Я рассмеялся.

— Нет, эйхами, обучение длится десять лет. Если ты не успеваешь, тебя отчислят. Без права восстановления. При этом ты будешь обязан выплатить академии сумму, затраченную ей на твое обучение.

Лана даже открыла рот от удивления.

— А чему учат целых десять лет?

Мне ставили блок на память, чтобы я не имел возможности рассказать подробности о моей учебе в военной академии. Слишком много секретов, слишком много новой техники, нового вооружения, необычных тактик мы изучали.

— Всему, что может помочь обороноспособности своего мира, системы, своей галактики. Не поверишь, были даже танцы. Наш преподаватель считал, что танец, как и бой — это искусство. Он говорил, что каждый бой, танец, сражение — имеет только свой, характерный рисунок. Хоть танец — это повторение заученных и доведенных до автоматизма элементов, в целом соглашусь — сражение — это набор элементов, правда их выбор огромен, то или иное па, в сражении, зависит от множества переменных, так что сражение — это танец-экспромт. А еще после пятого курса у нас начались практики. Некоторые практики длились по полтора года, некоторые по три месяца.

Лана посмотрела на меня своими необычным ярко-синими глазами, тряхнула головой, густые волосы завязанные в пучок, видимо никак не закреплялись, поэтому пряди светлых волос упали на ее лицо, она, сморщив нос от недовольства, быстрым движением откинула их назад и спросила:

— Твоя учеба… все эти годы… оно того стоило?

Надо же, я ни разу не задал этот вопрос себе сам. Я желал сперва показать отцу, что тот был не прав, утереть нос некоторым однокурсникам, даже некоторым преподавателям, потом, когда я понял что жизнь моей команды, моей эскадры, моего флота зависит от моих решений, я осознал, что не зря учился, не зря строил карьеру. Я вспомнил попойки с однокурсниками, приключения во время практик на грани жизни и смерти, дотошного преподавателя юриспруденции, которому мы, скинувшись, наняли проститутку, чтобы она отвлекла его во время экзамена, но он оказался бесполой особью и экзамен нам не зачли и весь курс пришел на пересдачу, помнил, как зашкаливал адреналин, когда впервые, став адмиралом давал указания где, кому вести патрулирование, кому в сражении оставаться в тылу, а кому быть на острие атаки…

— Да!

Она мягко улыбнулась, накручивая в задумчивости локон на палец. А я наклонился и легко прикоснулся своими губами к ее, и только спустя удар сердца понял, что решение было спонтанным. Практически рефлекторным. Мягкие губы шевельнулись, язычок Ланы чуть лизнул мою верхнюю губу. Мне не показалось? Слегка, боясь спугнуть эту расслабленность Ланы, я усилил нажим и с восторгом осознал, что губы Ланы поддались моему напору. Мне всё время казалось, что она сдерживается.

Поцелуй прервала Лана, спросив:

— Кай, а Лэн не возражает?

Захотелось выругаться. Мы же договорились с Лэном вести эксперимент вместе, и совсем не обсуждали, что делать, если наш эксперимент выберет кого-нибудь одного из нас.

На несколько секунд мир изменился. Запаххх, сссамки, очень подххходящей сссамки, ссводит сссума. Мооойя сссамка. Нааадо прикусссить еёоо шшшею и утащщить в гнесссздо. От этих странных мыслей на затылке волосы стали дыбом. Неужели эта женщина может так сильно влиять на гормональный фон, что уже второй раз мне кажется, что я слышу зов своего предка — ящера? Отдышался. Нет. Не слышу. Видимо меня покоробило, что в такой момент она вспомнила о брате. Еле сдержал себя, чтобы не ударить по приборной панели флаэра. Лана, заметив что, я злюсь, испугалась, пискнув:

— Мне пора, — выпрыгнула из флаэра и бросилась прочь.

