— И еще… Князь, уходить нужно. Всеволод Ольгович благоволит половцам, за то, чтобы не было с ними войны, готов будет и тебя им отдать, — продолжал я напирать. — Нам бунт киевлян нужен, чтобы уйти. Ты не желаешь уходить до круга, так уйдем из Киева, когда тут будут пылать пожары. Нас должны выпустить. Всеволод не станет связываться, чтобы мы не усилили восставших, а восставшие не станут трогать, чтобы не получить еще одну силу супротив тебя.

— Смотрю на тебя и думаю, что говорит со мной… Как ты отрок приходишь ко мне и указываешь? — последние слова вновь были князем выкрикнуты.

— Не указываю, князь, и я слышал слова торговцев, потому и знаю. Посмотри! Сколь много народу покидает город! Завтра Пасха, а они уезжают! — привел я один весомый аргумент, добавляя второй, несколько преувеличенный. — В Киев уже въехал один отряд половцев, под городом стоит другой. Они по наши души!

Даже, если дело будет не в половцах, то все указывает на то, что в Киеве назревают очень даже существенные дела. Арон кое-что рассказал, иное я додумал. После Пасхи в стольный град пребывает Игорь Ольгович, брат нынешнего великого князя. Горожане, понимают, что с такой передачей власти они окончательно попадут под Ольговичей, которых в городе уже ненавидят. Приход Игоря создаст дополнительные проблемы, так как у него не менее четырех сотен дружинников, а это, в купе с великокняжеской дружиной, очень даже сила. Так что весьма вероятно в городе готовится восстание.

Я по этой реальности, периоду, не так, чтобы много знаю. Вот и про еврейские погромы услышал только тут. И я не знал про восстания киевлян в этом времени, по крайней мере, самостоятельные, когда не стоял за спинами горожан какой-то князь. Насколько я понял, столичные бунтари даже не определились с тем, какого именно князя звать на княжение в случае удавшегося восстания. Большинство голосов у двух кандидатов: Юрия Владимировича, князя Ростово-Суздальского княжества и у Изяслава Мстиславовича Переяславского.

Есть еще Вячеслав Владимирович, более старший сын Владимира Мономаха, чем Юрий, но Вячеслав пассивный и доживает свои года во чревоугодиях и молитвах, чтобы Бог простил ему этот грех.

У Юрия Владимировича прав больше, но Изяслав, сдерживающий Степь, управляя самым южным русским княжеством, Переясвлавским, популярнее Долгорукого. Во-многом, именно на контрасте дружественного отношения Всеволода Ольговича к половцам и непримиримого у Изяслава, переяславский князь кажется оплотом православия и защитником Русской Земли. Хотя, мне понятно, что тут все не так однозначно.

— Ты не забывай, что еще новик. Я при дружине сказал, что сделаю тебя десятником, но когда выйдем из Киева. И я услышал тебя и твои предостережения. Дружина останется в Киеве, пока не пройдет Круг. О Вышате никому ни слова. Ты предложил распространить слух по Киеву, что Изявлав Мстиславович выдвинулся из Переяславля? Я отправлю весточки кому нужно об этом предложении. И будь острожен, коли кто прознает, что ты замешан в таких делах, то от своих слов откажусь, а тебя сам убью!

На этих словах юный Ростислав, сидящий по правую руку от князя, на чуть меньшем стуле, вздрогнул, и со страхом в глазах посмотрел на своего родителя. Ничего, Ростик, привыкай к «реал политик». Так политика и делается. И даже большой обиды у меня на князя нет, так досада, все равно подобные слова слышать неприятно. Но и я на месте Ивана Ростиславовича поступил бы похожим образом: избавился от возмутителя и раздражителя.

— Сам-то куда ходишь, какой уже день? — спросил князь, возможно стараясь сменить сложную тему для разговора.

Понятно, куда хожу. Молодой организм никак не насытиться, а Рахиль оказалась, может и слишком темпераментной и сексуально озабоченной. При этом, меня используют, как осеменителя. Прерываться Рахиль не дает, зажимает бедрами… Последнее наше с ней близкое общение было жестким. Нет, не в плане всяких там «оттенков извращений», а жестким был разговор. Я вырвался тогда от нее и высказал, что думаю. Был момент, что чуть не ударил. В этом времени такое вполне даже допустимо, «бьет, значит любит».

