Киев город большой… сравнительно. Скажем так… по своим размерам он меньше или сопоставим со среднестатистическим районным центром в России будущего. Тут проживало, наверное, тысяч пятьдесят, не больше. Но и такая цифра для нынешнего время — очень много. И немало людей проживало за пределами города, или же у пристанях, мелких деревушках, которые чуть ли не упираются в крепостные стены. Но сам город компактный, застройки одна нависает над другой с узкими улочками и проходами.

Так что объехать на коне, особенно когда мы спешили, весь город можно достаточно быстро. Вот только мы ушли от пустыря у Глебова двора, и уже прибыли в свое расположение. Действительно, юго-восточная часть Киева менее всего пострадала, в стороне Золотых ворот и вовсе мелькали организованные отряды великокняжеской дружины. Если Брячиславов двор догорал, одна из резиденций Всеволода Ольговича, то в районе Георгиевского монастыря, это рядом с Золотыми воротами, все казалось спокойным. Надолго ли? Были видны группы людей, которые, вооруженные абы чем, шли в сторону главных ворот города.

— Что случилось? — завидев нас, пятерых ратников во главе с полусотником Никифором, подскакал Боромир.

— Приняли бой, — спокойно отвечал мой полусотник, не упоминая обстоятельства скоротечного сражения. — Наемники.

— Да, нынче все повылазят, дабы в мутной водице рыбку половить, — философски заметил старший сотник. — Готовьтесь, скоро выход.

В это время вывели из дома гостиного двора Вышату. Он выглядел, словно с жуткого перепоя, усталым, опухшим, но старался держаться гордо, даже высокомерно. Я не хотел видеть ни полусотника, ни Воисила, которых не без моей помощи разоблачили. Но оставался вопрос: а кто предатель? Или оба? Я уже направился к месту дислокации своего десятка новиков, как услышал громоподобный голос Ивана Ростиславовича. Ранее я не замечал в нем еще и такие тональности в словах. Власть… вот чем веяло от князя.

— Оба вы виновны, о том сомнений у меня нет. Но кто предавал? Оба, али здесь иные умыслы есть? Первым слушаю тебя, Вышата, — судил князь.

— Князь Иван не хочет с собой брать предателя, сейчас казнит, — почти внезапно материализовался Спиридон, шепчущий мне на ухо свои умозаключения.

— Ты чего подкрадываешься, Спирка? Все собрал в дорогу? Таз… э… купель свою взгрузил на коня? Али оставляешь в дар стольному граду Киеву? — спросил я, не обращая внимания на дьячка, а смотря в сторону места, где происходил княжеский суд.

— До нас уже приходили оружные горожане. Требовали встать с ними заодно, — сообщал мне новости Спиридон.

Приходили, значит могут прийти еще. Где-то вдали, в стороне купеческих дворов, раздавались разные звуки, вокруг нас пока относительно тихо. Получался такой вот островок безопасности. Надолго ли?

— Моя вина, князь, что я серебро зарывал по пути. Два раза в лесах Галича, когда мы бежали, один раз у Берлады, и после сечи с половцами, — понурив голову говорил Вышата. — Более соромным для меня быть предателем, нежели тем, кто утаил от со-ратников своих скарб дружинный.

Было видно, что Иван Ростиславович несколько с облегчением выдохнул. Предательство для него более существенная провинность, чем казнокрадство.

— Сие преступно, Вышата, — после паузы отвечал князь. — Токмо ты клятвы не нарушил. Для тебя иная клятва повинна быть, кабы не воровать у своей дружины. Десять коней с тебя, да пять десятков гривен. И ты более не полусотник, ты десятник, полусотню твою пока возьмет Боромир.

— Князь, коней столько не имею, — отвечал Вышата. — И дозволь откупиться от осерчания твоего.

Что заставило меня отвлечься и посмотреть за спину Спиридона, так и не могу ответить. Может быть, это то самое периферийное зрение, о котором я уже упоминал. Но увиденное мной говорило о том, что Воисил не таким уж и овощем лежит в погребе. Приоткрылась дверца дома и оттуда прошмыгнула тень, которая спряталась под за углом. Может, если бы старый воин не был все же под какими-то веществами, он смог бы проделать свой маневр и более ловчее, но, нет, Воисила пошатывало, а на его рубахе были пятна крови.

