– Да, только не могу сказать во сколько.

– Знаешь, скоро должен прилететь мой папа. В конце ноября.

Она говорит это с грустью в голосе, что очень странно. Насколько я понял, у Тины прекрасные отношения с родителями и длительное расставание с ними дается ей тяжело. Так в чем же дело?

– Это хорошо?

Усаживаюсь на импровизированную лавку, состоящую из разрезанной вдоль столешницы парты, держащейся на двух сломанных стульях, и притягиваю к себе девчонку. Она устраивается на моих коленях, ссутулив спину. Смотрит на землю и как-то обреченно вздыхает.

– Хорошо, – слабо кивает головой.

А что тогда не так? Она скучает по родителям. Родители скоро прилетят. Они будут вместе… Ах, вот что не так…

– Он может забрать тебя из школы? Перевести в другую?

– Нет, вряд ли. Но у него будет служебная квартира в Москве.

Снова молчит. У Тины есть странная привычка – не договаривать и отвечать на вопросы жестами. Она часто кивает вместо того, чтобы сказать «да», или, наоборот, при отказе мотает головой. А я привык разговаривать напрямую. Ненавижу недоговоренности.

– Юр, – смотрит на меня, – ну как ты не понимаешь?

Снова молчит. Конечно, я сам должен догнать ее мысли. Она там в своей голове что-то поняла, а я, видимо, маг восьмидесятого уровня, и читаю мысли. Ну, будет у отца квартира. Это же круто, она сможет видеться с ним чаще… А вот со мной реже – доходит до меня. Вряд ли ее отец с удовольствием отпустит дочурку на выходные к однокласснику в гости, где, тем более, ошиваются вечно еще и его друзья. Даже если Тина сможет отпрашиваться иногда, типа к подруге, это не будет постоянным, как сейчас.

– Но мы же все равно будем в школе пять дней в неделю, – пытаюсь обратить ее внимание на положительное.

– Да, но…

Блять! Просто говори! Эти ее перерывы в речи меня подбешивают. С другой, стороны, Тине иногда действительно трудно выражать свои мысли, это объясняется ее не слишком обширным словарным запасом. Так что я не тороплю ее.

– Мне нравится ездить к тебе.

– Правда?

Я удивлен. Я то думал, она ездит потому, что ей больше поехать некуда. Нет, мы, конечно, круто проводим время, но мне казалось, что Тина была бы не против иметь подруг, с кем могла бы проводить выходные.

– Да. Иногда твои друзья меня раздражают, – смеется, – как и ты, – касается подушечкой пальца моего носа. – Но, мне все равно нравится, что мы можем проводить вместе время вне школы.

– Это не проблема, – улыбаюсь, не хочу, чтобы она грустила, ведь ее отец еще не прилетел, мы не знаем, как все повернется. – Я просто перееду в соседнюю с вами квартиру, – конечно, я шучу. – Буду приходить к вам на завтрак, помогать тебе делать уборку, проведу экскурсию твоему отцу по всем местам Москвы, которых он не видел, и втерусь к нему в доверие. Через месяц он сам без меня не сможет.

Тина смеется, запрокидывая голову. Смотрю на нее и не понимаю, что творится внутри меня от этого смеха, он как будто наполняет меня изнутри…

И тут в кармане спортивников вибрирует мобильник, раздается знакомая мелодия.

Сегодня день обломов.

Принимаю вызов.

– Я жду тебя на стоянке, – произносит голос отца.

В трубке раздаются гудки.

– Мне пора, – аккуратно ставлю ее на землю и поднимаюсь сам, – меня ждет каторга.

– Что?

Вот он – не слишком обширный словарный запас.

– Меня ждут, – объясню ей значение этого слова как-нибудь в другой раз. – Я наберу тебя, как вернусь, если это будет не слишком поздно, хорошо?

Тина кивает и исчезает в зарослях кустов, выходя из курилки.

А я направляюсь к школьной стоянке, готовясь к вечеру в компании своего единственного родителя.

Спокойствие. Только спокойствие. Не смей срываться при нем. Не давай ему эмоций, никаких. Он ничто. Его нет.

