Кэсси слегка меняла свой каст для таких представлений. Она закрашивала седые пряди в темно-каштановых волосах, разглаживала «гусиные лапки» у глаз и повышала пигментацию кожи на 3,5 %. Кроме того, она прикупила для своего каста модификацию «Танец», чтобы тот в виртуале обладал лучшей координацией движений, чем Кэсси в реальной жизни. Брить ноги в Терре+ было куда удобнее, чем в реале, поскольку для этого требовалось лишь обновить своему касту скин.

Занавес раздвинулся, и Кэсси вышла на сцену. На ее касте было сверкающее темно-синее платье в обтяжку. Длинные волосы тугими локонами ниспадали на плечи. Ногти были длинные и красные. Платье едва закрывало ягодицы, выставляя напоказ длинные, стройные загорелые ноги, сверкавшие так, будто она месяц провела под карибским солнцем. Белая горжетка из виртуального меха обрамляла декольте, из которого выглядывал кружевной бюстгальтер.

Большинство зрителей составляли мужчины; женщин была всего горстка, как и гендерно нейтральных кастов. Все они, не мигая, таращились на сцену, словно нарисованные. Одним из требований для посещения выступлений Кэсси было отключение эмоционального отражения. Никаких улыбок или нахмуренных бровей, никаких выкриков и свистков. Разрешалось только смотреть – и ничего больше.

В вечер своего первого шоу она уже сделала эту ошибку. На него пришло всего девять кастов, но один из них, в первом ряду, облизнул губы с таким видом, что Кэсси едва не вывернуло наизнанку. Когда представление закончилось и Кэсси вышла из Терры+, она целый час проплакала у себя в постели, повторяя раз за разом: оно того не стоит.

Однако ей нужны были деньги – причем на своих условиях. На втором шоу она сделала тысячу долларов всего за час. Поэтому решила продолжать, но добавить ограничения. Касты не могли проявлять эмоции. К ее вящему удивлению, все больше кастов приходили на представления. После девяти пришло двадцать, потом пятьдесят, потом сто. Она всегда мечтала, как поднимется по карьерной лестнице в «ИКРЕ», но даже не могла вообразить, что будет извиваться на барном табурете в привате в Терре+, чтобы свести концы с концами.

В день смерти Харриса, когда его официально провозгласили Верховным Светочем и инициатором Инферно, Кэсси получила от страховой компании имейл, где вполне однозначно говорилось: поскольку Харрис был посмертно признан поджигателем (в числе других его преступлений), она не получит ни цента. А назавтра ее босс в «ИКРЕ» вежливо дал ей понять, что они скорее возьмут на работу самого Сатану, чем оставят вдову Харриса Уэста. Поскольку Кэсси обвинений не предъявили, «ИКРА» не могла ее уволить, поэтому начальство предложило ей «выходное пособие» за разрыв контракта, и она согласилась. С расходами на адвокатов и крошечную съемную квартирку эти деньги разлетелись быстрей дыма.

Сегодня она заработает не меньше пятнадцати кусков, приват сам по себе стоит недорого. Его хозяин – фанат Инферно; он смотрел про него документалки, подписан на девятнадцать разных тру-крайм-каналов и постоянно спрашивает Кэсси, не подпишет ли она его экземпляр книги «Верховный Светоч: подлинная история Харриса Уэста», его якобы «биографии», лжи в которой больше, чем было в предвыборной кампании Дональда Трампа. Он чуть ли не умолял Кэсси арендовать у него приват и даже сдал его с пятидесятипроцентной скидкой – с условием, что его каст получит проходку на шоу.

Первоначально приваты использовались для деловых совещаний, свиданий наедине (деловых и не очень), виртуальных свадеб и юбилеев, а также в качестве безопасных мест встречи для тех, кто хотел в узком кругу обсудить щекотливые вопросы расы, пола, сексуальности и культуры. Однако, как любыми техническими новинками, ими очень скоро начали злоупотреблять.