Лэн

Сегодня пик овуляции у Ортанисы, эта малышка в моем гареме уже три года, совместимость двадцать четыре процента. Мало. Очень мало. Брюнетка, со светлой кожей, темно-бордовыми глазами, двумя матками, и соответственно с двумя половыми отверстиями — одно над другим, в одной вульве. Приходить к этой своей женщине я не любил. Когда-то увидев Ортанису на невольничьем рынке, я был пленен ее красотой и робостью, я купил эту женщину, не раздумывая. Великая Вселенная сколько раз я пожалел об этом! Она была тиха, скромна, молчалива, она никогда не давала знать о том, что хочет, никогда не имела своего мнения. Она не считала нужным или возможным показать, что ей нравится, а что не нравится в сексе. Тот первый раз, когда на нее подействовали мои феромоны, во время соития она буднично сообщила:

— Вы очень привлекательный, господин.

С тех пор я не услышал от нее ни единого слова. Сияликэ по моей просьбе уточняла, что бы хотела Оратниса. Что нравится, что не нравится, чего бы хотелось, чего-нет. И это было не про секс! Эта женщина была или настолько неприхотлива или в нее настолько вбиты каноны религиозной веры ее расы, что она всегда отвечала смотрительнице гарема:

— Передайте господину Лэну, что я счастлива в таире.

Чтобы заставить себя кончить по разу в каждое лоно этой женщины пришлось помогать себе фантазией — представлять на месте Ортанисы… Лану. Тот тройничок я списал на общий стресс. Всем была нужна разрядка, все поучаствовали в защите нашей таиры. Вот только почему-то во время потенциального оплодотворения Ортанисы, я вспоминал, какой отзывчивой, чуткой на каждое мое или Кая движение была Лана. Как она откликалась на наши прикосновения, и как откликались и реагировали мы.

Второй оргазм был очень слабым. Одна небольшая струя семени, пара приятных судорог и я почти бегом покинул гостевую спальню. Сегодня Кай, Лана и я спим в спальне Кая.

Недавно мы чуть не устроили потасовку с братом, решая, чья спальня больше подходит для ночей втроем. Решили переоборудовать гостевую комнату рядом с нашими спальням под общую с Ланой спальню. Почему-то у Ланы вызывало отвращение лишь одно упоминание о гостевой спальне.

Совсем недавно обнаружил способность понимать, чем пахнет Лана, в зависимости от ее настроения. Её злость пахнет горько, её наслаждение — тонкий аромат, название которому я не могу подобрать, ее ложь пахнет разложением, а ярость — снегом, что венчает Перигранские горные массивы Вайоры.

Завтра со всеми экивоками, со всеми моими дипломатическими навыками, со всей убедительной простотой Кая, мы хотели спросить, какую спальню хотела бы наша Милана. Как её обставить, какого цвета простыни хотела бы она, какие занавески на окнах. Не знаю как Кай, но я задолбался таскать на руках наш эксперимент каждую ночь то к себе, то к Каю. Одно радовало, жизнь Ланы была настолько активной, что она выматывалась и совершенно не замечала, что ее каждый вечер уносят из гарема.

Практически срывая с себя футболку и пижамные штаны, влетел в душ. Хотелось поскорее смыть с себя раздражающий запах Ортанисы. Встав под горячие струи, зарычал, вспомнив, что овуляция этой женщины длится больше всех моих женщин из гарема — такова природа её вида, а это значит, что мне придется навестить Оратнису ещё как минимум дважды, пока не закончится ее овуляция.

Выйдя из спальни, застал обычную картину — Кай, снимает всю одежду с сонной Миланы. Повел носом, в последние три месяца обоняние сильно обострилось, давно пора уточнить у Куурахеа в честь чего такая радость. Сейчас, я, стоя на пороге ванной комнаты, мог точно определить, что наш эксперимент, перед тем как уснуть пила алкоголь. К её аромату добавился ещё какой-то слабый флёр. Идентифицировать его я не смог. Он был знакомым и не знакомым одновременно.

Через неделю состоится демонстрация коллекции одежды с нашими никлазами. Лана принимает в этой демонстрации непосредственное участие, как идейный вдохновитель, как дизайнер, как модель. Наша Милана последние недели была очень воодушевлена, казалось, она перестала тяготиться своим положением, осознав, что и тут, на Вайоре, она может быть счастлива. Поэтому она стала благосклоннее относиться к нам? Чтобы совсем завоевать её, кажется, нам надо еще собственноручно убить зверя, и бросить к её ногам его шкуру, и тогда, возможно нам достанется ребенок, не важно, чей он будет. Это будет вэр Ниар.