***

Стараюсь не думать о скором приезде папы. Я ужасно соскучилась. Мне хочется похлопать его пухлое брюшко и потискать за большой нос, который, спасибо вселенной, не оставил отпечатка на мне. И будет круто снова завтракать вместе, смеяться над глупыми комедиями, которые папа не в состоянии не комментировать. Я держусь за живот от хохота, когда он ворчит над тупостью героев. Но… все теперь поменялось. Всего за каких-то два месяца, которые я провела вдали от них. Да и скоро начнутся осенние каникулы. Я полечу в ЛА на целую неделю, где встречусь с друзьями и родителями. Том уже готовит вечеринку в честь моего восемнадцатилетия. Жаль, что Юры на ней не будет.

Вот же черт! Я лечу в ЛА в следующую пятницу. Мама уже забронировала билет на пять утра, папа договорился с директрисой школы, чтобы меня отпустили в этот день. Мне осталось только заказать такси, которое ночью увезет меня в аэропорт. В пятницу. Второго ноября. В день рождения Юры. Похоже, я не попадаю на этот праздник.

Поплакать? Что от этого изменится? Ничего. Но мне станет легче.

После получаса глотания слез голова начинает болеть. Надо заканчивать. Умываюсь.

Поменять билет? Я потеряю кучу денег. Да и как объяснить это родителям?

Привет, мам, пап, я прилечу позже и потрачу на тысячу долларов больше, потому что хочу потусить на вечеринке одноклассника, с которым целовалась сегодня целый день. Вы не против? Спасибо, что любите меня.

Какого черта Юра не сказал мне раньше о своем дне рождения? Я купила бы вылет в другой день.

Звоню по скайпу Эшли, мне не помешает поддержка.

Вот только поддержку приходится оказывать Эшли. Ей она сейчас нужнее. Моя подруга рассказывает, как друг Кайла, Лэнс, за которым моя подруга, как последняя дура, бегает с этого лета, снова опрокинул ее. Она ходит на все его соревнования и тренировки, на всех вечеринках пытается привлечь его внимание, и даже составила с ним пару на уроках искусства для написания самостоятельных работ, но он в упор не замечает ее. Успокаиваю подругу всеми доступными мне добрыми словами, мне не нравится, что она огорчена. Эшли такая милая, светлая, умница, каких мало, не хочу, чтобы она страдала, тем более по такому придурку, как Лэнс, которому кроме его долбанного футбола, вечеринок и девчонок ничего больше от жизни не надо. Про свою беду даже не заикаюсь. Эшли сейчас не в состоянии выслушивать еще и о моих проблемах, ей хватает своих. Тем более, что она ждет меня чуть ли не больше, чем мои родители.

Почему все так?

Одеваюсь и выхожу гулять на аллею, которая мне уже полюбилась. Не могу сидеть в комнате.

***

В сауне жарко, но мне нравится. Да и выходить мне не хочется, ведь там, за дверью, отец. И не только. Мы уехали на нашу дачу в нескольких километрах от Москвы, где нас уже ждали дядя Дима и Олег, что круто, потому что это лучше, чем проводить время наедине с папашей. Думаю, он специально позвал своего друга, чтобы нам было проще общаться. Так что мы с Олегом, после порций шашлыка, забурились в сауну, откуда выходим в бассейн охладиться, и обратно.

Кроме нас на даче еще четыре молоденькие девчонки. Возможно, они элитные проститутки, что неудивительно, ведь наши папаши частенько прибегают к услугам таких вот дамочек. И если мой отец холостяк, то Олегу сейчас, наверное, еще хуже, чем мне, ведь дядя Дима на его глазах изменяет его матери.

Мы молчим уже минут двадцать, и, выйдя из сауны в помещение с бассейном, одновременно идем не к воде, а к бару. Нам будет проще пережить этот вечер, если по крови растечется немного алкоголя.

– Блондинка, – друг открывает банку пива и делает глоток холодного напитка, – та, которая в белом купальнике, ничего, – он говорит без каких-либо эмоций, ему все это не нравится так же, как и мне.

А как должны чувствовать себя подростки, которым их отцы притащили шлюх?

Наши, бесящиеся с жиру, родители находятся в паре помещений от нас, где девчонки делают им расслабляющий массаж, который нам, кстати, сейчас тоже не помешал бы.

Когда они заказали нам стриптизерш с продолжением на шестнадцатилетие, мы, конечно, обрадовались. Но теперь это кажется каким-то пошлым.