После кивнул головой, и Володя с еще одним мужчиной, которого я не знала, подхватили визжащего от страха Перумова и утащили прочь из комнаты.

Олег повернулся ко мне. Я смотрела на него не в состоянии осмыслить сказанных им слов. Не могла поверить в то, что услышала.

Он подошел, осторожно задел разбитое лицо. Глянул на Николая, словно спрашивая разрешения. И после кивка того, не говоря ни слова, подхватил на руки и, велев остальным следовать за ним, вынес сначала из комнаты, потом и из дома на морозный воздух.

Я боялась даже пошевелиться в его руках: сильных и опасных. Олег посадил меня в машину, завернув в свою куртку.

А после быстро обернулся к Марку. Его лицо было суровым, но уже не таким наполненным яростью, как в тот момент, когда он разговаривал с Перумовым. Марк стоял бледный, почти потерянный, словно не до конца осознавал, что произошло. Я видела, как его руки слегка дрожали, и на его лице читался страх — не физический, а скорее внутренний, осознание последствий всего случившегося.

— «Австром» — теперь твоя компания, — сказал Олег, его голос оставался спокойным, но холодным, как сталь. — Делай с ней что хочешь. Но запомни, Покровский…

Олег сделал паузу, и воздух вокруг нас казалось, пропитался угрозой.

— Никогда, ни при каких обстоятельствах ты теперь не подойдёшь, не дотронешься и даже не посмотришь в сторону моей жены. Если хоть раз нарушишь это правило, — его голос стал ещё ниже, почти шепот, но от этого угроза казалась ещё страшнее, — я сначала выломаю тебе ноги, а потом в прах сотру твою компанию.

Марк медленно кивнул, не отводя глаз, понимая, что каждое слово Олега — это не просто предупреждение, а реальная опасность.

— Понял? — добавил Олег, его глаза вспыхнули. — Два слова при официальных встречах ты можешь сказать ей: «Здравствуйте» и «до свидания».

Марк сглотнул, пытаясь что-то сказать, но не смог. Он только кивнул, и это казалось его единственной возможной реакцией в тот момент.

Больше Олег не сказал ничего, сел рядом со мной и кивком головы велел Николаю трогаться с места.

Лежа на сидении, я чувствовала, как боль пронзает каждую клеточку тела, но страх перед тем, что может сделать Олег, был даже сильнее. Я видела его в моменте, когда тьма полностью овладела им, видела его ярость, его жажду мести. И теперь, зная, что я видела фотографии и документы, которые он столько времени скрывал, я боялась, что это знание может сломать нашу связь. Я не знала, как он отреагирует, когда реальность вернётся к нему.

Олег сидел рядом, его руки обнимали мои плечи, но напряжение между нами было почти осязаемым. Он не говорил ни слова, и это молчание казалось даже страшнее, чем любые его действия. Я боялась даже пошевелиться, опасаясь, что любое движение привлечёт его внимание, и мне придётся столкнуться с тем, что сейчас творилось в его голове.

Моя голова была наполнена тяжёлыми мыслями, но я не знала, как их выразить. Я смотрела на его профиль, на эту ледяную маску, и думала, остался ли там тот Олег, которого я знала.

Наконец, он пошевелился, повернул голову и посмотрел на меня в упор. Я сжалась в комочек.

— Лив, — его ладонь коснулась избитого лица, — Лив…

Олег тихо произнёс моё имя, и его голос, который обычно внушал уверенность, сейчас был едва слышен, как будто за ним скрывалась боль, которую он не хотел показывать. Его ладонь осторожно коснулась моего лица, пальцы почти неощутимо скользнули по моей коже, словно он боялся причинить ещё больше боли. Я сжалась, не зная, чего ожидать. Страх перед его реакцией и тем, что он может сказать, был сильнее физической боли.

— Лив, — повторил он, его голос дрожал, что я никогда раньше в нём не слышала. — Прости меня… за всё это.

Я пыталась что-то сказать, но слова не находились. Я просто смотрела на него, и в его глазах больше не было той тьмы, что я видела раньше. В них читалась глубокая усталость, боль и, возможно, даже страх. Страх за меня. Страх за то, что я видела его самым уязвимым.

