– Как я тут очутилась? – сев возле стола, поглядела по сторонам археолог. – Ай, черт, почему так болит голова?
Она дотронулась до лба и, нащупав шишку, вскрикнула от боли.
– Понятно… последнее, что помню, это то, что я прочитала письмо и села на стул. Очнулась я уже на полу с синяком на лбу. Из чего можно заключить, что я опять упала. Как-то мне перестали нравиться мои обмороки. Рик прав, следует показаться доктору… Но после, все походы по врачам после. Вначале загадочное письмо.
Молодая женщина подняла с пола лист и еще раз пробежалась глазами по тексту:
«Дорогая Грейс, передаю тебе привет из далекой страны Перу, куда меня занесла судьба, а может, и не она занесла, а сам дьявол. Это теперь неважно. К сожалению, здесь я подхватил смертельно опасную болезнь (как выяснилось сегодня), так что нам вряд ли светит личная встреча, даже если ты приедешь сюда (а ты просто обязана сюда приехать). Доктор сказал, что я протяну еще дней пять, максимум неделю… не больше. Но это дело десятое. Я прожил недолгую, но яркую жизнь авантюриста, так что мне не на что жаловаться. Вот только последнее дело мне уже не суждено завершить, не по силам. Так что тебе карт-бланш.
Вероятно, ты уже догадалась, что информация, добытая тобой (черт знает каким образом), полностью подтвердилась. Я нашел их. Они божественны, да к тому же в превосходном состоянии. Они произведут фурор в научных кругах, а точнее, эффект разорвавшейся бомбы, ибо они полностью перевернут наше представление о мировой истории! Эх, жаль, что я не увижу твоего триумфа! Нобелевская премия у тебя в кармане, сестренка. Прости, пишу сумбурно… но я так взволнован!!
Мы… точнее, ты, станешь воистину великой! Все профессора и музеи будут у твоих ног, ибо такого больше нет нигде в мире. Понимаешь, что это значит? Мы − единственные обладатели настоящего сокровища! О, боже! Как бы я хотел видеть выпученные глаза доктора Стивенсона и профессора Гризмана, когда они увидят их… Но среди всех наших ценностей есть и еще одна очень загадочная вещь. Я не знаю, что это. По всей видимости, просто никчемная безделушка, но хозяин гостеприимного дома сказал, что это семейная реликвия, которая переходила из поколения в поколение долгие годы. Большего я не смог от него добиться. Он и сам толком не смог объяснить. Просто хранил эту вещь в память о предках. Зачем я упомянул о ней? Черт его знает. К слову пришлось.
Впервые в жизни сожалею, что не смог уговорить тебя и твоего идиота поехать со мной. Чтобы ты узрела то, что видел я. Как бы то ни было, глядючи на мои гниющие язвы, радуюсь, что проклятие той пирамиды, ты знаешь, о чем я говорю, настигло исключительно меня.
Прости, сестренка, но писать больше нет сил. Приезжай, как только сможешь, но не слишком откладывай отъезд. Этот Хавьер редкая сволочь и рвач, хоть и доктор. Я отдал ему все свои сбережения за молчание. Но не рассчитываю на его порядочность. Поторопись!
Адрес ты знаешь. Меня не ищи, бесполезно. Пока ты приедешь в эту чертову страну, я уже полностью сгнию, и мое тело сожгут (так сказал врач). Увидимся в аду! Твой брат, Гарри».
Медленно свернув письмо и взяв со стола фотографии, Мэд принялась их разглядывать. Снимки оказались очень плохого качества, и разглядеть что-либо на них оказалось ей не под силу. Просто какие-то каракули, нарисованные на чем-то темном. ЧТО изобразил художник, Мадлен разобрать так и не смогла.
– Тут нужна лупа, – пробормотала она и положила фотографии, письмо и вырезки обратно в конверт.
«Интересно, а зачем Грейс понадобилась я? – расхаживая по палатке, принялась рассуждать молодая женщина. – Почему решила поделиться со мной, с человеком, с которым враждовала многие годы? И не просто враждовала, а соперничала? В чем подвох? Она ученый, в определенных кругах имеет вес, правда, я слышала, что вряд ли ее репутацию можно назвать незапятнанной. Бывшая подружка пару раз оказывалась в эпицентре скандалов, связанных с черными копателями. Во что Эванс опять вляпалась? И почему через столько лет пытается вымолить прощение? Странно как-то все… Я должна выяснить!»
