Рёрик взял, заглянул внутрь и с довольной улыбкой достал на дневной свет черный футляр.

– На север и в горы! – выдохнул он. – Орм, ты глянь только!

Поставив ноутбук на борт машины, он открыл крышку.

– Это же из шахт! Вот так да! – он пощелкал по клавишам, краем глаза заметив отразившийся на лице Михи суеверный ужас. – Что, дверг, компьютера не видал никогда?

– Это… мое… – сумел выдохнуть Миша и Рёрик снова стал серьезен.

– Твое, говоришь? Откуда взял?

– Друг… принес. С юга.

– Ну, – протянул ярл, – тогда тебе точно с нами по пути, кузнец! Сейчас не напрягайся, потом расскажешь. Эй, Хальвдан, да выдерни ты наконец из коротышки этот прут!

Посмеялись, потом было очень больно, а позже, когда через пару минут Миха снова пришел в сознание, северяне вытаскивали из автомобильного мотора карбюратор. Трупы уже лежали в пустой машине.

– Хлёдвиг, – ярл передал ноутбук пятому, с глазами-щелочками убийцы, которые тот, казалось, никогда до конца не раскрывал, – как зеницу ока! – тот понятливо кивнул, убирая компьютер в просторную поясную суму. – Хельги, что там у нас?

– Ружье, самострел, неплохой кстати, гарпун и два арбалета, несколько десятков стрел, двадцать патронов к ружью и шесть к самострелу. Учебная граната, ножи, денег немного, жратва позорная, вода тоже, самогона вот бутыль…

– Эт хорошо! – довольно крякнул ярл.

– …бензина вышло литров двадцать, карбюратор, опять же, повезло найти. Ну и компьютер.

– Отлично! – подвел итог операции Рёрик. – Собираемся. Хельги, ты с трэлями вперед, Хальвдан замковый. Хлёди, поможешь мне с ранеными, мы в центре. Двинули, раумы.

Завязанная в спальные мешки, добыча была бережно и логично распределена между рабами, после чего Хельги, связав их за ошейники единой длинной цепочкой, увел контрабандистов вперед. Миху и Орма подняли, поддерживая за здоровые плечи и осторожно повели следом, в сторону реки. Задержавшийся ненадолго Хальвдан выплеснул на обглоданную багги плошку бензина, чиркнул спичкой, и в зареве начинающегося костра покинул мертвую деревню.

Потом пришел волк. И змей.

Светящаяся точка летала по идеальному кругу, все набирая скорость, догоняя собственный след и замыкая его в сверкающий круг. Разгоралась, наполняя границы круга четкостью, и начинала пульсировать, то удаляясь, то наплывая в упор. Потом круг начал колебаться, окружающая его тьма словно загустела, он навалился вперед и моргнул. Миха отшатнулся от огромного глаза, всматриваясь в вертикальный зрачок, в котором его собственное отражение в ужасе кривило лицо, и едва не упал, увязая в чем-то красном, тягучем и липком.

Глаз еще раз моргнул, зрачок расширился, полностью заполняя окружающий мир, и по его краям начали стремительно расти светящиеся белые клыки. Вот круг-глаз резко завалился на бок и появившаяся на месте зрачка пасть ринулась на подземника, проглатывая целиком. Хлопнули зубы, зеркальный раздвоенный язык оплел по рукам и ногам. Холод, скорость, ветер.

Миха открыл глаза, стоя на равнине. Темно-бурая земля, по которой ледяной ветер судорожно разбрасывал поземку седой крупы, да спотыкающиеся друг об друга в низком небе черные тучи. Далеко-далеко на горизонте небо и земля врезаются один в другого, перемешиваясь и сливаясь без грани. Ветер прыгнул, подобно хищнику, и Миха понял, что не в силах справиться. Упал, обдирая кожу грубых ладоней о железную землю, попробовал встать.

Потом равнина завертелась, заставляя тучи плясать в безумном хороводе, а голову кузнеца кружиться. Миха поднялся, неожиданно осознав, что совершенно гол, и невольно прикрылся, повинуясь человеческому инстинкту. Взвыл, отшатываясь сам от себя, и в диком ужасе закричал, поднимая к лицу правую руку. Точнее лапу, то ли медвежью, то ли волчью… Когти послушно сжимались в кулак, темно-серая шерсть шевелилась на ветру. Новый крик, беззвучный, словно на равнине совершенно отсутствовали звуки. Михаил повернулся, уже готовый бежать, и снова едва не упал.

