Ей это нужно было: перейти грань. Чуть подтолкнуть события и наслаждаться последствиями. В этот раз – приятными.

Крис чуть отстранился, поправил презерватив. Член хлюпнул в естественной смазке Дрейк. Ее возбуждала потеря контроля. В Анну проник еще один палец парня, не переставал рваным ритмом выбивать стоны из губ девочки. Пахло медом и похотью.

Татум вскрикнула, застонала, выругалась матом, поцарапала ногтями бедра бедной Анны, что лежала под ней, когда Крис рыкнул и вошел резко, выколачивая из Татум весь дух.

Внизу живота защекотал раскаленный нерв, дыхание сбилось – Крис хотел полностью отдаться моменту, поэтому интенсивнее прокручивал, вдалбливал пальцы в Анну. Через несколько минут девчонка под ними обоими затряслась в оргазме и сонно отключилась. Алкоголь плюс секс – равно тотальное расслабление.

Тат выматерилась не то от боли, не то от удовольствия, когда Вертинский, не переставая грубо входить в нее, потянул Дрейк за волосы и прижал к своему торсу, покусывая плечи, оставляя засосы, растворяясь в ней. Тат держалась за его руку, сдавливающую ее горло, рвано дышала. Пресс парня с шлепками бился о ягодицы девчонки, чувство наполненности разрывало внутри, из глаз лились слезы и сыпались искры.

Тат отстранилась от Криса, кивнула ему на кровать. На негнущихся ногах стянула с щиколоток джинсы, оседлала парня, устроившегося у изголовья кровати рядом со спящей Анной.

Дрейк уперлась рукой в стену над его головой, смотрела в глаза. Игра в захват власти была неуместна, но она была. Татум любила терять контроль. Когда теряла – наслаждалась каждой секундой и клеткой тела, но безумно боялась этого. Не могла предсказать, что произойдет дальше. В последний раз все закончилось плохо. Поэтому в захват власти она играла сама с собой.

Второй рукой взяла Криса за запястье, не прерывая зрительного контакта: смотрела на него темным взглядом, ладонью парня вела по своим груди и животу. Крис остановился, подался ближе, языком задел сосок Дрейк. Она отпустила его руку, на ощупь взяла в ладонь член, потерлась влажными складками о головку, взглядом опускаясь с парнем в ад.

Безумие в ее зрачках плескалось черной нефтью, дышала Татум огнем. Она облизала пересохшие губы и в момент, когда хотела насадиться на него, прикрыла в забытьи веки. Крис поймал ее за подбородок двумя пальцами. Выдохнул ей в губы.

– Смотри на меня.

Контроль потерялся на восьмом кругу преисподней. Татум распахнула глаза, плавно опустилась на член парня, вдохнула его углекислый газ. Этого ей не хватало. Забыть о завтрашнем дне, о совести, об ошибках и не думать ни о чем. Просто быть. Здесь и сейчас.

Они смотрели друг другу в глаза, пропадали в обоюдной похоти. Ему нравилось, как она реагирует на его прикосновения: не думает о покупках и планах на завтра – впитывает его поцелуи и движения, будто важнее в жизни ничего нет.

Дрейк укусила его за губу и оставила свои следы; его шея была такой сладкой, от него пахло мускусом и корицей – это сносило ей крышу. Дрейк любила корицу.

Крису нравилось, что девушка – не приверженец нежностей и ласковых поцелуев; ему определенно нравилось все происходящее. Адреналин кипел в венах, Вертинскому казалось, такого он не испытывал давно: как бы это поточнее назвать?

Страсть.

Это, несомненно, была именно страсть – оголенная, такая, что после этого можно умереть без сожалений. Девушки так или иначе требовали от него нежности.

Гнев – вот что текло по его венам вместе с кровью. Его он вымещал на парней Якудз и сумасшедших вечеринках. А девчонки хотели от него нежности, аж смешно. Татум окажется такой же, он уверен. Только сейчас этого не было: она скакала на нем, а трахалась будто сама с собой – ее больше заводила сама атмосфера момента, а парень был так, рядом.

Крис разозлился от своих мыслей – резко поменял положение, подмял Дрейк под себя, пристально посмотрел ей в глаза: она словно тащилась сама от себя; ее заводило то, что она трахает его, а не как-то иначе.

Это возбуждало. Такого откровенного эгоизма он до сих пор не встречал.

