Снег все идет, укрывая, скрывая все это.

Бело-зеленые волны могучих лесов

вновь принимают холодные снежные стаи.

Лето без шуток. И холод почти невесом.

Снег прибывает. Цветенье под снегом не тает.

2002

Весенний бумеранг

Растаяли чувства как будто снега,

весна улыбнулась игриво.

И сразу идет к нам всевластно сама

любовь так легко, горделиво.

Оттаять земле лишь еще предстоит,

и долго в пруду лед не тает.

Так долго, как будто он гость из тайги,

как будто в снегах живет тайна.

Весна нас пленила весенним ручьем,

она нас влекла за собою.

Она нас спросила, но только о чем?

А ты заслонил мир собою.

Ты весь темперамент, ты создан из чувств,

и руки теплом полыхают.

И я от тебя задохнулась чуть-чуть,

а руки сплелись, словно халы.

Какой-то весенний в тебе бумеранг,

и чувство ко мне вдруг вернулось.

И сразу твой вырос немедленно ранг.

Зима превратилась лишь в нулик.

2002

Вербные псевдонимы

Вербные пушинки в солнечных снегах

гордо замерзают, прямо на глазах.

Обманулись. Рано расцвели они,

ведь тепло шальное – дереву магнит.

Часто привлекает в жизни красота,

быстро увядает, если жизнь ни та.

Сколько же красивых канули совсем,

ранние морщины, где желаний сейф.

Кажется – жизнь легкой, где шальной доход,

старость к ним приходит быстро как исход.

Вербные пушинки, снежные поля,

в снежных переливах спят все тополя.

Прячутся поэты под покровом букв,

несколько латинских капелек на дуб.

Пусть владеют словом – текста мастера,

но раскрыться милым не пришла пора.

Вербные пушинки раньше всей листвы

окунулись в воздух, в шепоты молвы.

Трудно им раскрыться, имечко назвать,

словно бы в пушинках им так мягче спать.

2002

***

Шикарные мужчины в телефильмах.

Прищур, размах, размеры. О, ля, ля!

Они в кино мозги и нервы фирмы,

они красивы, словно тополя!

Они мужья, любовники и парни,

и гордые фигуры за столом.

Они кричат и ходят, или в позах

ласкают, усмиряют жен излом.

2002

Лупа из пруда

Сиреневый каскад ступенчатой воды

я вижу каждый день вдали на побережье.

Сквозь лупу из пруда смотрю, а где там ты?

Но с каждым днем, поверь, тебя я вижу реже.

Где взять мне микроскоп, чтоб различить тебя

среди других людей на нашем побережье?

Сквозь облака потерь ищу тебя любя,

смотрю сквозь телескоп, слеза глаза мне режет.

Я в лупу из пруда просматриваю дно,

быть может, это там тебя я потеряла.

Не вижу ничего, лишь солнышко одно,

да лодку на песке, я в лодке и застряла.

Иду вокруг пруда, лежит он словно жук,

смотрю на небеса и местные просторы.

В бинокль ты смотрел, как в воду я вхожу,

но мы вдруг разошлись – житейские раздоры.

Теперь беру очки, смотрю на монитор.

Каскад, пруд за стеной, я их совсем не вижу.

Съем бублик, он как тор. Все. Камера. Мотор.

А где-то вдалеке Останкинская вышка.

29 августа 2002

***

Каскад великолепного фонтана

сползает очень медленно с горы.

Он бережет влюбленных многих тайны.

Он бережет их нежные миры,

Когда вокруг него мелькают листья,

когда зеленый соболь из цветов,

когда идем с тобой мы, – песне литься

под солнцем, иль прикрытием зонтов.

Когда меня интересуешь очень

ты у фонтана в блеске шумных струй,

когда ты прячешь чувственные очи,

когда уходишь, – просто сердца трюк.

Красивый вид, простор и рядом город.

Красивейший обзор домов, дорог.

Сквозь блески струй мне город больше дорог.

Фонтан сверкает, будто серпа рог.

Уют, уют прекрасного пейзажа,

вокруг снуют, играют, воду льют.

Но нам с тобой фонтан не меньше важен,

он в нашем сердце праздничный уют.

2002

Древность сквозь смог

На берегу, покрытым смогом,

я вижу древности черты.

Вот частокол, который смог бы

огородить от горя рты.

А там повыше колокольня,

домов, размытые следы.

Их можно обойти невольно,

а вот лежат холсты, холсты.

Их отбелили просто солнцем,

но юбки женщин все мокры,

они мочили их у донца,

и вот в руках у них багры.

Мужчины, сети, дети, бредни,

на них холстина, вид рубах.

И лапти среди них не редки,

вот кто-то в колокол вдруг: Бах.

Собака бродит в подворотне,

и на завалинках платки.

Но барышень платки не портят,

вот сапоги еще редки.

2002

В вишневом шелке

В вишневом шелке играет солнце,

с бокалом в искрах ты жизни рад.

В томатном соке немного соли.

Кишмиш лучистый – блеск виноград.

Рука несмело ласкает шею

и отпускает совсем легко.

Глаза смеются, уста немеют,

и все сверкает вокруг него.

И мощно плечи едва кружатся,

рука находит их дальний край.

Томление лечит, тела прижаты.

Любовь и коды, касания – рай.

Ты заблудился в вишневом шелке

и окунулся во тьму ночей.

В душе гордился рассветом желтым,

что был любимый, что был он чей.

Вода струится по мышцам тела,

сверкает волос, прекрасный шелк.

И все проходит, и все забылось,

закрыты двери. А ты ушел.

И шелк вишневый лежит несмело,

шелк сделал дело, шелк не причем.

И виноград лучистый спелый

лежит без блеска. Стих не о чем.

2002

***

Туфли, медленно бледнея,

робко подошли к дверям.

В туфлях девушка не фея,

что сегодня ей терять?

Вот рукою приоткрыла

дверь в заветное крыло.

Вырастали счастья крылья.

Двое в комнате, и лоб

должен думать о заданье.

Курсовой проект… Что там?

Из заданья вдруг свиданье

получилось, и ногам

предстояло развернуться,

сбросить туфли невзначай.

Он обнял. Он повернулся.

На столе забытый чай.

Вот и все. Они забылись

в очень нежной тишине,

среди радости и быта,

и летали, как во сне.

Где заданье? Где проблемы?

Все забыто. Кто они?

На столе у чая схемы…

Но они? Они одни.

Были туфли, некий полдень,

брючный, красочный костюм.

Вседозволенность? Нет, полно…

Просто страсти первых дюн.

2002