— Я знаю, ты видела… — он замолчал, словно не мог закончить фразу. — Я не хотел, чтобы это случилось так. Чтобы ты узнала обо всём вот так.

— Это не важно, Олег…. — какой дежурной прозвучала эта фраза.

— Лив, я совершил ошибку…. Большую ошибку…

Он выглядел таким уязвимым, как будто его уверенность и сила полностью испарились, оставив передо мной человека, который страдал от собственной беспомощности.

Я наконец смогла найти слова.

— Олег, — прошептала я, чувствуя, как слёзы наворачиваются на глаза, — это не твоя вина. Твоё прошлое не определяет тебя. Ты… ты тот, кого я люблю, несмотря ни на что.

Он вскинул голову.

— Любишь? Ты только что сказала, что любишь?

Я кивнула, закусив губу, едва не плача от боли и физической и моральной.

— Лив…. — он обнял, прижал к себе.

— Олег… мне не важно, что было там… на фото….

— Лив! Прости меня, прости, — это был вой раненого хищника. — Не за фото, за другое….Я не заслуживаю этого… не после всего.

Его слова прорезали меня, как лезвие. Он был на грани, и его боль, его внутренний конфликт вырывались наружу.

— Я совершил столько ошибок…. Лив! Я не рассчитал одержимости Перумова, я не просчитал, что Андрей такой идиот и упустит тебя из виду….

— Олег, — я ничего не могла понять. Ожидала совершенно иного, а он просил прощения….

— Лив, счастье мое, радость моя, не мои это фотографии!

— Не твои…? — прошептала я.

Олег, всё ещё крепко обнимая меня, срывающимся голосом продолжал:

— Не мои…. Это была липа! Ловушка, в которую мы загоняли взбесившуюся тварь. Думали он хочет ударить по мне, а он бил по тебе!

Моё сердце сжалось от его слов.

— Не твои…? — прошептала я, мой голос дрожал, а внутри всё сжалось от неожиданности и облегчения одновременно.

Всё, через что я прошла за этот вечер, обрушилось на меня волной: ложь, страх, боль. И теперь эта правда. Всё это было не ради того, чтобы уничтожить Олега напрямую, а ради того, чтобы ударить по мне, зная, что это сломает его.

— Олег… — я почти не могла говорить, горло сжималось от напряжения. — Я… не знаю, что сказать.

Внезапно меня затрясло. Боль, шок, пережитый страх, холод…. Я поняла, что наконец-то падаю в забытье, как того и хотела.

— Лив…. Лив — голос Олега был полон паники, и я едва могла его слышать, но чувствовала, как его руки ещё крепче держат меня.

— Коля! Сделай что-нибудь! — выкрикнул он, и вскоре рядом оказался Николай, действуя с хладнокровием, которое всегда его отличало.

— Сделай что-нибудь, чёрт возьми! Она теряет сознание.

— Конечно. У нее ребра сломаны, и нос, и похоже рука…. — бубнил Николай под нос. — Это вам хоть все конечности переломай — вы только вздохнете. А она маленькая и хрупкая.

— Ей же больно! Дай ей снова той дряни.

— Нельзя, она же девочка, а не ты и не Вовка — два амбала. Это вы можете пол фляги выхлебать, а ей — нельзя. Сейчас….

Жгучая боль от укола в бедро на мгновение пронзила меня, заставив вздрогнуть, но затем медленно начала отступать, уступая место странному теплу, которое разливалось по всему телу. Я чувствовала, как это тепло притупляет боль, погружая меня в состояние, похожее на полузабытьё. Мир вокруг меня становился всё более далеким, приглушённым, как будто я была под водой, а голоса Олега и Николая звучали словно через плотную пелену.

— Она под действием, — сказал Николай спокойно, хотя его голос был тяжёлым. — Сейчас ей будет легче, но надо бы в больницу, — он набросил на меня еще и свою куртку, поверх куртки Олега. — Грей ее, не давай замерзнуть.

Олег не отпускал меня, его руки всё ещё крепко держали, как будто он боялся, что если он отпустит хоть на секунду, то потеряет меня. На лицо мне капнуло что-то горячее. На мгновение я не поняла, что это было, но затем до меня дошло: горячая капля на моём лице — это слеза Олега. Хотелось дотронуться до него, задеть глаза, но тьма приняла меня в свои мягкие руки.