Вертинский впился в ее шею, от переизбытка эмоций укусил. Тат протяжно застонала, вцепилась в его спину ногтями, поцеловала. Целовала так, будто это последний раз, будто от этого зависит ее жизнь, будущее.

У обоих на языке появился соленый привкус ее крови: Крис явно перестарался, но плевать. Он навис над ней, готовясь вытрахать всю душу из девчонки. Чтобы она стонала из-за него. Чтобы смотрела и видела его, а не свое отражение в его глазах. Чтобы именно он занимал все ее мысли.

Но Тат уперлась ногой ему в плечо, остановила. Широко улыбнулась, тяжело дыша, оттолкнула его ниже, к ногам. Крис удивленно вскинул бровь.

– Только не говори, что тебе слабо́ поработать языком где-то, кроме моего рта. – Тат иронично усмехнулась.

Казалось, Дрейк все же впечатлило увиденное три недели назад: девушка на его лице на той вечеринке не симулировала.

«Она захлебнется в собственных стонах», – ухмыльнулся Вертинский, опускаясь между ее ног.

Провел языком по внутренней стороне бедра, сжал руками ягодицы, оставил невесомые поцелуи на коленях. Тат заинтересованно за ним наблюдала: такой яркий, полный власти над ней, уверенный в себе дьявол-искуситель.

Вертинский легко поцеловал низ живота, провел языком по складкам, впитывая ее стоны. Знал, где именно облизывать, посасывать, выделывать черт знает что, и Дрейк это нравилось.

Она хрипела, хныкала, хватала его за волосы. Тат задохнулась и сжалась, когда язык парня скользнул в нее. Крис останавливаться не собирался: рисовал языком узоры (весь чертов алфавит), надавливал на чувствительные точки – Тат была оголенным нервом.

Из глотки вырывался протяжный грудной полустон; Дрейк взвыла от прицельных движений языком в очаге возбуждения, дернулась, захлебываясь в стонах – как он и обещал. Задрожала, завибрировала, сжимая голову парня бедрами. Он знал, что делал. Ей хотелось дарить удовольствие: она дрожала от каждого его прикосновения, впитывала каждое движение как губка, поддаваясь только ему. Здесь он был царем горы.

Дрейк отпихнула парня ногой, несколько секунд глубоко дышала, успокаивая скрутившие судорогой ноги. По телу глубокой волной прокатилось удовольствие. Кончики пальцев онемели, в голове была вата.

Она подняла на Криса пьяный восторгом взгляд, притянула его за волосы к себе, поцеловала, слизывая с губ парня собственную влагу. Это было так грязно – ощущать собственный вкус на чужих губах. Ей казалось, она взорвется от переизбытка эмоций. Дрейк перевернула парня на спину – ширина кровати позволяла так кувыркаться, – с краю все еще посапывала удовлетворенная Анна.

Тат мокро поцеловала его в шею, плечи, грудь, прошлась пальцами по прессу и рвано выдохнула. Торсу и животу Вертинского она уделила особое внимание – уж очень они пришлись ей по вкусу. Дрейк спустилась ниже, обхватила ладошкой член. Подняла на парня пышущий жаром взгляд. Его бицепсы и пресс напряглись, Крис задержал дыхание.

Кончиком языка она облизнула головку. Закусив губу, прошлась языком по всей длине, причмокнула. Смочив рот слюной, постаралась поглотить как можно глубже, не используя зубы. Вертинский захрипел. Либо тысяча лет практики, либо талант. Либо ему нравилось, что делает это именно она. Та, кто себя обожает больше всего на свете даже под ним в постели.

Татум вошла во вкус, ритмизировала движения, иногда останавливаясь для передышки. Помогала себе рукой, второй царапая пресс Криса. Не забывала удерживать зрительный контакт – так интереснее.

Татум утробно хохотнула, когда Крис подмял ее под себя и прошелся пальцами вдоль ребер, задев сосок. Надавил на горло. Ее умений не хватало, чтобы довести его до сладкой судороги, он и не хотел кончить ей в рот. Хотел видеть ее глаза. Владеть ей.

Он навис над девчонкой, сильнее нужного сжимая ее горло ладонью. Вошел до основания, до выгнутой поясницы и всхлипа на полных губах. Раскрасневшаяся, улыбающаяся Тат – зрелище умиляющее и возбуждающее одновременно. Как она реагировала на его движения – страстно и живо, будто она вся – сплошная эрогенная зона.