Евгений Анатольевич был не то чтобы разочарован, у него и у самого в этом деле не было абсолютно никакой ясности. Кроме того, он был уверен, что ему придется при дальнейшем расследовании столкнуться с фактами, разглашение которых, вполне вероятно, нежелательно. Следовательно, надо говорить не о помощи со стороны тех же фээсбэшников, а, скорее, о долгой и рутинной борьбе за информацию, за каждую ее малую толику.

Такого же мнения придерживался и Володя Небылицын. За то короткое время, которое он провел, опрашивая возможных свидетелей, у него сложилось ощущение, будто свидетели почему-то не заинтересованы говорить правду. Большинство отделывалось короткими репликами: «Не видел», «Не успел разглядеть», «Не слышал», «Слышал, что стреляли, но не видел кто и в кого», «Подошел позже, когда уже все кончилось», «К сказанному добавить нечего»… А там и сказано-то было, что от кого-то слышал, будто киллер окликнул свою жертву, перед тем как начать стрелять. Вроде сказал с упреком: «Генерал…» – а уже потом прогремела автоматная очередь.

Они как раз и обсуждали вдвоем все эти странности, когда Климову позвонил Павел Никифорович и с облегчением в голосе предложил подготовить все имеющиеся материалы по возбужденному делу для передачи в Генеральную прокуратуру.

– Тебе оттуда позвонят и скажут, когда и к кому конкретно доставить. Так что поторопись, экспертов подтолкни, чтоб не спали, ну ты и сам знаешь, что надо делать.

Знать-то они оба – и Климов, и Небылицын – знали, правда, облегчения не почувствовали, как любые другие настоящие профессионалы, у которых отбирают по неизвестным причинам работу, к которой они как бы отчасти уже прикипели. Именно поэтому, когда позвонил Турецкий – фамилия этого опытного следователя, сейчас исполняющего должность первого помощника генерального прокурора, была действительно известна Евгению – и сказал, что хочет попросить – и в этом тоже была своя «изюминка»: не приказал, не распорядился, а именно попросил, – короче говоря, оба почувствовали некоторое облегчение. И настроение резко улучшилось, когда Турецкий добавил, что хотел бы посоветоваться по этому делу и что для этой же цели он пригласил к себе генерала Грязнова, который тоже будет помогать дальнейшему расследованию. Так что ему, Турецкому, было бы важно, чтобы при беседе присутствовал и старший оперуполномоченный Владимир Афанасьевич Небылицын, который работал по горячим следам со свидетелями.

Несколько обескураженный таким поворотом дела, Климов спросил:

– Значит, дальнейшую работу вы будете проводить уже сами?

– Зачем же? Только вместе, коллега, только вместе. Я наслышан о ваших с Небылицыным способностях и не хочу разрушать толковую следственно-оперативную группу. Усилим маленько, если не будете возражать, своим присутствием – и только. И еще просьба, посмотрите, нет ли еще экспертиз у медиков, у криминалистов, у баллистиков. Я понимаю, что так быстро требую практически невозможного, но, может быть, они вас послушают и выдадут хотя бы предварительные заключения? Что-то ж у них уже наверняка есть? И последнее. Если не возражаете, я хотел бы вас с Небылицыным увидеть у себя, на Большой Дмитровке, в течение ближайшего часа. Грязнов уже едет. А в восемь у меня срочное дело. Но я вас с Вячеславом Ивановичем, видимо, оставлю, чтобы вы обменялись своими соображениями. Не возражаете?

Как было возражать после такого любезного приглашения?

Климов вспомнил, что он уже слышал о Турецком. И по всему выходило, что работать с ним можно только в полном контакте, то есть при взаимном понимании. Еще говорили, что он терпеть не может всякого рода ловчил и прохиндеев, что он не признает никаких дутых авторитетов и, когда сталкивается с таковыми, бывает остер на язык и довольно резок в выражениях. Но при этом обладает общительным и веселым нравом. Некоторые, словно заговорщики, добавляли, что красивым женщинам от него нет проходу и что по этой части он – великий ходок. Ну уж это скорее всего, сплетня, хотя Турецкий вроде и не стар, ему где-то немного за сорок пять, так что вполне может быть.

Сам, имея, по мнению коллег, вовсе «не вредный, компанейский характер», Евгений как-то сразу поверил, что они сработаются, сумеют быстро найти общий язык.