Приняв решение во что бы то ни стало докопаться до истины, Мэд, захватив сумку из своей палатки, уверенным шагом направилась к лагерной машине, стоявшей неподалеку, вместо того, чтобы отправиться к Софи, поджидавшей ее рядышком с пресловутой фреской.
– Мадам Дюваль, мадам Дюваль, – послышался у нее за спиной удивленный голос студента. – Куда вы? Вас… мадам Дюваль… но вас ждут! Мадам Аллен сказала, что это срочно. Она нашла еще одно доказательство…
– Я рада за нее. Пусть вечером составит подробное описание, а ты, Пьер, сделай несколько снимков. Вернусь, прочту отчет, если будет нужно, то допишу и отправлю в Париж сведения и твои фотографии.
– Но вы нужны там, – продолжал упорствовать ее подопечный. – Вы должны…
Мадлен остановилась и, повернувшись к студенту, вкрадчиво проговорила:
– Мой милый Пьер, если ты хочешь получить хорошую оценку за практику, то советую не указывать мне, что я должна, а чего нет. Позволь мне самой это решать. Мадам Аллен не ребенок, и это не первая ее экспедиция. Она – знающий специалист и превосходно разберется и без меня. К тому же с вами мистер Пейдж и синьор дю Белле. Думаю, справитесь!
Она резко развернулась и быстрым шагом подошла к машине. Сев в нее и включив двигатель, Мэд нажала на газ. Машина рванула с места, оставив позади себя лишь клубы серовато-коричневой пыли. Красный джип провожали две пары глаз: одна – с откровенным удивлением, вторая − с нескрываемым любопытством.
Машина Мадлен неслась по улочкам города. Она и сама не знала, зачем поехала к бывшей подруге. Да, с одной стороны Мэд хотелось выяснить причину столь дружественного настроя Грейс, но с другой стороны… а не все ли ей равно? Прошло уже так много времени. Каждая из них жила своей жизнью, своими интересами и делами. Сферы деятельности у них не пересекались: Грейс занималась лишь египтологией, месяцами пропадая в Долине царей, Мадлен же больше склонялась к изучению древнего Рима, в частности – погребенного под толстым слоем пепла древнего города.
Тем не менее какая-то неимоверная сила гнала ее вперед. «Узнаю только, зачем я понадобилась этой стерве, – то и дело повторяла про себя Мэд, пристально смотря на дорогу, – после пошлю ее обратно в свой террариум и вернусь в лагерь. Осталось всего две недели, а дел еще немерено. Профессор будет, ох, как недоволен нашей работой! Мы совершенно отстали от графика».
– Вот дьявол! Какого черта ты лезешь под колеса? – вскричала она внезапно и, вывернув до упора руль налево, резко нажала на тормоз.
Машину молодой женщины занесло от резкого маневра, после чего последовал удар. Джип содрогнулся, встав на дыбы, и замер на месте.
– С вами все хорошо? – через мгновение Мадлен услышала взволнованный голос, который показался ей очень знакомым.
Она оторвала остекленевший взгляд от лобового стекла, по которому от удара о столб расползлись трещины, и устремила взгляд на стоявшего возле машины человека.
– Синьор дю Белле… Арман? – пролепетала молодая женщина, постепенно приходя в себя. – Что… что вы тут делаете?
– Вообще-то я живу тут в соседнем доме. Точнее, здесь живет мама с сестрой. Сегодня у отца день рождения, вот я и уехал с раскопок пораньше. Собирается вся наша родня, – помогая Мадлен вылезти из машины, сказал инспектор. – А вы-то здесь какими судьбами? Вы же вроде находились в лагере? Я еще смотрю – машины нет. Думал, что Шарлиз за провизией уехала.
– Ну, на этой машине, – археолог поглядела на раскуроченный капот автомобиля, – вряд ли кто-то теперь сможет ездить.
– А что произошло?
– Я увидела трехцветную кошку, перебегающую дорогу.
– Трехцветную… кошку, – недоуменно повторил за ней Арман. – И из-за этого вы решили протаранить столб?
– Я и не собиралась… так вышло. Случайно. Вы не понимаете, – густо покраснела молодая женщина. – Это плохая примета.
– Вы – ученый, и продолжаете верить в подобные вещи? – поднял бровь инспектор.