В кабинете царил настоящий разгром. Похоже Олег разгромил половину бара и часть шкафов. Чудо, что сам не изрезался. Осторожно обойдя хаос, я проскользнула в комнату отдыха: не большую, но уютную. И главное — спокойную, с мягким диваном и зеркалом. Я быстро посмотрела на своё отражение — волосы растрёпаны, одежда помята, юбка разорвана до колена, на рубашке не хватает пуговок. Под глазами залегли тени от пережитых эмоций и естественно туши, которая оставила следы и на моих щеках.

— Здесь есть душ, рысенок, — Олег вошел незаметно, неслышно и обнял за плечи, прижал к себе. От тепла его рук мне стало так уютно и спокойно, что голова сразу стала тяжелой. Не так как в выходные, напротив, я почувствовала спокойствие и умиротворение. Я прижалась щекой к его груди, зевнула, чувствуя, как закрываются глаза. В последние часы было столько адреналина, что сейчас от усталости я просто падала на ходу.

— Душ, это круто, Олег, но у меня нет даже сменной одежды. Что-то входит у нас с тобой в привычку уничтожать мой гардероб.

Олег тихо рассмеялся, его грудь слегка вздрогнула под моей щекой. Он погладил меня по волосам, и его голос прозвучал мягко и чуть насмешливо:

— Да, похоже, у нас есть такая странная привычка. Но с этим можно что-то сделать. Только пожалуйся, не подумай ничего плохого и не ругайся.

С этими словами он чуть отстранил меня, усаживая на диван и открыл шкаф.

На плечиках помимо его костюмов, рубашек и брюк висели несколько платьев. А на полках, рядом с его вещами, соседствовали джинсы, мягкие брюки и футболки явно размером значительно меньше.

— Не поняла….

Олег, заметив моё удивление, слегка улыбнулся и развёл руками, словно пытаясь смягчить ситуацию.

— Лив, я знал, что однажды это будет нужно, — сказал он, стараясь говорить как можно спокойнее. — Ты часто задерживаешься здесь, на работе, и иногда ситуации… требуют смены одежды. Я просто решил быть готовым.

Я смотрела на вещи в шкафу, всё ещё пытаясь осмыслить, как он это предусмотрел. В его словах не было ни стеснения, ни оправданий, только уверенность и забота, но это только больше будоражило моё воображение.

— Ты что, собираешь мой гардероб у себя в кабинете? — спросила я, не сдерживая лёгкого удивления.

— Хочешь честно, Лив? — он сел рядом, усталый и измученный не меньше меня. — Можешь думать что угодно, но эти вещи…… они создавали иллюзию.

Его слова повисли в воздухе. Я почувствовала, как что-то сжалось внутри, когда он сказал это. Олег не смотрел на меня прямо, его взгляд был направлен в сторону, словно он сам не был готов к тому, что сказал.

— Иллюзию? — тихо переспросила я, пытаясь осознать, насколько глубоко это зашло для него.

Олег медленно кивнул, потирая ладонями лицо, будто сбрасывая накопившуюся усталость и напряжение.

— Да, Лив. Иллюзию того, что ты рядом, что ты — со мной. Даже когда ты не здесь, — продолжил он, его голос был хриплым и усталым, но искренним. — Это было странно, наверное, но мне нужно было хоть что-то, что напоминало бы мне о тебе. Эти вещи… они просто создавали это ощущение.

Я смотрела на него, и теперь уже не знала, что сказать. Слова, которые казались странными на первый взгляд, сейчас вдруг стали очень личными и болезненно честными.

— Знаешь, — я взяла его за руку и положила голову ему на плечо, закрывая глаза, — теперь я точно знаю, что нашим африканским тараканам в головах скучно друг с другом. не будет.

24

Я спала глубоко и без сновидений, лишь пару раз просыпаясь за ночь из-за беспокойства за Олега. Я боялась, что его снова могут накрыть кошмары, как это уже случалось в его доме. Но он спал спокойно, иногда тихо вздыхая во сне и крепче прижимая меня к себе.

Вечером мы вернулись домой не так уж поздно, но настолько уставшие, сытые друг другом и сонные, что хватило нас только на пару чашек чая. Олег, сдерживая любопытство, оглядывал мою квартиру, его взгляд задержался на фотографиях, развешанных на стене. Он ничего не говорил, просто внимательно рассматривал снимки, словно пытался лучше понять меня через эти детали.

