшим фасадом проступило лицо старика, и Влк поразился, а ведь они, оказывается, ровесники. Боже, подумал он, какое опустошение несет смерть любимого существа. Он представил себе, каково было бы ему потерять Маркету или Лизинку, и содрогнулся.

— Дурацкая простата, — проговорил бывший прокурор, — и все планы, все мечты насмарку!

Он вытащил платочек, вытер щеки и отрешенно уставился на красные пятна от румян. Даже Влку передалась эта печаль, словно на его глазах угасло пламя костра, у которого они некогда провели ночь в задушевной беседе.

— А что ты теперь, собственно… — спросил Влк, чтобы уйти от тягостной темы, — как мне тебя, собственно…

— Как меня называть? — резко прервал его прокурор, высморкав в платочек свое горе. — Да хоть Нестором! Где у вас тут уборная? Надо себя в порядок привести.

Когда за ним закрылась дверь туалета, Доктор прошептал оторопевшему Влку, чтобы не расслышал начальник тюрьмы, с любопытством глазевший по сторонам:

— Это он загнул. Всего лишь заместитель. Но с ним надо поосторожнее, сейчас он еще строже, чем был раньше, эмоциональной защищенности недостает!

— Готов! — объявил ученик; не спуская с них ясных глаз, он безукоризненно вытянулся по стойке «смирно» — выправку портил только его.

53.

горб — перед столом комиссии, дожидаясь, пока к нему подойдет Доктор со шляпой в руках. Было четверть двенадцатого, и они с Лизинкой оставались последними. Сначала пошли сдавать «середнячки», чтобы избежать неожиданностей, — то есть Казик оба Краля. Какое-то время Влк колебался, не поставить ли Кралей в разные тройки, чтобы в случае чего они успели сменить проборы, но склонился к тому, что после перерыва должно сдавать трио Шимон — Альберт — Лизинка. На то у него были веские причины.