То, что у Маргариты было хорошие, приятельские отношения с манекенщицами, красавицами того времени – помогало им с полуслова, взгляда и жеста понимать тему, воплощенную в новой модели и обыгрывать именно тот образ, который и был задуман художником-модельером, как верхней одежды, так и головного убора. Поражало и то, что они умудрялись успевать и шутить, перебрасываясь новостями и мнениями, обмениваясь набегу книгами:
– Спасибо! Ритуль! А то мне такого же Хемингуэя, только на три дня давали. Не все успела прочитать. А я тебе, Ремарка захватила, как обещала! – успевала прощебетать манекенщица, пока Маргарита распаковывала и надевала на нее свою новую модель шляпы, отвечая ей:
– Если "Три товарища"– то я уже читала, до утра оторваться не могла.
А моего Хемингуэя спокойно читай, сколько нужно. Мы с мужем уже прочитали.
Одна за другой сменяли друг друга манекенщицы на подиуме. На головах манекенщиц головные уборы возникали, как разные образы-роли, или женские судьбы, которые нужно успеть сыграть за тот промежуток времени прохода по «языку».
Направления и тенденции моды, как обычно на просмотрах, и в том числе и рабочих просмотрах, комментировала искусствовед Дома Моделей. Но во время рабочих просмотров, на который решалась судьба будущей коллекции, созданной в новом сезоне художниками- модельерами ОДМО, это не лекция, а живой творчески рабочий диалог, потому что время от времени в выступление-комментарии искусствоведа вмешивались и мнения или пояснения товарищей из ЦК, в обязанности который входило решать судьбу представленной им новой коллекции Художественного руководителя – Наталья Головина.
– Прошу обратить внимание на интересные новые модели, представленные для этой осенней коллекции Маргаритой Беляковой. Она у нас молодой специалист, но с самого начала проявила качества яркого смелого модельера, со своим почерком и внутренней темой. Поскольку наши коллекции должны быть не только внедрены в отечественное производство, но и представлять нашу современную моду в контексте развития искусства моды во всём мире, то все мы относимся к этому просмотру особенно ответственно!
Наша коллекция будет проходить на тех же подиумах всего мира, где будут блистать и модели, прэт-а-портэ ведущих домов моды всего мира. Так что, мы должны стараться представить нашу страну на самом высоком уровне! Поэтому меня порадовала эта серия моделей Беляковой Маргариты. Есть европейский уровень в подаче формы, есть элегантность в создании романтического образа, изящество линии и чувственность объема. Прекрасно! Особенно вот эта вещь! -произнесла художественный руководитель, жестом останавливая манекенщицу в шляпе с большими полями – последней моделью Маргариты в этом сезоне. И манекенщица, не выходя из образа, подыграла ситуации, медленно, словно оглядываясь в поисках чего-то далекого и загадочного, несколько раз повернулась, на мгновение замирая в красивых позах, словно живая статуэтка, устремляя задумчивый взгляд куда-то в даль, поверх голов зрителя, показывая всю красоту головного убора со всех сторон. А художественный руководитель продолжила комментировать новую коллекцию ОДМО «Кузнецкий Мост»:
– Широкие поля, элегантная тулья, но одновременно необходимо привносить нечто самобытное, неповторимое – такое «наше», но не только фольклорное, а современное прочтение нашего культурного наследия. Вот, вот! Остановитесь, пожалуйста- обратилась она к другой манекенщице, комментируя свое впечатление.
– Эти «Купола» – шляпка в стиле коктейль отвечает теме модерна в отечественном искусстве, его декоративности и почти декларационной адресности ко всему русскому в изобразительном искусстве. Отлично, Маргарита!
В этот момент на подиум вышли еще две манекенщицы в меховых пальто и горжетках по моде того времени. Они демонстрировали новую меховую серию. И Художественный руководитель ОДМО продолжила:
– А вот и меховая серия. О! Новая тема, и как исторично, и одновременно -современно! Рита! Великолепно! смелые формы! Как это называется, такая шапка-шляпа?
Маргарита вышла из-за кулис. И пояснила идею своих новых моделей:
– Когда я делала их, про себя называла их «Боярки». Здесь можно обыграть стиль Ля рюс – головки шляп делать тканевые, парчовые, меховые. Из этого можно вывести разные варианты.
