– А ты, трэль, чего это не в ошейнике?! Забыл, куда попал? Так я исправлю, клянусь кишками Лунного Пса, – высокий голос словно ломался на каждой фразе, улыбка, самая дружелюбная, не покидала тонких губ. – Эй, Рёрик, мне заставить дверга работать?

– Подожди, Харальд, – широкими шагами ярл подошел, кладя свою руку поверх ладони высокого северянина, – это отдельный разговор. Пусть постоит в стороне коротышка, после объясню, а нужны если трэли, так в борг сбегай.

И Миха, непослушными губами успевший поблагодарить ярла, невольно проследил его небрежный машинальный жест. Взглянул и замер. Мимо худого воина, что носил меч и не носил украшений, мимо деревянной дороги, уходившей к берегу. И захотелось хлопнуть себя по лбу, проклиная, что сразу же в урагане впечатлений не заметил такого, а потом упасть на мокрые бревна, закрывая голову в суеверном и всеохватывающем ужасе.

Крепость стояла на берегу, железными башнями словно нависая над самой водой, вцепившись в пологий широкий холм казематами, стенами и ответвлениями сооружений. Совершенно неправильной геометрической формы, без единого намека на общую идею строительства, будто бы сложенная и сваренная несколькими бригадами рабочих в совершенно различные годы. Переплетения корней-построек, врывшихся в холм, затем единый ствол, сотканный из нескольких жмущихся друг к другу практически в упор башен, и ветвистая, нависающая над всем этим крона из башенок поменьше, мостков и уходящих в стороны переходов. Вся из железа, лишь фундамент основной цитадели каменный и грубый, серая, тускло посверкивающая на солнце и красующаяся следами ржи на огромных боках.

Складывалось ощущение, что возвели сначала саму цитадель – башню метров двадцати, а после – то в эту сторону, то в ту побежали от нее пристройки – казематы, склады, кузни. Словно корни причудливого неживого дерева расползлись по холму они, спускаясь к воде и причалу, обнося холм и кусок берега невысокой стеной, а кое-где и в несколько рядов. Потом крепость рванулась вверх и в стороны, обрастая новыми башенками. Маленькие и не очень, что повыше первой цитадельной, что пониже, словно лапа звериная в небо нацелились, хаосом постройки навевая страх. Похожая на огромный морской коралл, что кузнец видел в музее Убежища, крепость и холм высились над рекой метров на тридцать, увенчанные красно-черным стягом, узкими бойницами внимательно разглядывая подошедший к пирсу корабль.

Миха конечно в постройках толк понимал, видел форты Миссионеров, поверхностные надстройки Убежищ и берлоги отродьев, но подобное предстало его взору впервые. Такое чувство возникало при первом взгляде на борг северян, что не для уюта и жилья был выстроен тут этот металлический колосс, а исключительно для войны и устрашения. Причем давно и лишь надстраивался с течением лет. Причем опять же, хмыкнул подземник, людьми, в постройках не соображающих вовсе. Еще, подумал он, такое может напомнить космическую станцию прошлого. Но впечатляло… По самым скромным подсчетам, поселение могло смело вместить несколько сотен человек, причем тесно не было бы никому, а уж в обороне такое – лучше просто обойти стороной. То тут, то там башенки щетинились стволами мелкокалиберных пушек и пулеметов.

Над Волчьей Крепостью вились темные ниточки дымов, а наверху, на крышах башен, кузнец разглядел тарелку радара и несколько антенн.

И снова пришла чужая мысль, убежав, прежде чем он успел испугаться. Мой фьорд.

Раумсдальцы нагрузили контрабандистов самыми ценными вещами, остальные трофеи оставив прямо на пристани, и неторопливо двинулись к крепости, сами взяв из привезенного лишь совсем немногое. Например, Рёрик взвалил на плечо пузатую, как и он сам, початую десятилитровую бутыль самогона. Вернувшиеся из похода воины сразу же показались Михе расслабленными, словно стряхнувшими с себя напряжение долгих дней, какими-то вальяжными даже и медлительными. Особенно Хальвдан, который в одну минуту из подтянутого воина стал похож на недопитый бурдюк с пивом. Так возвращаются домой.