— Скажи Боромиру, что Воисил пытается сбежать, — сказал я Спиридону и рванул к дому.

Шагов шестьдесят было до того самого угла, за которым сперва спрятался Воисил и откуда после устремился прочь. Там, куда побежал старый воин, не было ворот в гостиный двор, но забор стоял явно ветхий, можно и сломать подгнившие колья.

— Стой, акаем! — выкрикнул я, уже найдя глазами Воисила, который отодвигает несколько кольев.

Это так он подготовил себе пути отхода? Или через подобную лазейку старый воин бегал на встречи с Богояром?

— Уйди, Владислав! Я не могу убивать тебя, — зло прошипел Воисил.

Он выглядел, словно загнанная в угол собака, нет, кот… Опасный, с острыми булатными когтями. У Воисила в руках был меч, его, особый, булатный, без украшений, но из великолепной стали, насколько я стал в этом разбираться.

— Нет, я клятву давал, — спокойно отвечал я. — Ответь, почему ТЫ предал ее?

— Будешь родителем, поймешь, — шипел Воисил.

Он мог бы попробовать протиснуться в ту щель, что образовалась, когда были отодвинуты при не толстых бревна, но сделать это моментально было невозможно. Тут и куст мешал, да и нужно поворачиваться ко мне боком, а я стоял в трех шагах, могу сразу же и рубануть. Поэтому Воисил стоял лицом ко мне и сжимал в руках меч.

— У тебя кто? Дочь, мужняя? Сын? — спрашивал я.

— Дочь. Сын, внуки. Всех их грозили убить, а еще дочку насильничать, — говорил Воисил.

— У многих дружинников семьи остались в Звенигороде, и предал только ты, — говорил я, как мне казалось, делая незаметные малые шаги в направлении Воисила и чуть ему за спину.

— Стой, где стоишь! — прошипел старый воин.

— А ты закричи! — усмехнулся я, поняв откуда это змеиное шипение.

Воисил опасается быть услышанным. И где Боромир? Неужели Спирка не сообщил старшему сотнику, что я просил? Боромир был мне нужен не для того, что я ищу в нем защиту, опасаясь Воисила. В сложившейся ситуации может возникнуть слишком много вопросов, если я убью старого воина без свидетелей. Я бы, к примеру, задумался, почему так произошло, и не являюсь ли я все-таки предателем.

— Отпусти меня! Я отплачу. У меня есть золото, ромейские две литры златниц. Это много, очень много, — говорил Воисил, но я смог разглядеть его блуждающий взгляд.

Он украдкой смотрел вокруг, скорее всего высматривая свидетелей. Ратник решился убить меня, наверняка, а Богояру скажет, что ничего не знает о моей смерти. Да и что это я думаю так, будто Воисил непременно меня убьет?

— Тебя стращал насилием над детьми именно Богояр? — спросил я, так же пытаясь отвлечь старого воина.

— Да, твой отец жалует только себя и тебя, остальные люди для него не важны, — говорил Воисил, чуть опуская меч, но в глазах воина решимость, он пытается меня ввести в заблуждение.

Делаю резкий выпад и устремляю удар в предплечье старого воина. Воисил реагирует, но как-то вяло, не контратакуя, а беря мой удар на меч. Отступаю на два шага и начинаю с ходить с поднятым мечом рядом со своими противником. Я выжидаю время, когда хоть кто покажется. Да, вокруг много разных звуков, в городе туман от угарного газа, дружинники слишком увлечены будут судом над коррупционером Вышатой. Но должен же Спирка сказать старшему сотнику!

— Боромир! Никифор! — кричу я и тут уже Воисил делает шаг и заносит свой меч для удара, но меняет направление клинка.

Хороший прием, и будто бы мне только что его показал тренер, в чуть замедленном движении.

— Что, Воисил, снадобье твое действует? Слабость? — спросил я.

Старый воин, видимо, понимал и сам, что медлительный, но он не отступал. Казалось, что теперь Воисилу уже все равно, будут ли свидетели, выживет ли он. Воин давал свой последний бой. И я уже видел, как идеально исполненные, но медленные движения Воисила становятся еще медлительнее. Он, будто угасал.

— Убей уже меня! — закричал старый воин.