— Это мои родители, — тихо пояснила я. — А это я и бабушка. Ее тоже звали Оливией.

Олег мягко посмотрел на меня и снова вернулся взглядом к фотографиям.

— Оливия, — повторил он тихо, как будто пробуя имя на вкус. — Значит, ты в честь неё названа.

Я кивнула, чувствуя, как воспоминания всплывают на поверхность.

— Она была очень сильной женщиной, из обрусевших немцев. Стойкая, всегда знала, что хочет от жизни, и никогда не боялась трудностей. Она прошла трудовой лагерь, но сохранила гордость и силу духа. Поговаривают, даже надзиратели побаивались ее взгляда, — сказала я, улыбнувшись уголками губ. — Думаю, я многому научилась у неё.

Олег внимательно слушал, не перебивая, его взгляд оставался сосредоточенным на фотографиях, но теперь я видела, что он пытается впитать каждое моё слово.

— Она была невероятной женщиной, — тихо произнёс он, не отрывая глаз от снимка. — Видимо, сила в твоей семье передаётся по наследству.

Я улыбнулась, чувствуя тепло воспоминаний о бабушке.

— Да, её внутренней стойкости можно было позавидовать, — продолжила я. — Она никогда не рассказывала о лагере, но её молчание говорило громче любых слов. Она просто жила, преодолевая все трудности, и это всегда восхищало меня. И учила меня никогда не склонять головы, ни перед кем.

— А мама и папа?

— Папа был ученым археологом. Из-за его работы в детстве мы много путешествовали. Я побывала на раскопках в Самарканде, в Тбилиси, в Астане, даже в Китае. Они с мамой и погибли, когда ехали ночью по пустыне в очередной экспедиции. Меня с ними не было, потому что я уже заканчивала школу, и они решили, что я присоединюсь к ним позже.

Олег крепко обнял меня и прижал к себе, но не прерывал. Ему была интересна моя жизнь до него.

— Я не знал, что ты столько видела в детстве, — тихо сказал он, продолжая внимательно слушать. — Это, наверное, сильно повлияло на тебя.

Я кивнула, чувствуя, как в груди поднимается тепло от воспоминаний, хотя они были горькими.

— Да, папа любил открывать новые миры. Он говорил, что археология — это не просто работа, а способ понять прошлое, чтобы лучше увидеть будущее. Путешествия с ним открыли мне глаза на многое, — я улыбнулась, хотя в голосе звучала горечь. — Но вот это будущее без них оказалось совсем не таким, как я думала.

Олег молча сжал мою руку, его взгляд был полон понимания и сочувствия. Он медленно выдохнул, словно пытаясь подобрать нужные слова, но вместо этого просто оставался рядом, давая мне возможность продолжить, если я захочу.

— Я тогда не думала, что всё может измениться так быстро, — продолжила я, чувствуя, как горечь воспоминаний смешивается с тихой грустью. — Папа всегда был уверен, что наше будущее светлое и наполнено приключениями, что мы всегда будем вместе. Но после их гибели всё это как будто исчезло. Если бы не бабушка и Марик….

Олег погладил по волосам и усмехнулся.

— Ох уж этот Марик, — его взгляд остановился на фото, где я и Марик стоим вместе в обнимку, прижимаясь щеками.

— Олег, надо ли тебе объяснять, что ревность к Марику — последнее, что ты можешь сделать?

Олег усмехнулся, но его глаза всё ещё оставались прикованными к фотографии.

— Да я понимаю, — сказал он, снова поглаживая меня по волосам. — Марик для тебя — друг. Но знаешь, иногда сложно держать ревность под контролем, даже когда понимаешь всё разумом.

— Ему всегда доставалось за его непохожесть на других людей…. Сколько раз я вытирала ему кровь из носа, залечивала синяки. Сколько раз убеждала, что он уникальный. Олег, он — лучший из людей, которых я знаю. Ты сказал, что он мне друг. Не просто друг — брат, которого у меня никогда не было. Олег, в 17 лет от него отказались родители и он пришел жить к нам с бабушкой. В комнату в коммуналке. Он готов был спать на коврике на кухне. Пахал как конь, помогая мне и бабушке.

Олег слушал меня, и его лицо постепенно теряло следы усмешки, становясь серьёзным и внимательным. Он медленно перевёл взгляд с фотографии на меня, и я видела, как его понимание углублялось с каждым моим словом.