Три десятка шагов пирса привели их в тень крепости, навалившейся сверху черным пятном. Стоя на восточном берегу Оби, сейчас она спрятала всходившее солнце, бросив в лицо запах железа, сырости и неволи. Миха бросил взгляд по сторонам, где стены борга входили в воду, отгораживая немалый кусок пляжа с развешанными на нем для просушки рыболовными сетями. Сколько, интересно, глаз следит с башен за окрестностями? Потом дорога неожиданно уперлась в основание холма, прячась в прикрытый козырьком навес, и кузнец понял, что это речной вход в сам борг. Справа, где укрепленный деревом и металлом холм был вручную срезан и тонул в воде, высились двустворчатые ворота корабельного гаража. Скоро корабль разгрузят до конца, осмотрят, завесят брезентом оскалившуюся морду на носу, чтобы не пугала охраняющих дом духов, и бережно заведут в гаражи, давать ремонт и заправлять.

Шедший впереди молчаливый викинг, имени которого Миха еще не знал, остановился у массивных ворот в глубине под козырьком, что-то набрал на настенном пульте и приложил к индикатору висящую на шее вещь. Мигнули лампы, с шипением дверь разломилась и расползлась в стороны, демонстрируя кузнецу полуметровую толщину. Внутрь скользнул Рёрик, еще двое, затем втолкнули трэлей, кузнеца, прошли остальные, и Харальд, вошедший последним, закрыл толстые створки.

Оказавшись в невысоком металлическом коридоре, Миха сразу почувствовал себя увереннее. Как мореход определяет глубину и течение по вкусу и цвету воды, так и подземник, очутившись под землей, каким-то шестым чувством мог уловить это в любой миг. Коридор был широким, метров шесть, с заоваленным потолком и ровными жестяными стенами. Желтые светильники, через равные интервалы установленные по всему коридору, давали достаточно света, даже если бы кто-нибудь из них сейчас сел читать. Но читать, вероятно, никто не собирался. Подталкивая пленников по коридору, начавшему спуск в глубину холма, викинги не переставали шутить и улыбаться.

– А Орм что, на крючок оделся, когда рыбу ловил? – Харальд хохотнул, немедленно краснея, как делал после каждой шутки. Атли подхватил, приближаясь.

– Нет, это он в носу скрамасаксом поковырялся неудачно… Вот и плечо раскорябал.

Рёрик, Атли и Хальвдан немедленно рассмеялись, рождая глухое эхо, а Орм ответил, даже не изменившись в лице, негромко, как всегда говорил.

– Я, Атли, плечо проткнул, когда кровь за ярла проливал в битвах неравных и отчаянных, а ты, рожа, все по наложницам Рёриковым мотался, да ел вкусно, что теперь голова в шлем не пролезет…

Они прошли несколько своротов, лестниц, ведущих как вверх, так и вниз. В одном месте миновали лифтовые двери.

– Точно, – Харальд на всякий случай отодвинулся от Атли, отставая, – точно! Щеки у него еще сильнее отросли – вчера в шлемах бились, так он свой еле натянул!

Орм улыбнулся, незаметно морщась от боли, Атли возмущенно открыл рот, Харальд прыснул, а угрюмый викинг, шедший впереди, вдруг захохотал. Рёрик не дал Атли ответить.

– Это что ж такое, а?! Ты в вик уходишь, а он тут твоих теток щупает?! Ну, берегись, сын Асбьёрна, пересчитаю ребрышки! – и Рёрик медленно протянул к ускользающему Атли кулак.

– Что за п-п-оклёп?! – Атли, казалось, был возмущен до предела, задохнулся и от волнения начал заикаться, но улыбка так и раздвигала губы. – Что за наглые н-н-аговоры? Да чтобы я много ел и шастал на нижние этажи по н-наложницам?!

– Да! – едва ли не в один голос ответили северяне, и одновременно захохотали. А Атли еще некоторое время шел, возмущенно бурча себе под нос и с улыбкой поглядывая на улыбающегося Орма.

Миха не понимал. Они шутили, конечно, бросаясь фразами, что поострее ножей подчас будут, и это уже далеко не в первый раз – еще на борту корабля такое слышал. Говорили серьезно, подчас с угрозой или нахмурив брови, словно за меч сейчас ухватятся. И тут же хохотали над собственными глупостями, словно не рабовладельцы перед подземником были, а детишки малые… Миха слушал, пытаясь уловить, запомнить интонации и смысл, но не понимал.