– Я ничего говорить не буду, – начал он. – Наши дела говорят сами за себя. И пришёл я не говорить, а выслушать вас. Пожалуйста, задавайте вопросы, говорите, что вас волнует, чем недовольны. Говорите здесь и сейчас, а не в туалетах и в курилках.

В зале повисла тишина. Прошла минута, другая.

– В чём дело? – обратился к лётчикам Литвинов. – Задавайте вопросы.

Головы лётчиков повернулись к штурману Плаксину, который всегда и больше всех был чем-нибудь недоволен. Вернее, он был всегда недоволен всем, что бы ни делала администрация, и критиковал её деяния везде и всюду. Он был недоволен, Ельциным, Клинтоном, погодой, Организацией Объединённых Наций, собственной женой, которая ушла от него, ценами в магазинах, российскими самолётами, плохими дорогами и нашими машинами. Он был недоволен тем, что солнце всходит на востоке, а заходит на западе. Его всегда можно было видеть ворчащим и недовольным по любому поводу. Даже в полётах в кабине он выражал массу недовольств и ворчал на проводников, приносящих питание в кабину, что такую пищу не будут жрать даже собаки. Надо сказать, что бортовое питание бронских пилотов было в отличие от других компаний прекрасное. Подавались даже икра и заморские фрукты. Лётчики это всё не съедали, и кое-что складывали в гигиенические пакеты и уносили домой.

Во многих коллективах есть категория недовольных и вечно брюзжащих людей, но штурман Плаксин был просто уникален по своей способности критиковать всех, всё и вся сам, будучи при этом уж если не образцом разгильдяйства, то и не образцом примерной работы и дисциплины. Он был пофигистом. А ещё он когда-то заочно окончил юридический институт, поэтому в отряде считался знатоком законов стран всего мира и почему-то всегда убеждал коллег, что их везде и всюду все обманывают. За это лётчики выбрали его профсоюзным боссом первой эскадрильи.

Плаксин молчал.

– Плаксин! – крикнул кто-то. – Чего сидишь? Давай!

Тот, наконец, встал и почесал затылок. В зале раздался лёгкий смешок.

– Смеётесь? – осадил их Плаксин. – Над собой что ли? – Он снова почесал затылок. – Вот французские лётчики бастуют, им зарплаты в 10 тысяч долларов мало. А что же у нас? Мы и тысячи не получаем. А семью кормить надо.

– Ты же холостой, – не выдержал кто-то.

В зале снова засмеялись. Все знали, что он, женившись, снова оказался холостяком через… две недели.

– Да тихо вы! – осадил лётчиков Устюжанин. – Человек за народ болеет.

– Я понял вопрос, – кивнул Дунаев. – В этом году мы повышали зарплату дважды. С первого числа следующего месяца повысим ещё на 20 процентов.

– У-у! – недовольно пронеслось по залу. – А цены-то прут! Минимум на 40 нужно.

– Можно и на 50, но сначала эти деньги нужно заработать, – ответил Дунаев. – Мы пересмотрим общие тарифы, которые, по сути, не менялись с советских времён. Делалась просто поправка на инфляцию. Теперь основной оклад пилота не будет полностью зависеть от налёта часов. С этим я согласен с вашим профсоюзом.

– А за налёт платить не будут?

– Будут. И тоже больше. Но не так много, как всем хотелось бы. Исходя из новых тарифов, мы поднимем фактически зарплаты не на 20, а на 30 процентов относительно старых. Вам понятна моя мысль?

– Не верьте, вас обманут! – голосом Плаксина прокричал кто-то из зала. Голос был так похож, что многие повернулись к штурману. Но тот молчал.

– Не обманут, – не сдержал улыбки Дунаев.– Я сам хочу больше получать. Вы прекрасно знаете, что мой оклад на 20% выше оклада командира самолёта Ту-154 и зависит от него. Таков мой договор с коллективом.

– Конечно! – не выдержал Плаксин. – Такую ораву кормим! Один с сошкой – семеро с ложкой, – привёл он народную пословицу. – Зачем нам, например, кормить отдел перевозок? Или тех же охранников аэропорта?

– Даже если отделимся, то всё равно будем их кормить.

– Это как же? – захлопал глазами Плаксин. – Пусть их аэропорт кормит.

– Деньги имеют свойство перетекать из кармана в карман по принципу сообщающихся сосудов. Сейчас мы платим деньги своим людям, а тогда будем платить аэропорту за аренду помещений, за стоянки, за керосин, за пользование оборудованием и взлётными полосами и многое другое. И кормить тех же людей, но уже нам чужих. И неизвестно, где будет больше расходов. Думаю, что во втором случае их будет больше.