За спиной, где еще секунду назад лежала мертвая промерзшая земля и более ничего, идолы. Четыре, может пять, страшные, крепкие, пристально разглядывающие подземника. По краям идолы поменьше – тотемы животных, старые костровища, зола, разметанная по земле и дорожки старой крови. Михаил попробовал вглядеться в лики деревянных исполинов, но неожиданно наступила темнота.

Шелест перьев был оглушительно громким, закружил, словно ураган и отпрыгнул. Крыло, невероятно большое, с целыми лесинами перьев, иссиня-черное. Ударило, уронив в пропасть, и рванулось прочь, поднимая в воздух гигантского ворона. Смерч завертел подземника, швырнул вверх, вслед за улетающей птицей, потом вниз, и через миг над головой оглушенного кузнеца сомкнулись ледяные волны.

Страх утопил моментально. Чужой для воды, враг ее с самого далекого рождения, взращенный под землей, он просто был парализован, отчетливо и ясно наблюдая за смыкающимися над головой прозрачными тяжелыми накатами волн. Тело уже умерло, а мозг из последних сил разглядывал запретную и завораживающую картину. Потом снова тьма, тень и проблески далекого солнца над волнами, над уходящей вдаль поверхностью. И снова тень, непрерывное кружение колец и переливы искаженных лучей на чешуйчатом боку. Вода подхватила, прижимая к вертящемуся в серпантине собственного тела зверю, и Миха в очередной раз умер от страха. Лопнуло сердце, отказывался работать мозг, пульс сорвался на безумно высокой ноте и больше не слушались руки. Он тонул, все плотнее и плотнее сжимаемый кольцами огромного, невероятно огромного змея, хозяина подводных просторов. Змеиный глаз, надвигающийся из мутной дали, холодный и до беспощадности мудрый. Круг вечности в зрачке твари.

Больше не спать.

– Я спрашиваю, ты вообще жив? – похоже, вопрос был задан не первый раз и Миха отчаянно напрягся, в прямом смысле выныривая из ледяных просторов сна. Воин с вечным прищуром сидел рядом на корточках, протягивая кузнецу бурдюк. Увидел, как просыпается дверг, кивнул. – Жив… А то как-то непохоже было даже. Ладно, дядька, глотни, а то рванешь в Хель раньше нужного.

Миха машинально забрал у Хлёдвига бурдюк и благодарно кивнул. Просто сон. Тяжело вздохнул, разжимая пересохшие губы, и отпил холодного несладкого чая. Отдал, слушая нарастающую в раненом плече боль. Сон окончательно отступил, отдав место реальности – низкому прохладному трюму, заставленному ящиками и мешками, плеску воды и мерному вою мотора. Кузнец хрустнул затекшей шеей и привстал, облокачиваясь на стену.

– Как рана?

– Нормально, – мужественно ответил Миха, о чем через минуту пожалел, но северянин уже удовлетворенно кивал и отходил в сторону, занятый другими делами.

Бред возвращался, спокойный и до безобразия настоящий. Может, лучше было и не просыпаться? Нет, Миха не боялся, просто не было еще времени. Происходящее с ним в течение последних полусуток не напугало – столь необычным и стремительным все это было для подземника кузнеца. Предательство контрабандистов, нелепая смерть Владимира, появление северян, этот корабль со странным именем… Не было страха, было непонимание, стремление догнать ускользающую от него ситуацию и как раз тот самый оттенок нереальности, позволяющий за секунды до смерти все еще разглядывать красивейшие глаза Светящегося. Миха сел на покрытой грязной соломой лежанке, разглядывая, как Хлёдвиг поит остальных пленных, в отличие от него, подземника, хорошо связанных.

Еще было ощущение чего-то важного, но, как и многое в жизни Михи, в данный момент убежавшего, чтобы явиться для понимания несколько позже. Чего-то такого необъяснимого, навалившегося, словно… первая любовь или первое убийство. Что-то, что навсегда изменяет жизнь, уже никогда не позволив тебе даже на секунду быть прежним. В данной ситуации для кузнеца это больше всего было похоже на очередное пробуждение ото сна во все еще продолжающемся сне. Он смотрел на странного воина со странным именем, странно говорящего и странно одетого, и понимал, что возможно более никогда уже не увидит родную кузню в далеком Убежище и милая девушка Люда может так и не дождаться его предложения к свадьбе.