Люди поняли, что приваты можно использовать для любой незаконной деятельности – вдали от бдительного ока ПТП, в которой вечно не хватало людей. В приватах заключали сделки с наркотиками, управляли оттуда потоками живого товара и даже планировали убийства в Терре– так что предумышленность впоследствии невозможно было доказать. Правоохранительные органы старались отслеживать подозрительную активность, но виртуальное пространство было бесконечным, а человеческие ресурсы – ограниченными. Поэтому к приватам стали относиться как к подпольным дансингам времен Сухого закона: полицейские знали об их существовании, но пока никто не пострадал – или пока нужные люди получали свои деньги, – им позволялось держаться на плаву.

– Добро пожаловать, – обратилась к публике Кэсси. – Пожалуй, начнем?

Платье на ее касте было запрограммировано так, чтобы не скользить по телу вне зависимости от того, с какой скоростью Кэсси двигалась и насколько ее каст нарушал законы гравитации, настройки которой она всегда выставляла на пониженный уровень. Она могла сделать переворот назад, пройтись колесом и прыгнуть тройное сальто, а платье при этом даже не задралось бы. Боже, да его можно было пилить электропилой – у той обломались бы зубья.

Следующие сорок пять минут Кэсси танцевала. По крайней мере, танцевал ее каст. Она давно научилась отключаться от процесса, отделять свой разум от того, что каст делает на сцене. В конце представления она объявила:

– Время для бонусного раунда.

Половина зрителей осталась в зале. Они доплатили по сотне долларов сверху, чтобы посмотреть, как она снимет платье. Но когда Кэсси начала развязывать пояс, над одним из кастов в заднем ряду загорелся красный огонек. Это означало, что каст пытается заснять ее представление.

Кэсси немедленно заморозила приват и вызвала свой ТПД. Нашла мигающий каст и открыла детали оплаты. Каст приобрел билет под именем Ким Уилсон, но Кэсси видела, что платеж прошел через нескольких посредников и множество роутеров – очевидно, с целью скрыть личность покупателя. Обнаружив наконец его имя, Кэсси громко застонала. Настоящим покупателем был Реджи Давенпорт. Реджи, будь он проклят.

Давенпорт был репортером в «Нью-Бостон Трибьюн» и одним из проклятий ее жизни. Он безуспешно пытался взять у Кэсси интервью вот уже десять лет и готов был ради этого на что угодно. Он преследовал ее и в реальном, и в виртуальном мире. Кэсси подала в суд и получила запрет на приближение, но он касался только Терры—. В Терре+ добиться такого запрета ей не удалось.

Много месяцев после Инферно Давенпорт склонял ее имя в своей колонке, ссылаясь на «анонимные источники» с бывшего места работы Кэсси.

«В офисе она всегда держалась особняком. Обычно сотрудники «ИКРЫ» понимают, что тру-крайм – это просто бизнес, но Кэсси чересчур увлекалась преступлениями. Как будто хотела участвовать в них сама. Мне не верится, что она не знала, чем занимается ее муж, и не помогала ему. Знаете, как говорят: «Счастлива жена – доволен муж». И если муж совершает массовое убийство, что это говорит о его жене? Я слышал, у Кэсси есть секретные приваты по всей Терре+… кто знает, что она там делает?»

С учетом того, каким беспринципным и неугомонным он был, Кэсси нисколько не удивилась, что Давенпорт пошел на мошенничество с кастом, чтобы проникнуть в ее приват. В виртуальном мире он мог выслеживать ее безнаказанно. Ограничений там было немного, а людей, чтобы следить за их соблюдением, – и того меньше, и если Кэсси что и усвоила, работая в «ИКРЕ», так это то, что женщин, заявляющих об угрозе их жизни, не воспринимают всерьез до тех пор, пока они не угодят в морг.

Если бы Кэсси не заплатила за дополнительные меры безопасности в привате, Давенпорт запросто мог бы продать запись ее шоу не слишком щепетильным новостным каналам, частным коллекционерам или даже использовать для шантажа, чтобы добиться от Кэсси интервью.

У нее ушло восемь секунд на то, чтобы отключить каст Давенпорта от привата и отправить уведомление о правонарушении в ПТП. Кэсси сомневалась, что полицейские сделают что-то помимо включения уведомления в ее (и так уже обширное) личное дело. Правоохранительные органы не были ее поклонниками. В конце концов, Кассандра Энн Уэст оставалась вдовой сумасшедшего маньяка.