О Володе Небылицыне и говорить было нечего. Едва он услышал фамилию Грязнова, как с ходу заявил, что у этого человека, бывшего многолетнего начальника МУРа, он готов быть даже на побегушках и что теперь у них предстоит действительно большая и интересная работа. Ну а препятствия? Так в любую минуту можно будет сослаться на авторитет старших товарищей! И пусть только кто-то попробует им сказать «нет»!

К Турецкому, к которому теперь переадресовывались все телефонные звонки, так или иначе связанные с фактом убийства генерал-полковника Порубова, дозвонилась сестра тяжело раненной жены Виктора Анатольевича – Татьяна Андреевна Васильева, как она представилась..

Несмотря на плачущий, взволнованный и сбивчивый голос женщины, Александру Борисовичу без большого труда удалось выяснить, что ее звонок явился следствием поразительной оперативности телевизионщиков, успевших показать, начиная с первой утренней передачи, а затем повторив несколько раз на протяжении дня, репортаж с места происшествия – громкого и, по всей видимости, заказного убийства бывшего начальника Управления ФСБ по Москве и области. Говорилось в репортаже и о том, что была тяжело ранена молодая супруга генерала. Единственным человеком, о котором не было сказано почему-то ни слова, была маленькая дочка Порубова и Копыловой, оказывается, состоявших чуть ли не десять лет в гражданском браке. Все-то они знали, эти пронырливые тележурналисты! Все, да вот, видимо, не все. Именно судьба маленькой Насти больше всего сейчас волновала ее родную тетю.

Такой поворот темы немедленно заинтересовал Турецкого. Сидевший рядом с ним Климов тут же вмешался в разговор и подсказал, что искать девочку надо в детской комнате милиции, назвал адрес, по которому Настя находилась, и объяснил, почему получилось так, а не иначе. Все было логично, но Турецкий, узнав, сколько девочке лет, пожелал немедленно сам с нею повидаться. Пять лет – достаточно взрослый ребенок. В эти годы его собственная дочка Нинка выдавала иной раз такие наблюдения, что приходилось только диву даваться. А заодно следовало поговорить и с тетей Таней – вполне возможно, что она могла сообщить следствию что-нибудь важное.

Собираясь в Генеральную прокуратуру, следователь и сыщик несколько подзадержались, виной чему были объективные обстоятельства. Судебный медик Богатиков еще не составил акт эспертизы вскрытия трупа, точно так же, как и эксперты-баллистики, которые все еще готовили свое заключение по поводу гильз, изъятых с места происшествия, проверяли находки по картам пулегильзотеки, а ожидание требовало определенного времени. И к моменту телефонного звонка Татьяны Андреевны разговор не добрался и до середины, а время уже Турецкого поджимало. Но он решил, что для начала надо хотя бы встретиться и познакомиться с этой Татьяной Андреевной, а беседу по существу можно будет провести с ней и позже. Вот они и договорились с женщиной встретиться в детской комнате милиции, в Ясеневе. А оттуда было сравнительно недалеко и до Чертановской, куда Турецкий должен был ехать после этой встречи.

Но чтобы не прерывать важного разговора и не откладывать обсуждения вопроса на потом, Александр Борисович предложил Вячеславу Ивановичу, совместно с Климовым и Небылицыным, продолжить их беседу в его кабинете. Сам же собирался встретиться со Славой еще сегодня, но позже, где-нибудь в районе половины одиннадцатого. Затягивать свой разговор с Генрихом он тоже не собирался, но главное время у него все-таки забирала дорога – концы по Москве получались дальними, да с учетом вечерних пробок и того дольше.

С тем он и убыл – на неприметных, коричневого цвета оперативных «Жигулях» с форсированным, как он понимал, двигателем и оперативным номером, который менялся по мере необходимости. На этой машине Вячеслав Иванович приехал сам и оставил ее на стоянке в служебном дворе прокуратуры. Впрочем, Александр Борисович сильно сомневался, что может для кого-то представлять интерес – ведь решение о том, что он возглавит следственно-оперативную группу, было принято в буквальном смысле только что, сегодня, значит, и внимания к своей персоне в этой роли он еще ни с чьей стороны не заслужил, видимо, нечего и опасаться. Однако береженого, как известно, и Бог бережет, поэтому лучше обезопасить себя заранее.