Манекенщицы в ее «Боярках» демонстрировали новые модели – пальто и шляпы. На их прелестных головках первых красавиц в СССР «Боярки» Маргариты. И вдруг они позволили себе вольность; как по команде, повернулись в ее сторону и зааплодировали покрасневшей от смущения Маргарите. Сидящие в зале сотрудники, выдержали паузу. Переглянулись между собой и …И тоже, коротко, но все же поаплодировали, решив, что просмотр все же рабочий, без высшего руководства. И потому – можно допустить такую вольность и поощрить молодую художницу.
Этот звук неожиданно для Маргариты встревожил ее, оставив привкус горечи смутных воспоминаний. Но ей не пришлось долго вспоминать отчего возникла эта щемящая тоска с привкусом тревоги. – в ее воспоминаниях он тотчас возник звук трясущихся по шпалам теплушек поезда, везущего в эвакуацию людей, спасавшихся от войны.
Маргарита собралась и нашла в себе силы, поклониться и улыбнуться в ответ и манекенщицам и залу. И вернулась в свое рабочее закулисье, продолжая работать. Но воспоминания о том военном времени нахлынули и еще долго не отпускали ее.
Все затуманилось в ее глазах. Только звук трясущейся по рельсам, ползущей в эвакуацию теплушки окутал её. Рита продолжала работать, но и даже после рабочего дня те воспоминания не отпускали ее.
Сорок второй год. Зима. Бескрайняя белизна, по которой прочерчена черта, направленная в сторону надежды на спасение жизни людей, которых бедствия войны загнали в эти теплушки. Это шпалы и поезд, везущий зимой 1942 года в эвакуацию людей. Теплушки были плотно набиты бегущими от ужаса войны людьми, семьями едущие в эвакуацию. В той теплушке, в которой ехала семья Маргариты было много разных людей , но самыми близкими их соседями, мать и мальчик, которого все нежно звали просто Зайчик, потому что так звала его мать. С другой – семья семилетней Маргариты.
Елизавета Яковлевна и ее дочь Капитолина Карповна с двумя дочерями: Ритуськой и старшей:15-ти летней Капой, названной так в честь матери, поздней осенью отправились из Кимр в эвакуацию. Промерзшую теплушку трясло по обледенелым и заснеженным рельсам. Капитолина Карповна спала, а Елизавета Яковлевна вязала носки, чтобы было что обменивать по пути на хлеб и вспоминала:
– Первым художником в нашем роду был мой отец: Яков Бегутов. Сын крепостной девушки – плод любви приехавшего погостить на лето к сестрицам в поместье братца. Лихого офицера, не то – красавца гусара, не то – бретера и заядлого дуэлянта драгуна. Поэтому две барыньки – сестрицы, так и оставшиеся в старых девах, рожденное дитя любви милого братца, воспитывали в барском доме под присмотром нанятых для него гувернеров и учителей, как племянника-барчука, которому в то же время не упускали случая время от времени напоминать, что он – крепостной мальчуган, обласканный судьбой и милостью его благодетельницам: барыньками-сестрицами из любви к их брату. Способности к рисованию проявил Яков Бегутов еще в раннем возрасте. И заниматься живописью начал еще в усадьбе под Васильсурском под присмотром другого крепостного художника, обучившим его своим навыками и нажитому мастерству иконописи. И сметливые тетушки-барыньки усмотрели в том особый промысел Судьбы; и ему работа на оброке – свободное предпринимательство, мастерская иконописца, и им – надежный оброк. Как ни как, а прежде всего он их крепостной. Хоть и на особом положении, благодаря шалостям их любимого братца. Не смотря на положение крепостного, Яков отличался довольно бурным и независимым нравом.
Бог весть за что, но видно было – за что, но решили барыньки укротить и строго Якова Бегутова наказать. И именно женитьбу они посчитали самым надежным способом наказания для молодого художника. Как раз в этот момент случилась беда с их горничной. Среди обязанностей которой было подавать барыням утренний чай. А чай в те времена был дорогим и особенным – лишь господам доступным напитком. Горничная, смолоду и всю жизнь прислужившая в их покоях, пользовалась их доверием. Да вот попутал же ее бес! Уж очень захотелось ей угостить дочку Дуняшу этим экзотическим напитком лакомством-чаем. Улучив момент, когда, как ей казалось, никто ничего не видит, она и позволила себе недопустимую вольность. Она попотчевала дочку Дуняшу оставшимся в чайничке для заварки утренним чаем, налив его в красивую изящную барскую чашечку.