– А вот мы не уверены.

– Кто это мы?

– Мы – это профсоюз, – сказал Плаксин.

– Вы летаете во многие аэропорты страны, в некоторых видите примеры тотального разделения. Кому-нибудь стало от этого лучше? А я знаю, что нам завидуют многие из других предприятий и говорят, чтобы работали, как прежде. Так и текущие вопросы легче решать, без всякой бумажной волокиты.

– Вам так легче работать, поэтому вы и не хотите разделяться.

– Мне чуждо безрассудное стремление ко всему новому только ради того, чтобы что-то перестроить, не видя в этом положительного результата. Достаточно нам перестроек.

– Вы просто не хотите его видеть! – раздался осмелевший голос из зала. – Наша авиакомпания региональная, но зачем мы содержим федеральный аэропорт? Пускай его Москва содержит, она всю страну обобрала уже.

– Вот именно! – поддержали его

«Удивительно, как совпадают мысли некоторых лётчиков с мыслями областных чиновников, – подумал Дунаев. – Не зная сути, они невольно им подыгрывают. Но ведь наша компания тоже по сути государственная. И то, что регион помог купить несколько самолётов Ан-28 и Ту-154, ещё ничего не значит».

Дунаев не мог сейчас говорить, с кем и как он договаривался когда-то о покупке этих последних самолётов. Да и не нужно это знать лётчикам. Их дело – летать. И они летали и не задавались вопросом, куда идёт часть прибыли от эксплуатации новой техники. У всех ещё свежи в памяти советские времена, когда самолёты поставлялись в предприятия по разнарядке, но им они не принадлежали. В любое время у них могли по команде управления или министерства забрать любой самолёт и отдать кому-то другому. Примерно так думали все лётчики. Так раньше было. Стереотипы живучи. Но вот эти последние самолёты, приобретённые уже после подписания договора о разграничении полномочий, считались собственностью региона. Хотя, из-за несовершенства законов и с этим можно было поспорить.

Формально, пока в начале всероссийского бардака при переходе от социализма в «загнивающую» стадию капитализма не возникал вопрос о формах собственности, всей авиацией региона распоряжались местные власти. Потому и пошли навстречу и выделили деньги на приобретение самолётов, по праву считая их своими. Но только те, что были приобретены после подписания договора. Всё остальное же принадлежало обезличенному государству, то есть находилось, как и прежде, в федеральной собственности. Никто, конечно, самолёты уже отбирать не пытался, но и продать их можно было только с разрешения министерства имущества России.

Но ростки «капитализма» прорастали всё выше, лакомые куски приватизировались правдами, а в основном неправдами и вот теперь разгорелась борьба региональных и федеральных чиновников за право владения авиакомпанией, входящей в десятку крупнейших в России. Наковальня велика, но молот ещё больше. Пока борьба эта была как бы закулисной и шла с переменным успехом в высоких заинтересованных эшелонах и работники компании о ней ничего не знали. Вопрос стоял один: о смене собственника. Но подступиться открыто к этому вопросу никто не решался. Уж очень непредсказуемая это отрасль. Да и компания велика, страшновато, можно и подавиться. Всё-таки в регионе нет таких проходимцев, как в Москве Березовский.

А, потом, самолёты, как и любые машины, стареют. И чем они старее, тем больше нужно в них вкладывать, чтобы они безопасно летали. А что если…

Не мытьём, так катаньем. Так родился проект разделения. Разделяй и властвуй! Если авиакомпания с правами территориального управления не по зубам положившим на неё глаз, то почему бы её не раздробить? Тогда и с несговорчивым Дунаевым легче справиться. Правда, зацепиться особенно не за что. Компания, не в пример некоторым, работает, несмотря на тяжёлые условия в стране, безопасность полётов соблюдается, она не растеряла лучшие лётные кадры с годами выпестовавшие свой лётный почерк, который успешно передаёт молодым пилотам. Об этом говорит и то, что за всю историю своего существования – более 50-ти лет – начиная ещё с самолётов По-2, по вине её лётчиков не погиб ни один пассажир, законно купивший билет. Сказывалась школа Огнева, Мустафина, Боброва, долгие годы возглавлявших предприятие и выработавших здоровую преемственность традиций. При последнем командире когда-то заштатный аэропорт преобразился неузнаваемо, получил реактивную технику последнего поколения и вышел в десятку крупнейших портов в стране. Самолёты с эмблемой «БАЛ» знают на четырёх континентах. Да что там, о ней писали во всём мире, когда они решились первыми на отделение и образование тогда единственной в стране авиакомпании.