Медленно приходя в себя, я оглядела комнату, пытаясь вспомнить, как здесь оказалась. Тихий свет фонаря за окном рассеивал мрак, а тишина дома казалась почти нереальной. Я лежала на широкой кровати, мягкое одеяло было укрыто вокруг меня. Чужой дом, чужие запахи, чужие звуки.

Села на кровати, ощущая противную слабость и ломоту в костях. Низ живота все еще ныл, напоминая, что все произошедшее сном не было. Но это ощущение было даже приятным. Протянула руку на тумбочку и посмотрела на часы на телефоне. Время показывало семь утра.

Я медленно опустила телефон на тумбочку и потянулась. В семь утра дом был всё ещё погружён в тишину, и это давало мне ощущение одиночества, которого я так остро нуждалась.

Вылезать из теплой кровати желания не было, однако естественные потребности брали свое. К тому же зудели глаза, достать линзы из которых ночью у меня не было сил и желания.

Я задержала взгляд на своем отражении в ванной, изучая синяки под глазами, за которые завтра Марик просто убьет меня, и припухшие губы, которые были как напоминание о прошлом вечере — о боли, страхе, а затем о той странной смеси страсти и сделок. В голове всё ещё не укладывалось, как быстро закрутились вокруг события.

По уму, мне сейчас нужно было быстро одеться и, пока Олег спит у себя, вызвать такси и уехать. Уехать подальше от этого человека, который открывал во мне такие глубинные вещи, о которых я и сама не догадывалась.

Тихий стон за дверями отвлек меня от размышлений. Я вздрогнула и прислушалась, стараясь понять, откуда исходит этот звук, не послышалось ли мне. Я замерла, прислушиваясь. Тихий стон повторился, доносился откуда-то из глубины дома, слишком реальный, чтобы его можно было списать на шумы или игру воображения. Внутри всё сжалось от тревоги. Кто это? Олег?

Ступая мягко, бесшумно, я открыла двери своей комнаты и вышла.

Стон раздался снова — уже более отчетливый, понятный, исходящий из комнаты напротив моей. Комнаты Олега. Рука сама собой потянулась к ручке, и я задержала дыхание, прислушиваясь снова. Стон стал громче, и в нём теперь явно слышались нотки боли.

Сердце стучало с такой силой, что мне казалось его звук разносится по всему дому. И все же, я решилась. Надавила на ручку, мечтая, чтоб дверь оказалось запертой изнутри. Но она легко подчинилась моим движениям и тихо открылась, приглашая меня зайти туда, куда никто не звал.

Когда дверь открылась, я сделала маленький шаг вперёд, словно вступала на запретную территорию. В комнате было темно, лишь тусклый свет из окна освещал фигуру Олега, свернувшегося на кровати. Он лежал на боку, его лицо было искажено болью, отчаянием и страхом, даже паническим ужасом, а каждый вдох сопровождался тихим стоном.

Внутри всё сжалось от странной смеси страха и сочувствия. Это был совсем не тот Олег, которого я знала. Вместо уверенного, контролирующего мужчины передо мной лежал кто-то, переживающий, возможно, отвратительный кошмар.

Я подошла ближе, леденея от одной мысли, что он сейчас откроет глаза и увидит меня. Но какая-то сила не позволяла мне уйти, заставляла подходить все ближе и ближе.

Он был весь мокрый, как после высокой температуры, промокла даже подушка под ним и часть простыни. Шрамы на груди и спине потемнели, отчетливо выделяясь на фоне светлой кожи. Он метался и стонал, не открывая глаз.

— Олег… — тихо прошептала я, надеясь, что мой голос сможет вырвать его из этого состояния.

Никакой реакции. Он продолжал метаться, сжимая простынь в кулаках, а его лицо оставалось искажённым страданием. Я на секунду заколебалась, но затем решительно наклонилась и осторожно коснулась его плеча. Обняла и крепко прижала к себе, чувствуя, как он сопротивляется моим объятиям. Как сильные руки, сжимаясь на моих плечах, оставляют синяки на тонкой коже. Но из объятий не выпускала.

Наконец, он начал затихать, продолжая тихонько всхлипывать во сне. Я прижала его мокрую голову к своему плечу, чувствуя как становится мокрой футболка, которую он дал мне для сна, то ли от его пота, то ли от слез.