— Молчишь? Может потому ты еще именно нынче про Вышату поведал мне, что он рассказал о твоем блуде? — князь усмехнулся, что показывало, что он не так, чтобы радеет за мораль в своей дружине.

А у меня прибавилось причин топить Вышату. Вот же пакостник? Разузнал же. Мои новики проболтались? Нужно позже разбираться.

— И еще. Мы не станем участвовать в бунте, но я не буду рассказывать о нем великому князю. Совет горожанам дам. А ты… Будь осторожен, иначе я тебя не знаю, — принял решение князь.

Плохо, что упертый Иван Ростиславович не хочет просто избежать проблемы. Ему достаточно уйти из города и все, искать покровительства какого-нибудь другого князя. В иной реальности, каким-то образом Берладнику удалось выйти из Киева и найти в Смоленске прибежище.

Что не так в нынешней реальности? Что изменилось? Во-первых, князь отказывается уходить из Киева потому что слово давал, о Круге сговаривался. Во-вторых, не будь меня тут, многое могло не произойти. По крайней мере, интерес Богояра к дружине Ивана Ростиславовича был был намного ниже, он не стал бы дожидаться князя-Берладника, ушел бы из Киева. Да и князь, получив отказ от киевского правителя, так же должен был уйти. Не было бы дуэли, скорее всего.

Так что свою «бабочку» я раздавил, и весьма вероятно, что история Руси пойдет чуточку по-иному. Теперь нужно найти ту поляну, где летает как можно больше бабочек и начать давить самых красивых из них. Менять в пока еще Богоспасаемых русских землях нужно многое.

А пока я сказал князю все, что должно. И мне есть чем заняться

— Что услышали в граде? — спрашивал я у своих новиков. — Удалось слухи помножить?

С самого утра девять молодых воинов и один «недодьяк» были мной направлены на прогулку по городу. Я сказал им на что обращать внимание. Чаще всего восстания совершаются не спонтанно, а те, кто при деньгах в городе всячески пытаются уберечь свои капиталы. Тогда дорожают продукты питания, которые люди начинают закупать впрок. Пропадает из свободной продажи оружие, или же ценники на любой нож взлетают до небес.

А еще люди… Большинство не умеют скрывать эмоции. Да чего уж там, элементарно держать язык за зубами. В городе, где готовятся массовые выступления и протесты всегда витает напряженность. Это мы и выяснили.

А еще они просто говорили всем подряд, что, дескать, слышали, что Изяслав Мстиславович идет на Киев, прознав, что киевляне за него. Так что очень скоро у мятежников будет помощь. А еще, что половцы прибыли в Киев, чтобы поддержать Всеволода, они язычники, да на православный праздник пришли. Кощунство! Свою лепту в события я уже вносил.

— Что делать будем? — спросил Боброк, который и сам, прогуливаясь по лавкам и побывав на Подоле, уверился, что горожане готовятся воевать.

— Еще раз все перескажем Мирону. Пусть он пробует убеждать князя. Нельзя оставаться в городе. Или же обоз нужно убрать из города, чтобы бежать, али воевать, было сподручнее, — сказал я.

— Мирон будет первым, кто скажет против бегства. У него уже завтра Круг. Это будет, словно десятник от Богояра бежит, — резонно заметил Лис.

— Тогда нужно рассказать полусотнику Никифору, — предложил Ефрем.

— Через голову десятника не хорошо. Нужно обоим рассказать, но первому Мирону-десятнику, — сказал я. — И быть готовыми. Я иду к Арону, буду говорить с ним.

— Знаем мы почему ты к Арону… — попробовал поддеть меня Боброк, но я так посмотрел на его, что молодой воин не стал испытывать свою судьбу.

— Ты? — на входе в купеческую усадьбу встречала меня Рахиль.

— Я. Отец твой где? — просил я, не реагируя на ставшую часто вздыматься женскую грудь.

— Скоро будет, — растеряно отвечала Рахиль. — А что с тобой?

— Рахиль, я не бычок, что телку для приплоду кроет, я быть таким не хочу и не буду, — отвечал я.

Но как же она хороша…

— А я уже и не заради дитяти, по нраву ты мне, — чуть ли не плача, отвечала, потупив глаза, Рахиль.