Олег продолжал всхлипывать, прижимаясь ко мне, словно пытался укрыться от своих демонов. Этот сильный, уверенный в себе мужчина, казался сейчас таким ранимым и уязвимым, что я едва не разрыдалась вместе с ним. Я почувствовала, как его руки наконец ослабли, и он обмяк в моих объятиях. Тяжесть его тела теперь казалась мне не угрожающей, а нуждающейся в поддержке.

Дыхание его стало выравниваться, черты лица — стали спокойными и расслабленными. Он продолжал крепко спать, теперь уже обнимая меня.

Я сидела неподвижно, ощущая его тяжесть и обнимая в ответ. Олег, который всегда казался таким сильным и неуязвимым, был сейчас так беззащитен, что мне казалось, что я держу в руках не мужчину, а ребёнка, которого преследуют ночные кошмары. Его крепкие объятия были уже не столь агрессивными, а скорее полными отчаяния и какой-то тихой нужды во мне.

Я не могла объяснить, что сейчас происходило внутри меня. Этот человек, который казался таким жестоким, властным и контролирующим, сейчас показывал свою истинную уязвимость. И я поняла, что он, возможно, нуждался во мне больше, чем я могла себе представить.

Осторожно поцеловав Олега в мокрую макушку, я выскользнула из его объятий и поспешила к себе в комнату, понимая, насколько плохо ему будет, если он обнаружит меня у себя и поймет, что произошло.

В своей комнате снова скользнула под теплое одеяло, ощущая, что меня снова трясет, как осиновый лист, ощущая нарастающую ломоту в костях и головную боль, переходящую в мигрень и понимая, что эти несколько минут, проведенных с Олегом, привязали меня к нему гораздо сильнее, чем все остальное. Всё, что я видела в Олеге до этого — его сила, его властность — казалось сейчас блеклым по сравнению с той хрупкостью и уязвимостью, которую он только что показал.

Слабость усиливалась с каждой минутой, и я понимала, что если не заставлю себя еще немного отдохнуть, то просто не смогу подняться с кровати. Усталость, смешанная с эмоциональным потрясением, накатывала волнами, не оставляя места для сопротивления. Я сжалась в комочек под одеялом, позволяя телу расслабиться хотя бы на мгновение, надеясь, что сон принесет облегчение и немного прояснит мысли.

20

Разбудил меня телефонный звонок, трещавший прямо над ухом, словно звонившего пытали током. Еще не открыв глаза, мало соображая, что происходит, я потянулась к телефону, но наткнулась лишь на руку Олега, оказавшегося быстрее меня.

— Кто там? — сквозь сон спросила я.

— Тише, — ответил он, — спи. Еще рано, я отвечу.

Он забрал телефон, и я услышала, как выходя из комнаты он приглушенно рыкнул в трубку.

— Латыпов, ты совсем охренел? Ты б еще в семь утра позвонил!

Его слова прозвучали отрывисто, с лёгкой раздражённостью, но в голосе я уловила знакомую уверенность. В голове было туманно, мысли медленно скользили сквозь сознание, словно мне дали сильное успокоительное.

Костя… Латыпов… Наверное, он сейчас в шоке. Звонил мне — ответил Олег. Что ж, это не та ситуация, которая меня сейчас волнует. «Да и хрен с ним», — подумала я, снова погружаясь в мягкий полусон.

Мягкий утренний свет сочился через панорамные окна, тихо падал снег, тут же тая на стекле и оставляя после себя водяные разводы. Как странно, я то открывала глаза, то снова закрывала их. Одна мысль оторвать голову от подушек вызывала отвращение.

Я устала, смертельно устала. То, что произошло вчера вечером, ночью и сегодня утром — полностью иссушило мои силы. Мне не хотелось думать сейчас ни о чем: ни о работе, ни о вчерашнем, ни тем более об Олеге.

Я слышала, как он разговаривает в гостиной. Его голос был ровным, спокойным, он продолжал решать вопросы без остановки. Звонили оба телефона — и его, и мой, но это больше не касалось меня. Я продала свою душу дьяволу вчера вечером, и теперь, лежа в пустой комнате, расплачивалась за это полной опустошённостью.

Пустота в душе была ошеломляющей. Ничто не приносило ни радости, ни облегчения. Я лежала в этом холодном вакууме, где даже боль больше не чувствовалась. Только тишина и этот мягкий свет.